Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1975 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №02 за 1975 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

— Из другой деревни, — сказал я, принимая его игру.

Он, конечно, знал, кто я и откуда, — еще с утра Замежную облетел слух о приезде «скусствоведа», который ложками интересуется, — но изменить своей натуре не мог. Такой уж он человек, Савелий Ипатович!

— Из какой же из другой? — лукаво прищурился старик, отодвигая стакан. Видно, ответ мой его заинтриговал. — Из Боровской, Скитской аль с Загривочной? А можа, с самой Усть-Цильмы?

— Из Москвы.

— Ишь, бедовый какой! — Ипатыч хлопнул меня по плечу и рассмеялся. — А у нас ведь не хуже, согласен? Только вот дома пониже, да асфальт пожиже... Документы имеешь?

Я протянул ему удостоверение, и старик долго и придирчиво крутил его на свету, сверяя верность фото и оригинала.

Не скрывая разочарования, сказал:

— А я думал из фонда ты, от советских художников. Думал, поможешь мне, старику, пенсию художественную сполучить. Имею полное право.

Он достал с полки мятую, захватанную руками бумажку, разгладил ее блюдцем и, придав голосу торжественность, зачитал: «Проектно-конструкторское бюро Министерства местной промышленности Коми АССР в лице начальника тов. Куклина Александра Петровича, с одной стороны, и мастера по производству деревянных ложек тов. Мяндина Савелия Ипатовича, с другой стороны, заключили настоящий договор: Мяндин С. И. выполняет для ПКБ, с росписью согласно образца, покрытый тремя слоями лака 4С в количестве 70 (семидесяти) штук изделий художественный заказ...»

Ипатыч перевел дух, выдержал паузу, как бы проверяя впечатление, какое произвел на меня договор, и добавил:

— В прежно-то время как бывало? Прибежит соседка и Давай шуметь: «Савелка, а Савелка, наделай ложек, моим мужикам исти нечем!» Я и делаю, коли время есть. Ложки разные, черпаки да половники. Как не сделать-то, ковды люди хорошие просят! — Он поднял палец. — А ноне нет. Ноне тебя типографским бланком с печатными буквами охаживают. Ложку-то, слышь, художественным заказом кличут, а тебя самого автором. И не Савелкой, как прежне, — упаси бог! — Савелием Ипатычем. Уважение старику!

Он вытащил из ящика стола толстую пачку писем, развязал голубую тесьму, и на меня посыпались конверты с видами городов: Ленинград, Свердловск, Пятигорск, Херсон, Москва, Ворошиловград, Архангельск, Тула. Почерки были разные, а просьбы одинаковые: пришлите, дорогой Савелий Ипатович, ваши замечательные изделия, век будем благодарны... А началось все с маленькой заметки в одной из центральных газет, сообщавшей, что живет в далекой северной деревне Замежной искусный резчик Мяндин, ложки да черпаки выделывает, а расписывает их обычными школьными красками, обычным ученическим пером. И такие пышные узоры цветут на этих ложках, говорилось в заметке, будто сошли они со старинной басмы на иконе строгановского письма...

Был Ипатыч безвестным кустарем, а проснулся всесоюзной знаменитостью: от заказов отбою не стало. Пишут ему и частные лица, и целые организации, а он посылками отвечает. А в посылках лежат ложки, одна другой наряднее: розовые, багрово-закатные, желтые, с завитками черных, красных и зеленых узоров, со сказочным полудеревом-полуцветком.

На многих конвертах стоял штамп Певека.

— Это Чукотка меня благодарит, — с гордостью пояснил ложкарь. — Полежаева Нина Васильевна с семьей. Пишет: ковды мои робята исти за стол садятся — тебя вспоминают, Ипатыч... Да что там Чукотка! Сама Америка с моих ложек кушает...

Что касается Америки, тут Ипатыч, видимо, преувеличил. Может, для красного словца, а может, поверил байке какого-нибудь заезжего доброхота, перепутавшего хохломские изделия, которые идут за границу, с замеженскими, мяндинскими. Но, как бы там ни было, красота вещей его от этого не страдает. Напротив. Там фабрика, план, графики и неизбежная при поточном методе спешка. А тут деревенская, в зеленых заплатах мха изба, березовый дух в избе, заваленная свежими чурбачками-заготовками скамья, на которой восседает дюжий пенсионер с бородой, один-единственный на Печоре мастер-ложкарь. У него хватает времени и чтоб в лес сходить, выбрать подходящую фактуру, и чтоб вырезать, оскоблить ложку, и чтоб вывести на ней затейливый, «душеугодный» узор. («Захочу — работаю, а не захочу — дак и неволить некому».)

