Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1972 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №05 за 1972 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

— Старается, — как-то очень по-доброму выговорила Ирина, невеста Василия, еще издали наблюдавшая за его работой. Вася, выбежав из дома и накладывая вату в тару, почувствовал ее взгляд, обернулся, смутился, и движения его стали небыстрыми, неловкими.

Большой, с крепким торсом, не обделенный природой, Василий был на редкость стеснительным человеком. Однажды подружки Ирины решили разыграть Васю и выкрасили ему волосы и бороду хной, сказав, что это для гигиены. Василий уснул с обвязанной головой, а проснулся совершенно рыжим. Когда с ним говорят даже незнакомые люди, ему кажется, будто все знают, что он на самом деле блондин. Василий краснеет, у него пропадает дар речи.

— Идите, ребята, — дружелюбно сказал паренек у костра. — Мы закончим сами...

Сегодня субботний день, и Василий с Ириной обещали побродить со мной, показать «Сопку встреч».

Мы прошли заасфальтированную часть дороги мимо «пятачка», нескольких домов, и за углом последнего дома я увидел со спины знакомую фигуру в джинсах. Парень держал за руку девушку, и оба, прислонившись к стене, тихо смотрели друг на друга.

— Это Серега, — сказал Василий, и у него получилось чуть громче, чем следовало, и Сергей, услышав, выпустил руку девушки. Ирина мгновенно оценила ситуацию и громко, чтобы Сергей услышал, твердо сказала:

— Нет, это не он... — А когда мы отошли, она подмигнула: — Осваивается парень...

Дорога сворачивала вправо от «Сопки встреч», похожей на спину окаменевшего кита, лежащего хвостом к бухте. «Сопкой встреч» ее назвали ребята. Это было место свиданий и отдыха. Под ногами пружинит сухая трава, все выше и выше идем мимо редких деревьев и кустарников. Дикий виноград вьется и стелется по земле на редких полянах и тянется к солнцу. Кажется, что холодные ветры пришли неожиданно, вдруг, и стебель остановился в своем росте, замер, и я вижу этот миг. Еще немного вверх, и начался дубняк. Не рослый, с крутыми, в два обхвата, стволами, как в средней полосе, а с причудливо изогнутыми ветвями, похожими на корни. На одной ветке я увидел пакет из-под молока. Одна сторона пакета срезана. На дне замерзшая крупа. Заледеневший, он покачивается на ветру и, ударяясь, издает деревянный звук. Только сейчас я сообразил, что кто-то повесил его для птиц. Мне подумалось, что тот, кто повесил эту кормушку, возможно, приоткрыл себя с неожиданной для приятелей стороны. Все эти ребята начинают самостоятельную жизнь и вот так, постепенно, открывают себя в мелочах — познают жизнь, себя в ней и друг друга.

— Э-э-эй! — услышал я голос Ирины. — Спускаемся вни-и-и-з.

Мы разбрелись по лесу, и я пошел вниз на голос. Неожиданно в нескольких шагах от себя увидел косулю. Серая с белыми пятнами, она настороженно подняла голову и застыла. Замер и я, боясь пошевелиться. Я слышу учащенное дыхание косули и, кажется, ее пульс: сотня ударов в минуту. В глазах животного страх, страх перед человеком. Привыкшая к своим тропам, она нежданно-негаданно, повинуясь любопытству, пришла на звуки отбойных молотков, пулеметную очередь бурмашины.

Когда-то этот склон спускался к самой воде, но теперь внизу лежала дорога. Извилистой лентой она огибала всю бухту, выныривала у сопки, исчезала за поворотом и вновь появлялась у дальних сопок. Высота как бы собирает в фокус всю бухту, и она, освещенная солнцем, видна со всеми строениями: на воде черный силуэт временного пирса, маленькие суденышки и словно притопленное, с глубокой осадкой «Приморье», намечающиеся контуры первого причала и где-то в голубоватой дымчатой дали мысы Петровского и Каменского — вход в бухту Врангеля. С каждым днем берега наращиваются, а сопки отступают.

Как грустно замечают ребята о «Сопке встреч», она тоже «подлежит сносу».

— Э-э-эй...

В ушах только шорох сухой травы, и на месте, где стояла косуля, легкое дрожание ольховой ветки.

В том, что природа отступает, уходит вглубь, есть что-то закономерное, хотя и грустное. Но хочется думать, что рядом с островами, созданными руками человека, всегда найдется место для островов природы, как самого совершенного и прекрасного, без чего нет жизни на земле.

— Мы зде-е-есь...

Я выхожу на дорогу, и втроем мы идем вдоль улицы будущего большого порта.

