Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1986 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №09 за 1986 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Пока они пересекали реку, Нар стоял на корме, лицом к никарагуанскому берегу, и, сдерживая подступавшие к горлу рыдания, смотрел, как полыхает его дом. По воде бежали багряные блики.

— Зачем подожгли?— шепотом, не отрывая взгляда от огня, спросил Нар.

— А чтобы тебя назад не тянуло,— ответил из темноты чей-то насмешливый голос.

В Гондурасе Нара поместили в тренировочный лагерь, семья жила неподалеку в поселке. В лагере Нар под руководством гондурасских офицеров и двух янки занимался военным делом: ползал, стрелял, бросал гранаты, изучал автомат. Через три месяца его определили в группу, состоявшую из трехсот человек, и отправили в Никарагуа — убивать. Несколько недель они прятались в джунглях, устраивали засады на дорогах, нападали на поселки, на подразделения сандинистской армии. И все это время Нара не оставляла мысль о побеге. Но как? Ведь там, за Коко, семья.

Бежать ему удалось лишь через год после той роковой для него ноябрьской ночи. Жена к тому времени умерла, Нара стали чаще отпускать к детям. В один из таких дней они и ушли впятером — Нар и четыре сына. Несколько суток блуждали по сельве, путая следы, уходя от гондурасцев и сомосовцев. Однажды пришлось и пострелять. Но спасибо американцам и прочим инструкторам — научили. Нар и раньше был неплохим стрелком, теперь же у него в руках был не охотничий дробовик, а автомат. В перестрелке он свалил двоих, остальные отстали.

Потом Нар с сыновьями переплыл на плоту Коко и пришел в Тара. Но в поселке было пусто. Тара вымер, многие дома стояли обгоревшими, от иных остались лишь черные головешки. Пятерых беглецов встретил армейский патруль. Нара отправили в Пуэрто-Кабесас, оттуда — в Манагуа. Пять лет заключения, определенные судом, не показались Нару чрезмерным сроком. Понимал: он заслужил большего за то, что успел натворить на земле Никарагуа. Отсидел всего несколько месяцев — подоспела амнистия. Что делать на воле, куда идти? Нару посоветовали уехать в Селайю, в Ташба-При. Там же, сказали, живут и его сыновья, с которыми он пришел из Гондураса.

Нар шел по Сумубиле и не верил своим глазам. У индейцев хорошие дома, школа, медпункт на холме. Из раскрытых настежь дверей несется музыка — это включены радиоприемники, детишки играют на поляне перед садиком. А главное — многие в селении с оружием. Но ведь в Гондурасе ему внушали, что сандинисты угнетают индейцев, отбирают у них детей и жен, начальники делят между собой имущество и земли мискито... Значит, врали? Выходит, так. Выходит, индейцы вовсе не нуждаются в защите сомосовцев. Наоборот, сами взяли в руки оружие, чтобы защищаться от этих «защитников», от него, Нара...

Я встретил Нара на окраине Сумубилы, у самой кромки джунглей. Он рыл глубокие ямы в глинистой, влажной земле. Рядом лежали толстые белые стволы сейб.

— Подумал, обоснуюсь отдельно,— сказал он, присаживаясь на бревна и закуривая.— Скоро еще один сын от меня уйдет — жениться надумал. Я останусь с тремя младшими, в школу их отдам, пусть учатся. Прокормлю. В кооператив вступлю. Вот только дом новый поставлю...— И он ласково погладил широкой ладонью чуть сыроватые, живые еще стволы...

Михаил Белят

Владимир Лигуша. Этого не может быть...

Звонок междугородки раздался в тот самый миг, когда Виктор Евгеньевич уже взялся за ручку двери. Виктор Евгеньевич взглянул на часы и поморщился — он не любил опаздывать на работу.

— Вас вызывает Чарушино,— сообщила телефонистка.

«Чарушино... Чарушино...— покопался в памяти Виктор Евгеньевич и вспомнил.— Наверное, звонит тот «изобретатель», который вообразил, что придумал антигравитационный двигатель...» Чертежи с объяснительной запиской уже лет пять пылились в шкафу Виктора Евгеньевича, еще с тех пор, когда он не был ни заведующим отделом, ни кандидатом наук (без пяти минут доктором, между прочим). В свое время он от души потешался над этим «прожектом».

Изобретателя было слышно плохо, но Виктор Евгеньевич поспешил высказать все, что он думает по поводу его «эпохального открытия». К чести этого жителя Хабаровского края, он даже особенно не протестовал, пролепетал только, что уже два года занят практическим воплощением своих идей.

— Послушайте.— Виктор Евгеньевич начал терять терпение.— Если у вас так много времени, приезжайте к нам в НИИ, и я... или кто-нибудь из моих сотрудников разъяснит несостоятельность ваших эээ... разработок.

