Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1980 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №07 за 1980 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Потом власть взяли военные, полетел император. Но сразу, правда, не все получалось так, как хотелось бы. Некоторые рабочие решили, что после революции трудиться грех. Мы, мол, кровь проливали, а теперь пускай за нас другие поработают. Поломать такие настроения нелегко. Именно поэтому, — убежденно закончил Тадессе Тамрат, — нам нужна крепкая политическая организация. В программе ВВАС так и записано, что в авангарде национально-демократической революции выступит партия рабочего класса и правительство окажет всемерное содействие ее формированию...

«Мескаль» — Новый год

В рекламных брошюрах, которые неустанно распространяет бюро по туризму, Эфиопию преподносят как «страну, залитую солнцем 13 месяцев». Реклама нисколько не преувеличивает. В эфиопском году действительно 13 месяцев: первые двенадцать — по 30 дней, а последний состоит из пяти в обычные и шести дней в високосные годы. При этом эфиопский календарь отличается от григорианского на 7 лет и 8 месяцев. Но если Эфиопия отстает от многих стран в подсчете числа минувших лет, то по срокам новогодних праздников она идет впереди, и Новый год в Аддис-Абебе будут справлять 11 сентября 1980 года.

Встреча Нового года выпадает на окончание сезона больших дождей, когда между небом и землей встает сплошная стена падающей воды, а спустя недели две, на исходе сентября, словно где-то перекрывают водопроводный кран: пропадают свинцовые тучи, солнце подсушивает ямы и колдобины на проселочных дорогах, люди начинают полевые работы, открываются двери школ. И наступает праздник прихода солнца — «мескаль».

Новогодняя «елка» у эфиопов своеобразная. На площадях и во дворах домов воздвигают высокие шесты — «демеры», украшенные вместо игрушек желтыми цветами мескаля — по-научному лофофоры вильямсовой, — которые покрывают к середине сентября склоны холмов и гор. Под вечер у демеры собирается народ, и среди темных пиджаков горожан белеют искусно расшитые шаммы сельских жителей. Каждый приносит охапку хвороста и кладет у подножия «елки». Постепенно образуется пирамида из хвороста, а с наступлением темноты собравшееся трижды обходят ее и поджигают. Вокруг пылающих костров начинаются песни и танцы.

Отдохнув и придя в себя после праздника, люди возвращаются к будничной жизни. Взрослые идут на работу, а детям пора в школу. В городских школьных зданиях заливаются голосистые электрические звонки, в отдаленных селениях учителя собирают классы, ударяя по железному билу или стуча палкой по куску «тукур дынгая» — «черного камня», который лучше бы назвать поющим камнем, потому что на его осколках можно играть, как на ксилофоне. Здесь и школа-то чаще всего — высокий шатер из веток и листов железа: мальчишки и девчонки устраиваются на циновках, а то и прямо на земле, поджав под себя ноги и разложив на голых коленях учебники и тетради.

В провинции Харарге я повстречал школу без стен. Класс расположился под могучим деревом, и молодая учительница, немало смутившаяся при виде иностранца, водила дрожащей тонкой палочкой по буквам алфавита и картинкам. Они были развешаны на гвоздях, вбитых в ствол дерева, который заменял классную доску. После уроков меня плотной стеной окружили мальчишки, и пришлось отвечать на десятки вопросов, летевших со всех сторон, потому что советские люди вызывают в Эфиопии огромный интерес.

Надо сказать, что с эфиопскими мальчишками журналистская судьба сталкивала меня значительно чаще, чем с официальными лицами. Возможно, потому, что служивый люд побаивается расставаться с кабинетным сумраком, а мальчишки ценят простор и свежий воздух и бывают везде. Среди моих знакомых были школьники, продавцы газет, сироты, выросшие на улице. Детей, которые в первый год моей жизни в Аддис-Абебе не имели крыши над головой и нигде никогда не учились, я позже встречал в интернатах. Быстроногие чистильщики обуви становились серьезными пионерами, а старшеклассники пускались в дискуссии о диалектическом материализме. В этих разговорах обычно недоставало знания английского или амхарского, но мы всегда находили выход из положения и общий язык. И с каждой встречей с моими старыми и новыми знакомыми я видел громадные перемены, происходящие в жизни Эфиопии, и убеждался в том, что эти перемены к лучшему, что на древнюю эфиопскую землю пришла новая жизнь, несущая людям свет и радость.

Юрия Устименко  Фото автора

Идем на горящий лес

М аленькая коробочка рации, которую повесили на сучок сосны, ожила:

— «Комар»! «Комар»! Я —863-й!