Как утверждал писатель Юрий Арбат, побывавший в Замежной лет десять назад, этот узор взят со средневековых русских заставок и буквиц, которые встречаются в старинных рукописных книгах. Красно-зелено-черные кресты, прямоугольники, ромбы, петельки, завитки, точки — символы древнего декоративного культа. В наше время многие из этих символов расшифрованы. Крест и расположенные вокруг него фигуры ромба и овала, о смысловом значении которых долго спорили ученые многих стран, — знаки птиц, их птенцов, яиц и гнезд. Это знаки добра, счастья и благополучия, символы весеннего пробуждения.

Конечно, узор на замеженской ложке нельзя сводить только к древнему пласту. Народное искусство постоянно обогащалось новыми мотивами и изображениями; новые времена создавали иные символы. В первоначальный орнамент вплетался и окружающий пейзаж, и повседневная жизнь, наблюдаемая мастерами. И такими пестрыми получались у них ложки, что в красках плавился узор, и оттого нужно смотреть на них как на картину, издалека, прищурив глаза. От чистоты и свежести красок захватывает дух. Не случайно, наверное, для оттенков красного цвета в Древней Руси придумали названия: .червчатый, багровый, гвоздичный, малиновый, рудо-желтый, кармазинный, брусничный, смородиновый, маковый, жаркий; для желтого — песочный, шафранный, соломенный, лимонный и т. д.

Я спросил у Ипатыча, почему ложка светится, когда поднесёшь ее к огню. Такое впечатление, что она отлита из воска.

— Видимо, особую краску применяете?

— В олифе все дело, — веско пояснил мастер. — В олифе да в березовом соку, что внутри дерева живет. Вот тебе и прозрачность!.. А олифа в прежно время — ой какая была! Из конопляного семени ее получали, много тогда конопли сажали. Сушили семя, толкли, месили, выжимали. А как выжмут, на печь ставят. А чтоб узнать, готова олифа аль нет, глухариное перышко туда бросали. Свернется перо — значит, порядок...

О том, когда возник промысел в деревне, старик уже не помнил.

— С отцов-дедов повелось, — сказал он неопределенно. — Как знаю себя — все режем и пишем. Прежно-то в Замежной семнадцать тысяч штук в год производили. Жили-то, вишь, бедно, вот и старались лишнюю копейку заробить. А нынче что... повывелись нынче мастера. Один вот остался. Как перст. Курносая, быват, заглядыват, снежки в окна пускат. Зовет...

За разговорами не заметили, как зашелестел дождь по крыше. Ипатыч поспешил во двор прикрыть брезентом березовые полешки, чтоб зря не мокли. А я вспомнил невеселое северное присловье: дождь — что гость: если утром пришел, то долго не задержится; а если к вечеру нагрянет, обязательно ночевать останется.

Низкие угрюмые облака занавесили весь горизонт. Дальние леса за рекой, избы, амбары, озябшие тракторы на полях — все растворилось в неподвижной туманной слякоти. Черная, прижатая тяжестью свинцового неба Замежная выглядела унылым островком среди распутицы и ненастья.

Утром дождь продолжался, и оптимизма у меня заметно поубавилось: хотелось увидеть Филяшову гарь, где мастер ищет материал для ложек — ладные, гладкоствольные березки, да в мокром, сыром лесу не разгуляешься.

Ипатыч тем временем готовил завтрак из перлового концентрата. Он влил в кастрюлю простокваши, подсолнечного масла, остатки вчерашнего супа, добавил перцу, зеленого лука, соленых грибов, разогрел на плитке, и мы стали уписывать за милую душу. Крепкое было угощение, с фантазией.

— Ну как? — спросил хозяин, облизывая ложку. — Порядок?

— Порядок! — согласился я.

Мы сообща помыли посуду, подмели пол, и старик засел за работу. Распилил полено по длине ножки, расколол, обтесал, закруглил и длинным резцом стал «выкапывать» ямку. Руки его двигались легко и проворно, как два слаженных механизма. Ложки росли на глазах, как грибы, ложась аккуратными рядками вдоль скамьи.

Неожиданно грохнула дверь, и в горницу заглянули две соседские девочки Леночки, две смешливые подружки-болтушки.

— Вы откедова? — спросил мастер, не прерывая работы.

— А мы оттедова, где яга обедала, — заверещали Леночки, рассыпаясь короткими смешками.

— Ишь, мокрохвостки! — усмехнулся в бороду ложкарь. — Зачем пожаловали?

— Наделай ложек, дедко. Матерь просила.

— Наделаю, как не наделать, — пообещал он.

— А одна чтоб маленькая-маленькая была. Ладно?

— Будет вам и маленькая.

— И чтоб с цветочками и с грибами. А посередке чтоб ромбик был. Сделаешь?

Пошушукались Леночки, похихикали, постреляли глазками на незнакомого человека и выпорхнули на улицу.