Нил Шустерман - Разобщённые

• Название: Разобщённые
• Автор: Нил Шустерман
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Вторая книга трилогии "Обречённые на расплетение" (Unwind). 

Благодаря Коннору, Леву и Рисе, а также неслыханному террористическому акту в заготовительном лагере "Весёлый Дровосек" общественность больше не может смотреть на практику расплетения сквозь пальцы. Поднимаются вопросы о моральной стороне практики. Но расплетение стало большим бизнесом, за ним стоят мощные политические и корпоративные интересы.

Кэм — чистый продукт расплетения; сложенный из частей других подростков, он в техническом смысле не существует. Футуристическое чудовище Франкенштейна, Кэм пытается понять, кто он, есть ли у него — "сплетённого существа" душа, человек ли он вообще.

Полный саспенса и непрерывного действия, этот роман ставит вопросы о том, где начинается и где кончается жизнь, и что вообще означает жить.

---

— Ты мне всегда нравился, Мейсон, — говорит девушка. Он даже не помнит, как её зовут. А вот она помнит его имя, хотя он никогда им не пользуется. — Из всех парней в Убежище я только с тобой чувствую себя в безопасности.

Он не отвечает, только целует её в затылок, подкрепляя тем самым в сознании этой девочки свой имидж мирной гавани во время шторма. Это удивительно сильное чувство — знать, что окружающие полагаются на тебя.

— Мы... могли бы... ну, ты понимаешь... — застенчиво говорит она.

Он напоминает ей, что на этот счёт люди из ДПР дали предельно ясные инструкции: «Никаких лишних телодвижений, иначе израсходуете весь ваш кислород и умрёте». Старки не знает, правда ли это, но лучше вести себя в рамках. К тому же, если кому и взбредёт в башку бросить вызов судьбе, то в гробу и пошевельнуться-то невозможно, не говоря уже о том, чтобы производить какие-то фрикции, так что какой смысл? Злые у них, этих взрослых извращенцев, шуточки, однако: засунуть бурлящих гормонами подростков попарно в тесные ящики и лишить их при этом возможности делать хоть что-нибудь, кроме как дышать!

— Я бы с радостью задохнулась ради тебя! — говорит девушка. Это лестно, но он окончательно теряет к ней всякий интерес.

— Когда-нибудь представится возможность получше, — говорит Старки, зная, что это время никогда не настанет — во всяком случае, не с этой девчонкой; но с надеждой жить легче.

В конце концов они приспосабливаются и входят в некий симбиотический дыхательный ритм: он вдыхает, когда она выдыхает, так что их грудным клеткам хватает пространства.

Через некоторое время гроб начинает куда-то двигаться. Обняв девушку одной рукой, Старки крепко прижимает её к себе, зная, что если она будет меньше бояться, то и его напряжение тоже спадёт. Вскоре они ощущают некое странное ускорение, как будто находятся в разгоняющемся автомобиле, вот только их ящик вдруг слегка накреняется.

— Самолёт? — спрашивает девушка.

— Похоже на то.

— И что теперь?

Старки молчит, потому что и сам не знает. Он начинает чувствовать лёгкое головокружение, и, вспомнив о баллоне с кислородом, откручивает вентиль так, чтобы слышалось тихое шипение. Их гроб не совсем воздухонепроницаем, но всё равно — закрыт так плотно, что без постоянной подачи кислорода они погибнут, даже несмотря на повышенное давление в кабине самолёта. Через пару минут девушка, измученная страхом и напряжением, засыпает; Старки же это не удаётся. И, наконец, через час самолёт приземляется и неожиданный толчок будит девушку.

— Как думаешь, где мы? — спрашивает она.

Старки раздражён, но старается этого не показывать.

— Скоро узнаем.

Ещё двадцать минут ожидания. Наконец крышка открывается, и обитатели гроба возвращаются к жизни.

Над ними наклоняется какой-то мальчик. Он улыбается, на зубах у него скобки.

— Привет! Меня зовут Хэйден, и сегодня я ваш персональный спаситель, — оживлённо произносит он. — О, ты только погляди! Ни блевотины, ни каких других... э... телесных жидкостей. Молодцы!

Кое-как встав на затёкшие ноги — кажется, в них вообще крови не осталось — Старки присоединяется к вялой процессии, тянущейся из брюха самолёта в ослепительно яркий день. Когда глаза парня приспосабливаются к свету, то, что предстаёт перед ними, скорее похоже на мираж, чем на реальность.

Пустыня, и в ней — тысячи самолётов.

Старки слышал о таких местах — кладбищах самолётов, куда отслужившая своё воздушная техника отправляется на покой. Вокруг — подростки в камуфляже с оружием в руках, ну, в точности как оставшиеся в Убежище взрослые, только моложе. Они сгоняют новоприбывших в тесную кучку у подножия трапа.

Подъезжает джип. Ясное дело — едет какое-то важное лицо, которое и растолкует им, зачем их сюда притащили.

Джип останавливается, и из него выходит ничем особо не примечательный парень в голубой камуфляжной форме. По возрасту такой же, как Старки, может, чуть-чуть старше, а правая половина лица изборождена шрамами.

Толпа вглядывается в прибывшего, и по ней бегут восхищённые шепотки. Парень со шрамами поднимает ладонь, гул стихает, и Старки замечает вытатуированную на его руке акулу.

