Франческа Фримантл - Сияющая пустота. Интерпретация "Тибетской книги мертвых"

• Название: Сияющая пустота. Интерпретация "Тибетской книги мертвых"
• Автор: Франческа Фримантл
• Жанр: Буддизм

Исследовательница буддизма, знаток санскрита и тибетского языка и ученица тибетского гуру Чогьяма Трунгпы Ринпоче представляет в своём труде классическую «Тибетскую книгу мёртвых» не как священное писание для чтения над усопшими, но как наставление, обращённое к живым. В книге «Сияющая пустота» перед читателем предстают сокровенные смыслы, заключённые в этом древнем тексте, и разворачивается мистическая картина его богатой символики.

«Сияющая пустота» подарит удивительные открытия и новые прозрения не только тем, кто впервые знакомится с буддистским учением, но и тем, кто уже вышел на буддистский путь к духовному пробуждению.

---

В субъективном же смысле все эти миры заключены в нашем сознании. Обладая человеческой формой и человеческой психикой, мы, тем не менее, испытываем и такие состояния сознания, которые соответствуют другим мирам. Точно так же и боги, завистливые боги, животные, голодные духи и обитатели ада испытывают состояния сознания, соответствующие другим мирам, хотя и окрашенные в тона их основного состояния. И каждое живое существо в каждом из шести миров проходит всё те же двенадцать звеньев «цепной реакции сансары». Мир людей — самый уравновешенный из шести миров, наименее подверженный тем или иным крайностям. Поэтому нам, людям, легче всех удаётся вместить в рамки своего жизненного опыта весь спектр возможных обстоятельств существования, от преисподней до райских обителей. Разумеется, всё колесо жизни мы поневоле описываем с точки зрения человека; однако следует помнить, что в каждом живом существе заложена одна и та же природа будды и каждое существо обусловлено одними и теми же силами, порождёнными невежеством.

На некоторых изображениях колеса жизни в каждом из миров помещается также образ будды. В мире людей изображают человеческого будду — Шакьямуни; а в каждом из прочих миров будда предстаёт в облике одного из его обитателей. Это означает, что сострадание пробужденной сущности простирается на все миры без ограничений и может проявиться в любой форме, вступая в общение со всеми разнообразными формами жизни, не исключая и те, что пребывают в области невыносимых адских мук.

Малый круг, в центре которого находится ступица колеса, разделён пополам. На светлой его половине изображены люди, карабкающиеся вверх, а на тёмной — падающие вниз. Так обозначается последний этап периода между смертью и новым рождением, этап, на котором последствия наших прошлых действий либо увлекают нас к высшему состоянию, либо тянут в один из низших миров. Тем, кто поднимается вверх (в светлой половине круга), предстоит переродиться людьми, богами или завистливыми богами, а те, кто опускается вниз (в тёмной половине), попадут в мир животных, мир голодных духов или один из адов.

На самой ступице колеса изображены три корня страдания: вожделение, гнев и заблуждение, символами которых выступают соответственно петух, змея и свинья. Будда называл их тремя огнями, в которых пылает вся сансара. Нирвана есть угасание этих огней, блаженное состояние прохлады и отдохновения от страданий, которые они причиняли (на тибетский язык термин «нирвана» был переведён словом, которое буквально означает «вышедший за пределы страданий»). Эти «три огня» именуются также «тремя пагубами», «тремя сквернами» и «тремя ядами». Они пронизывают и поддерживают собою весь цикл сансарического существования от начала и до конца; на них опирается весь процесс дуалистического, субъект-объектного взаимодействия между «я» и «не-я». Три корня страдания — это три типа реакции, которые выдаёт «я», когда воспринимает что-либо внешнее по отношению к себе как «другое». Мы можем испытывать влечение к этому другому, желание завладеть им, подчинить его себе или поглотить его и сделать частью нашего «я»; всё это — вожделение. Мы можем отвергнуть его, оттолкнуть или попытаться уничтожить; всё это — гнев. Наконец, мы можем пренебречь им и сделать вид, будто его не существует; это — заблуждение. На самом глубинном уровне все три эти реакции пытаются преодолеть двойственность, стремясь к тому, чтобы в мире не существовало ничего, кроме «я»; но тем самым разрыв между «я» и «не-я» лишь усугубляется.

Всё колесо сжимает в своих когтях чудовищное божество — Яма, Владыка Смерти. Имя его в буквальном переводе означает «ограничение», ибо он в конечном счёте полагает предел свободе всякого живого существа. Яма символизирует не просто смерть в обычном смысле слова, как конец жизни, а сам принцип смертности, включающий в себя рождение, смерть и перерождение. Бессмертие, вечное состояние нирваны, в котором нет ни рождений, ни смертей, лежит за пределами цикла сансары.

