Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1986 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №05 за 1986 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

На плоской саванне, которую слегка разнообразили лишь приплюснутые шапки зонтиковидных акаций, возникла резкая вертикаль.

— Вышка,— показал вперед Житченко.— На пятьдесят метров поднимается, как семнадцатиэтажный дом. Собираем ее вначале в горизонтальном положении, потом ставим. А вот с перевозкой мучились. Но наши буровики придумали свой способ, как легче такую махину транспортировать...

Выпрыгнув из машины, мы на ходу отряхиваем пушистую пыль, и Владимир Иванович Юрийчук и Абдульфаттах ведут к буровой установке.

У пульта бурильщика коренастый Житченко в испачканной мазутом майке и желтой каске на голове. Советские бурильщики работают вместе с эфиопскими — Абрахамом Бизунехом и Алему Мулеттой, прошедшими хорошую стажировку. Шел подъем бурильного инструмента после отбора образца керна с больших глубин.

— Буровая установка у нас надежная, и люди умелые. Возьмите хоть Малярчука: всю жизнь при скважине, он ее как живую чувствует.— Владимир Иванович опирается о железные перила смотровой площадки, вглядываясь в широко распахнувшуюся равнину, и вдруг улыбается.— Остается лишь на ловушку-пустоту с нефтью наткнуться. Тут уж сейсмики нас не подведут...

Позже, в лаборатории, я видел, как Малярчук и Абдульфаттах, обсуждая последние результаты бурения, ласково поглаживали образцы керна.

Уже когда я садился в машину, чтобы отправиться в обратный путь к самолету, подошел Иван Николаевич Малярчук и протянул черный пакетик:

— Это снимки страусов. Вы вот о животных саванны расспрашивали, а они у нас на буровой жили.

Началось с того, что однажды к вечеру в кустах заметили за красными термитниками торчащие на длинных шеях головы страусят. Вероятно, отбились от семьи, хотя обычно молодежь опекает страус-папаша. Он выкапывает ямку и насиживает яйца, которые ему подкатывает страусиха. Папаша и разговаривает со страусенком, когда тот подает голос из яйца. Наконец страусенок пробивает себе путь к свету сквозь скорлупу. Это нелегко, ибо у страусиного, самого большого в природе яйца, стенки не уступают по толщине фаянсовой чашке. Заботливый папаша охраняет птенца от гиен и других опасностей. Но этих, видно, не уберег, вот они и прибились к буровой. Они очень привыкли к людям и семенили за ними, словно собачки. Особенно полюбили они эфиопских поваров. Страусята вопреки всем учебникам зоологии с огромным удовольствием выхватывали прямо из алюминиевых тарелок буровиков куски мяса. В своей прожорливости они доходили до того, что проглатывали гайки и другие предметы, особенно блестящие. (Рассказывают, что один африканский страус проглотил пятьдесят три алмаза. Желудки страусов, погибших в зоопарках, напоминают свалку, хотя чаще всего к печальным последствиям это не приводит — камешки, которые птицы заглатывают с пищей, могут перетереть самый невероятный предмет, попавший волею случая в желудок.) Отдыхая или играя, страусята любили прятаться в кустарнике, ложась и вытягивая на земле свои шеи. Пожалуй, эта особенность их поведения породила древнюю легенду, будто страус от испуга прячет голову в песок. Попробуйте подойти к такой проводящей «страусиную политику» птице поближе, как она моментально вскочит и убежит. Когда пришло время буровой переезжать на новое место, страусята уже выросли и могли остаться без опеки...

Обратный путь по красной изнурительной дороге подарил нам еще одну встречу.

Когда машина выбиралась из очередной колдобины, из-под колес метнулся коричневый ушастый клубок.

— Ну чисто як зайчик,—охнул шофер.— Чуть не придавили.

Крошечная антилопа, отбежав немного, остановилась под колючим кустарником, казавшимся ей, такой маленькой, надежной защитой от рычащего чудовища. Она удивленно смотрела нам вслед, и мне почему-то сразу вспомнился перевод слова «антилопа» — «ясноглазая». Конечно, из машины не было видно выражения ее огромных глаз. Но фигурка ее до сих пор перед моими глазами: хрупкая, на тоненьких ножках, стоит она, беспокойно насторожив ушки. Если бы оказаться рядом с тем колючим, спрятавшим ее кустом, то можно было бы услышать короткие звуки: «дик-дик», которые всегда издает это хрупкое существо от испуга.

Поэтому и называют эту антилопу, рост которой не превышает тридцати сантиметров, дикдик.

Может быть, небольшой рост да быстрые ноги — главное преимущество дикдика, когда он спасается от хищника. Вряд ли тот сунет свою морду в колючие заросли. Обычно дикдики живут парами, а появившемуся детенышу нужно надеяться на свою защитную окраску и тихо сидеть в кустах. Но вскоре он, как и родители, тоже «живет на бегу», надеясь на свой великолепный слух, обоняние и ноги.