— Не может быть! — ахает толстячок, стоящий рядом со Старки. — Ты знаешь, кто это? Это Беглец из Акрона, вот кто! Это Коннор Ласситер!

Старки фыркает:

— Не пори чушь, Беглец из Акрона мёртв!

— Нет, не мёртв! Вот он, здесь!

От одной только мысли об этом Старки захлёстывает волна адреналина, наконец восстанавливая нормальную циркуляцию в конечностях. Но... Глядя на этого подростка, пытающегося внести какой-то порядок в хаос, Старки убеждается, что это не может быть Коннор Ласситер. Какой там герой, какой там персонаж легенды! И близко не стоял! Патлы взлохмачены, а вовсе не стильно зачёсаны назад, как воображал себе Старки, да и весь остальной вид какой-то... не такой. Он выглядит открытым и честным — правда, не таким уж безобидным, но до уровня мрачной озлобленности Беглеца из Акрона явно не дотягивает. Единственная его черта, которая худо-бедно соответствует представлениям Старки о Конноре Ласситере — это еле заметная кривоватая усмешка, которая, кажется, никогда не покидает его лица. Нет, этот пацан, претендующий на их уважение — никто. Просто никто.

— Позвольте мне поприветствовать вас на Кладбище, — говорит он. Должно быть, это у него стандартная речь, которую он толкает каждый раз, когда сюда прибывает свежая партия беглецов. — Официально моё имя Элвис Роберт Маллард... но друзья называют меня Коннор.

Расплёты разражаются восторженными криками.

— Что я говорил! — вякает толстячок.

— Это ещё ничего не доказывает, — цедит Старки сквозь стиснутые зубы.

Коннор продолжает:

— Все вы оказались здесь потому, что вас предназначили на расплетение, но вам удалось бежать, и благодаря усилиям целой армии людей из Движения Против Расплетения вы добрались сюда. Это место — ваш дом до тех пор, пока вам не исполнится семнадцать лет, когда вас уже нельзя будет расплести. Это хорошая новость...

Чем дальше течёт приветственная речь, тем в большее уныние впадает Старки, осознающий, что это правда, этот парень — Беглец из Акрона, и он вовсе не что-то такое выдающееся. Замухрышка.

— А вот и плохая новость: Инспекция по делам несовершеннолетних знает о нашем существовании. Она знает, где мы и чем занимаемся — но покуда не трогает.

Старки всё никак не может взять в толк: как такое может быть? Где справедливость? Как такое возможно, что великий герой и пример для всех беглых расплётов — всего лишь заурядный, ничем не примечательный подросток?

— Кое-кто из вас всего лишь желает дожить до семнадцати, и я вас не виню, — продолжает Коннор. — Но знаю — многие из вас готовы рискнуть всем, лишь бы прекратить практику расплетения навсегда.

— Да! — выкрикивает Старки как можно громче — чтобы отвлечь всеобщее внимание от Коннора на себя — и потрясает воздетым над головой кулаком. — Весёлый Дровосек! Весёлый Дровосек!

— Весёлый Дровосек! — начинает скандировать вслед за ним толпа.

— Мы взорвём все заготовительные лагеря до последнего! — вопит Старки. И хотя ему удаётся наэлектризовать толпу, одного взгляда Коннора достаточно, чтобы набросить на всех мокрое одеяло, остужая их пыл. Крики стихают.

— Вот вечно хоть один горлопан, да найдётся, — качает головой Хэйден.

— Жаль вас разочаровывать, но мы не собираемся взрывать «живодёрни», — сообщает Коннор, в упор глядя на Старки. — На нас и так смотрят как на насильников и преступников, и юнокопы используют страх широкой публики, чтобы оправдать расплетение. Мы не имеем права предоставлять им лишние доказательства их правоты. Мы не хлопатели. Террор — не для нас. Мы будем думать, прежде чем действовать...

Старки не нравится, как его осадили. Да кто он такой, этот выскочка, чтобы затыкать ему рот? Коннор продолжает говорить, но Старки больше не слушает — этому зазнайке нечего сказать ему, Старки. А остальные развесили уши, тупицы! У парня всё внутри горит от злости.

Он стоит, ждёт, пока так называемый Беглец из Акрона не закроет пасть, а в душе его прорастает и укореняется некое зерно. Он убил двоих юнокопов. Он уже легенда и, в отличие от Коннора, ему для этого не понадобилось прикидываться мертвецом. Старки не может сдержать улыбки. На этом авиационном кладбище сотни расплётов, но в конечном итоге, оно мало чем отличается от обычного Убежища, и точно так же, как в Убежищах, здесь просто очередной бета-самец, который только и ждёт, когда придёт настоящий альфа и укажет бете его место.

2 • Мираколина

О том, что её тело посвящено Богу, девочка знает всю свою сознательную жизнь.

Она всегда отдавала себе отчёт в том, в том, что она — десятина, и в день, когда ей исполнится тринадцать, принесёт себя в жертву и исполнится благодати, познав великую тайну: её тело будет разделено, а душа образует широко раскинувшуюся сеть. Сеть не в компьютерном понимании — поскольку передать душу в компьютерное «железо» можно только в кино, и ни к чему хорошему это не приводит. Нет, её дух вместе с частями её тела самым что ни на есть реальным образом сплетётся воедино с живой плотью десятков людей. Кое-кто называет это смертью, но она убеждена, что это нечто иное, нечто, овеянное мистикой, и она верит в это каждой частичкой своей души.