Лукашов тут же бросился к рации.

— 863-й! Я — «Комар»!.. Груз приняли... Но помощь нам еще нужна, помощь нужна.

— Понял вас, «Комар». Вам нужна помощь...

Вот уже шесть часов мы находимся в горящей тайге. Я смотрю на Лукашова: на щеках бурый налет копоти, каска надвинута на лоб, веки покраснели от едкой смолистой гари. Но он не выглядит растерянным или усталым. Напротив, все в нем выдает уверенного в себе человека. Александр Иванович Лукашов, парашютист-пожарный, старший инструктор звена, уже в течение пятнадцати лет занят тушением лесных пожаров...

Рация продолжает потрескивать. Разговор не окончен. Там, в вертолете, видимо, совещаются. Наконец снова слышим:

— «Комар»! Я — 863-й. Людей больше дать не можем. Будем завозить воду. В какой район лучше сливать?

— На южную кромку давайте! — не раздумывая говорит в микрофон Лукашов. — На южную. Сами увидите, там будут работать десантники, четыре человека.

Голос командира вертолета Владимира Иосифовича Бакурова я узнал сразу. Именно на его Ми-8 вместе с группой десантников я попал сюда, на участок загоревшегося леса.

А началось все так... С борта патрульного самолета, совершавшего ежедневный облет заданного района, поступило сообщение: обнаружен очаг огня на острове Шаманском. В этой вести не было ничего неожиданного, и она никого не застала врасплох. Лето в Восточной Сибири выдалось неслыханно жаркое: в воздухе термометр регистрировал до 37 градусов тепла на почве — до 62. Аналогичная ситуация, по данным метеослужбы, была лишь в 1891 году.

Итак, многодневная жара засуха, частые сухие грозы... И участились лесные пожары...

Как только поступил сигнал с острова Шаманского, синий фургон с изображением парашюта на борту и с надписью «Государственная лесная охрана» помчался к вертолетной площадке. Считанные минуты уходят на то, чтобы команда десантников, уже в защитной одежде и касках, погрузилась в вертолет Ми-8. Салон быстро заполняется снаряжением: мотопилы, топоры, лопаты, ранцевые опрыскиватели, зажигательные железводородные свечи, столитровые резиновые емкости, наполненные водой, — все пойдет в ход, все сгодится в борьбе с огнем. И вот мы в воздухе. Проплыли в стороне отвесные скалы Падунского сужения и плотина Братской ГЭС, ослепительно сверкнуло огромное зеркало водохранилища, заполнило на несколько секунд иллюминаторы накренившегося для разворота вертолета и исчезло.

Остров Шаманский, о котором шла речь в донесении воздушного патруля, находится на одной из проток Ангары. Над лесом стелется пелена, словно из огромного зеленого ковра вытряхнули много-много пыли. Снижаемся. Сквозь сиреневый туман, окутавший вершины сосен, зловеще просверкивают алые пятна огня.

Анатолий Данилович Стародубцев, начальник Братского оперативного отделения по охране лесов от пожаров — в полете он выполняет функции летчика-наблюдателя, — обсуждает с командиром вертолета, с какой стороны лучше подойти к очагу, чтобы и для десантников было удобно, и для машины безопасно — восходящие потоки горячего воздуха опасны для вертолета.

«Пристрелка» окончена. Уходим, чтобы, сделав еще один круг, вернуться к намеченному месту. Слышу в наушниках внутренней связи команду: «Открыть дверь!» И тут же резкая струя воздуха внезапно врывается внутрь, наполняет салон грохотом винтов и горьким ароматом горящей хвои. Вертолет идет па снижение: сто метров, восемьдесят... шестьдесят. И наконец машина, вздрагивая и покачиваясь, замирает метрах в десяти над вершинами лиственниц и сосен. Стародубцев, не оборачиваясь, делает короткий и резкий взмах рукой.

— Приступить к высадке! — раздается в наушниках.

Инструктор группы Анатолий Яганов первым шагает в дверной проем. Для спуска применяется специальное устройство — капроновый фал, туго закатанный кольцами и уложенный в круглую коробку. Один конец фала закреплен в вертолете. Десантник нажимает на защелку этого барабана, вместе с ним опускается, регулируя скорость или вовсе приостанавливаясь, если нужно, и так, вытравливая постепенно ленту, идет вниз, пока не доберется до земли. Если взглянуть со стороны, эта система чем-то напоминает паучка, спускающегося на сотканной им самим паутине.