К человеку дикдики весьма доверчивы. Слишком доверчивы. Они подпускали к себе жителей саванны, и те убивали беззащитных животных броском палки. Из нежной кожи этих антилоп делают отличные перчатки. Но одна маленькая антилопа — одна перчатка. Поэтому требуется много шкурок. В шестидесятые годы, например, из Сомали ежегодно вывозили сотни тысяч шкурок дикдиков.

Об этом я узнал позже, и вспомнился мне робкий дикдик, глядящий вслед нашей машине с обочины красной дороги...

Уставшие буровики безмолвно улеглись в самолете на сиденьях и грузах.

...Большой день саванны подходил к концу. Солнце касалось горизонта, когда самолет разбежался по полю, взлетел. Саванна тихо растаяла внизу в красных тучах взметнувшейся пыли.

Аддис-Абеба — Дыре-Дауа — Москва

В. Лебедев, наш спец. корр.

Лабиринты Сибуя

Каждый из своих пяти токийских Первомаев я проводил в парке Йойоги. Парк этот —традиционное место рабочих манифестаций — граничит с садом храма императора Мэйдзи, и вместе они образуют на карте Токио одно из немногих зеленых пятен.

Я слушал выступления ораторов, певцов из агитгрупп. У меня появились любимые артисты (самодеятельные, само собой разумеется), и я подолгу простаивал перед площадками, где они выступали. Меня тоже заметили. Но, видно, японская вежливость и сдержанность, присущие и этим молодым артистам, мешали нам сразу познакомиться ближе.

Наконец прошлой весной меня приветствовали как старого знакомого. Во время антракта мы все забрались в микроавтобус, где группа отдыхала между выступлениями.

Милая, общительная девушка по имени Эри-тян приготовила зеленый чай, разлила его по крошечным чашечкам. Я рассказал о себе и, в свою очередь, поинтересовался, кто они, эти ребята.

Эри-тян отвечала охотно:

— Я выросла в префектуре Яманаси, у самого подножия Фудзиямы. В Токио приехала работать. Поступила ученицей на швейную фабрику. Знакомых в городе никого. На фабрике люди друг другу чужие. Я начала ходить на Сибуя. Знаете «бамбуковых»? Все иностранцы ходят на них посмотреть. Со мной в одной комнате жила комсомолка. Мы подружились. Ходила с комсомольцами на экскурсии, потом пришла к ним на собрание — раз, другой. Как-то стали петь.

Я сказала, что знаю крестьянские песни «миньё» и городские романсы «энка». А они говорят: «Ты для нас находка! Песни о Хиросиме и Нагасаки знаешь? Будешь с нами выступать!» Так я стала выступать.

Эри-тян вежливо улыбнулась и (поклонилась, давая понять, что ей пора к микрофону — до конца демонстрации еще далеко.

— Сейчас я буду петь «Варшавянку». Вы послушаете?

Пела она с душой. Я слушал Эри-тян и никак не мог представить себе ее среди «бамбуковых». Тут же, рядом с парком Йойоги — на Сибуя.

Квартал у вокзала

Названия этих районов — Канда, Гиндза, Асакуса, Йосивара — без труда находишь даже на ставших музейными экспонатами картах Эдо, как сто с небольшим лет назад назывался Токио. Тогда мало кто знал названия Сибуя и Синдзюку, а теперь они соперничают с самой Гиндзой за право называться центром японской столицы. Сибуя и Синдзюку лежат к западу и северо-западу от императорского дворца и окружающих его старинных районов. Своим расцветом они обязаны бурному расширению столицы в конце прошлого века. Когда же в 1885 году построили городскую железную дорогу Яманотэ-сэн, очертившую своим кольцом границы нового Токио, Сибуя и Синдзюку быстро превратились в крупные узловые станции, связавшие центр с западными предместьями. От них ответвляются все новые линии железных дорог, маршруты метрополитена.

Вокзалы современной Японии в одном напоминают храмы Японии старинной — они очень быстро обрастают торговыми улицами и кварталами развлечений. По пути домой, делая пересадку с линии на другую, люди задерживаются — кто в универмаге, кто в кинотеатре, кто в питейном заведении.

Владельцы модных магазинов, дорогих ателье мод и копеечных закусочных, торгующих зажаренными на деревянных шампурах кусочками курятины «якитори» или супом с китайской лапшей «рамэн», хозяева многоэтажных торговых центров и крошечных отелей, сдающих номера на час-два, облегчают карманы путников ничуть не хуже, чем знаменитый разбойник Догэн, промышлявший некогда в лесах на месте одной из торговых улиц района Сибуя — Догэндзака. И делают это столь же умело, как содержатели постоялых дворов Синдзюку, лежавшего в старые времена в целом дне пути от моста Нихомбаси, центра Эдо.