Колесо жизни — это полная схема всей сансары, отличительными свойствами которой, по словам Будды, являются непостоянство, страдание и отсутствие «я». Из трёх этих свойств именно страдание побудило Будду вступить на путь духовных поисков, и его же существование Будда объявил первой благородной истиной. Но этот акцент на реальности страдания вовсе не следует считать признаком нигилизма или пессимизма. Напротив, таким образом Будда проявил исключительную практичность в подходе к духовным проблемам. Он не желал соблазнять людей описаниями всех великолепий просветления, способными лишь питать мечты и фантазии или поставлять темы для философских дискуссий. Ни в коей мере не желал он и того, чтобы его последователи уделяли своим несчастьям слишком много внимания. Он лишь побуждал их пристальней присмотреться к тому положению, в котором они находятся. Понять истину о страдании — значит взглянуть в лицо действительности и, вместо того чтобы бежать от страданий или закрывать на них глаза, признать их существование и понять их причины, чтобы положить им конец. Намеренно подвергать себя лишениям, предаваться аскетизму и слишком много размышлять о тягостных сторонах жизни в буддизме не рекомендуется: ведь сам Будда вдохновлялся не страданием как таковым, а стремлением к окончательному и полному освобождению от всяких страданий.

Можно выделить три рода страдания[45] . Во-первых, речь идёт о страдании в обыденном смысле слова: физическая боль и душевные муки, известные всем и каждому. В канонических текстах нередко приводятся длинные перечни всевозможных житейских невзгод, напоминание о которых, по всей видимости, должно отвратить человека от привязанности к земному бытию. Но при этом рождение человеком считается благоприятным, поскольку наслаждение и страдание в мире людей находятся в определённом равновесии, что способствует духовным устремлениям и побуждает к духовной практике. Именно страдание может выбить нас из колеи привычного самодовольства и напомнить о неизбежности смерти. Страдание способно пробуждать сочувствие и сопереживание; его можно посвятить благополучию и счастью всех живых существ. При правильном подходе страдание может стать в наших руках могучим клинком, рассекающим покров иллюзии. Вообще говоря, извлекать пользу из тех бед и несчастий, что неизбежно приносит нам жизнь, на каждом этапе пути можно самыми разными способами.

Все эти несчастья основываются на втором роде страдания, которое неразрывно связано с самой сущностью перемен. Всё сущее изменчиво; удержать счастье в руках невозможно. В любой момент мы можем лишиться и любимых людей, и здоровья, и своего имущества; в конечном счёте, полагаться на неизменность чего бы то ни было в мире нельзя. Всё в этой жизни недолговечно и мимолётно, всё пронизано печалью неминуемого расставания — печалью, которая подчас обращается в нестерпимо горькую скорбь. Перемены — это синоним непостоянства, а непостоянство, как мы видели, неизбежно порождает страдания первого рода — душевные муки из-за потерь, телесные муки из-за болезней и, в конечном итоге, смерть.

Но в идее страдания заложен и ещё более глубокий и тонкий смысл. Страдание третьего рода не исчерпывается обычным представлением о боли как противоположности наслаждению; оно вообще выходит за рамки нашего чувственного опыта. Это — страдание сознания, которое пребывает в смятении, рождающемся из невежества. Это глубинная тоска, проистекающая от незнания реальности, от того, что на самом глубоком уровне своего существования мы живём во лжи. Некоторые буддисты предпочитают называть страдание «беспокойством», «разочарованием» или «неудовлетворённостью», но с моей точки зрения все подобные термины недолжным образом смягчают смысл этого понятия (не говоря уже о том, что к страданию первых двух родов они вообще неприменимы). Пробудившись хотя бы на мгновение, мы с особой остротой чувствуем контраст между тем, что Трунгпа Ринпоче называл «исконной здравостью ума», и нашим обычным состоянием сознания, и тогда нам становится совершенно ясно, что привычное для нас состояние неведения и растерянности есть не что иное, как страдание. Более того, мы сознаём, что это страдание — не только наш личный удел, но что ему подвержено неисчислимое множество живых существ во всех мыслимых мирах существования; и от понимания этого в нас рождается глубокое сострадание. Именно в этом всеобщем страдании невежества, в этой муке непробужденности коренятся все наши в общем-то условные, преходящие и непостоянные радости и беды.

Непостоянство, так же как и страдание, знакомо всем и каждому: эти свойства присущи всему бытию не только на глубинном, но и на самом обыденном, повседневном уровне. Даже на сугубо материальном плане нет ничего постоянного и непреходящего: наш физический мир, как свидетельствуют о том и данные науки, подвержен непрерывным изменениям и не имеет никакого прочного основания. И на эмоциональном уровне все мы также знаем в глубине души, что рано или поздно всему приходит конец и ничто в этом мире не вечно. И, однако, мы живём и действуем так, как если бы окружающий мир и мы сами были неизменной реальностью. Мы пытаемся удержать сущее в неизменности и привязываемся к нему, что неизбежно ведёт к страданиям. Непостоянство и страдание связаны друг с другом неразрывно, ибо непостоянство влечёт за собой перемены, распад и утраты. Медитация и практика сосредоточенности в повседневной жизни позволяют с полной ясностью осознать всю мимолётность наших переживаний, эмоций, мыслей и самого нашего сознания. Едва родившись, они тотчас исчезают, и вся их жизнь длится лишь краткий миг. Ни в основе их, ни в самом процессе их существования нет ничего постоянного, ничего надёжного и прочного. С абсолютной точки зрения, все явления внутреннего и внешнего мира лишены реальности бытия.