На работе Виктор Евгеньевич первым делом достал конверт с обратным адресом «Чарушино...» и, обведя строгим взглядом притихших сотрудников, поведал им об утреннем звонке.

— Так вот,— продолжал Виктор Евгеньевич,— этот чарушинский Кулибин вполне может явиться к нам в институт. Если это произойдет — меня здесь нет. А раскроет ему глаза на его дремучее невежество...— он помедлил и вдруг повернулся к аспирантке Ниночке, которая всегда и всех жалела. И, не давая возможности для возражения, сунул ей в руки конверт.

— Вот, подробно ознакомьтесь. Там на полях мои заметки. Они помогут вам без труда в пух и прах разбить этого... заблудшего.

В отделе заметно оживились, когда настало время традиционного чаепития. Но не успел Виктор Евгеньевич отхлебнуть глоток цейлонского, как зазвонил телефон. Ниночка, торопливо поднявшая трубку, почему-то вдруг испуганно оглянулась и прошептала побелевшими губами:

— Появился... Изобретатель появился...

— Ну вот...— Виктор Евгеньевич с сожалением отставил чашку и поспешно встал.— Значит, так: я на симпозиуме, в... другом городе. В общем, ваш выход, Ниночка.

— Я...— аспирантка вдруг покраснела, потом побледнела. Дальше она не могла выговорить ни звука.

— Не можете? — Виктор Евгеньевич раздраженно потер переносицу. Эта... Ниночка! И как только она попала в его отдел? — Хорошо, я сам...

Всего двадцать минут понадобилось Виктору Евгеньевичу, чтобы доказать горе-изобретателю абсурдность его труда. Тот удрученно и покорно кивал головой, пока Виктор Евгеньевич произносил страстный монолог в защиту истинной науки. Затем сгреб свои бумаги и, уничтоженный, выскользнул за дверь.

Виктор Евгеньевич окинул отдел победным взором. Сотрудники с немым восхищением смотрели на шефа, и только Ниночка...

— Вам снова что-то непонятно?

— Мне все понятно.— Ниночка почти рыдала.— Вот только одно...— Она кивнула на конверт, оставшийся лежать у Виктора Евгеньевича на столе.— Как он смог... существующими видами транспорта... за час... добраться из Хабаровского края... в Москву?..

Кир Булычев. Город Наверху

Продолжение. Начало в № 7, 8.

Такаси измучился, пока волок незнакомца до дороги. А тут еще спасенный пришел в себя. Этот момент Такаси упустил, потому что нес его, перекинув через плечо. Очнувшись, человек вцепился зубами в шею Такаси.

От неожиданности Такаси сбросил ношу. Человек грохнулся о камни, но тут же вскочил и, прихрамывая, бросился наутек. Такаси провел рукой по шее: ладонь была в крови.

— Эй! — крикнул он вслед убегавшему.— Погоди!

Человек должен был услышать. Он бежал медленно, спотыкался, один раз упал и с трудом поднялся. Наконец, углядев какую-то щель в бетонной плите, попытался забиться в нее, но щель была слишком узка.

Такаси подошел к нему. Человек лежал, уткнувшись лицом в землю. Он опять потерял сознание. На этот раз, памятуя о его злобном нраве, Такаси взял незнакомца под мышки и потащил к дороге.

Их обнаружил на вездеходе Станчо Киров.

— Это еще кто такой? — спросил он.— Это не наш.

Такаси осторожно положил человека на землю и сказал:

— Наверно, туземец. Отвезешь нас, потом съездишь к тем развалинам и подберешь мертвого тигра. Кирочка умоляла раздобыть ей шкуру.

— Ты убил? — удивился Станчо.

Они вместе положили человека на сиденье вездехода.

— Нет,— сказал Такаси.— Его убил этот витязь.

— Не может быть,— сказал Станчо.— Я бы на тигра с голыми руками не пошел.

— У него был нож.

Станчо завел двигатель, и вездеход поплыл над щебнем.

Все еще обедали, и никто не вышел к вездеходу.

— Не спеши,— сказал Такаси, поняв, что Станчо хочет поднять весь лагерь.— Давай лучше отнесем его в госпиталь к Соломко.

Они положили человека на койку в госпитале, который никому еще, к счастью, не понадобился. Станчо понесся в столовую, а Такаси снял куртку и рубашку.

— Вы, надеюсь, не ядовиты? — спросил Такаси у человека.

Тот дышал слабо, но ровно.

В палатку ворвалась Соломко. Это была статная женщина с крупным невыразительным лицом, за которым, как за греческой маской, бушевали страсти. Всю жизнь Анита Соломко мечтала стать археологом, но рассудила, что сможет принести больше пользы человечеству, став врачом. С тех пор в течение многих лет разрывалась между любовью и долгом.