Лоция Японского моря

Приходя по вечерам в свою каюту, я листал лоцию Японского моря, подаренную мне моряками. Это книга в красном переплете с золоченым тиснением. В самом начале лоции есть «Обращение к мореплавателям», в котором гидрографическая служба флота просит для поддержания лоций и карт на современном уровне сообщать «о случаях расхождения карт, лоций и других руководств для плавания с местностью...». В этой книге четким морским языком написано все, что нужно знать капитанам о заливах, проливах, бухтах, очертании берегов и т. д. Но самое любопытное в лоции — это поправки. Узкие полоски бумаги, приклеенные у корешка, на которых напечатаны происшедшие изменения; например, на странице, где коротко написано о соседнем с бухтой Врангеля рыбацком поселке Козьмина, вклеена поправка: «У берегов вершины бухты Козьмина сооружен небольшой пирс с глубиной у его оконечности 3,5 метра». И чем чаще я перелистывал страницы лоции, тем дольше останавливался на описании бухты Врангеля. «Бухта Врангеля вдается в восточный берег залива Америка между мысом Каменского и находящимся в восьми кабельтовых от него мысом Петровского. Северный и северо-восточный берега бухты возвышенные. К восточному берегу подходит покрытая травой обширная низменная долина, по которой протекают впадающие в бухту речки Хмыловка, или Тахангоу, и Глинка. Южный берег бухты образован пологими, а юго-западный более крутыми склонами прибрежных гор. Склоны гор покрыты кустарником и лесом». Вот и все. Но капитаны уже видят временный пирс и первую причальную стену! Знают и видят, как почти ежедневно меняются очертания берегов и глубина в бухте. На берегу виднеются строения и дорога, бегущая между сопок и огибающая почти всю бухту. Но пока поправок в лоции нет. И это понятно, иначе пришлось бы вносить эти поправки ежедневно. Сейчас в бухте Врангеля время больших перемен, и, пожалуй, лишь через несколько лет, когда бухта откроет свои ворота всем кораблям — большим и малым, в лоции появится поправка. Она будет выглядеть приблизительно так: «В бухте расположен самый глубоководный и самый крупный порт в СССР. В бухту могут входить суда водоизмещением более ста тысяч тонн. 69 причалов оборудованы самыми совершенными механизмами, автоматикой. Глубины у причалов 16 метров. Длина причального фронта 12 километров. Вдоль причалов проложены железнодорожные пути, связанные с железнодорожной сетью страны. Порт Врангеля открыт для захода иностранных судов и имеет регулярное сообщение с портами всего мира...»

Может быть, характеристики будут даны более емко и точно, а информация будет подробнее, но одно бесспорно: в лоцию Японского моря, в раздел бухты Врангеля, будет внесена одна БОЛЬШАЯ ПОПРАВКА.

Надир Сафиев, наш спец. корр.

Владивосток — Находка — бухта Врангеля

Люди каменистой пустыни

Долгий путь за водой

Острые камни, раскаленный песок и торчащие из него длинные и зловредные колючки акаций — все ополчилось против шин нашей машины. Через каждые три-четыре километра раздается треск: вновь лопнула камера. Приходится останавливаться, борясь с раскаленным песком, поднимать машину, снимать, латать, чинить резину.

За день в среднем делаем тридцать-сорок километров и двадцать-тридцать пять заплаток. Вода на исходе, а надежд встретить источник никаких. У изредка попадающихся нам кочевников воды тоже нет. Совсем нет. Когда кочевникам становится невмоготу, они перерезают вены старому верблюду и наполняют бурдюки его кровью. Меня на такое питье не тянет.

Мы едем «домой», в Кению, из Данакильской пустыни. Там, на раскаленном базальтовом плато, искала новой «встречи с дьяволом» экспедиция знаменитого вулканолога Гаруна Тазиева, и редакция поручила мне сделать материал о ее работе.

Трудно определить, где мы теперь находимся. Корпунктовский шофер Питер Очиенг, несколько раз пытавшийся выяснить это небезынтересное для нас обстоятельство у кочевников, гнавших по пустыне стада изможденных верблюдов, всякий раз, обернувшись ко мне, отрицательно качал головой. Кочевники называли не существующие на карте стойбища или исторические провинции, часть которых теперь в Кении, а другая в Эфиопии. Интересно, в какой стране теперь мы находимся?

— Ну и люди, — изумлялся Питер. — Не знают, как называется их страна. Не знают своего президента. Никого не знают, кроме аллаха...

Питер — настоящий клад для меня. Сам он из племени луо, с побережья озера Виктория. Но долго жил в Найроби, восемнадцать лет проработал в одной из компаний, организующих сафари, и выучил, помимо своего родного дхлуо, еще семь местных языков, а также немножко русский — в последние годы он часто работал с нашими журналистами и географами. Кроме того, он знает назубок все городки, все парки и заповедники Кении. И его повсюду знают. Но здесь, в пустынях вдоль эфиопско-кенийской границы, он не бывал.