Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1986 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №09 за 1986 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Когда Петр к нам по Белому морю бежал, он Соловков не миновал. Пригляделся — на соловецких колокольнях меди понавешано! Многие пуды.

— Ведь надо, ребята, колокола-то снимать. На пушки перелить! — солдатам советует.

— Што ты, царь-государь! — монахи услыхали, заревели. Почали клобуки обземь метать, недовольные.— Ведь без колоколов нам слава умалится, не слыхать будет нас на синем море!

— А вот поглядим,— Петр россмехнулся.— Сядьте-ко на лодейку, бегите на дальний остров. Посидите там, послушайте.

Монахи, конечно, впоперек слова молвить не посмели. Только знаешь, веселышками в гребях погремывают,— серчают. Убрались за окоём. На Анзере-острове под осинами сели, слушают.

А Петр по бережку побегал для прохлаждения, да и велел звонарю в колокол ударить, а пушкарю из пушки выпалить. Ввечеру монахи из-за окоема вылезли, глядят из-под черных кукелей, бородищами покручивают.

— Ну что, слыхали, отцы святые? — Петр усы раздувает.

— Донеслось, будто кто воюет, из пушки палит...

— А боле-то ничего? То и есть! Благовеста колокольного и на Анзере не знатко, а пальбу русских пушек далеко несет. Время ратное, перельем колокола на пушки. Аж в Стекольном граде (Стекольно, Стекольный град — так поморы называли Стокгольм.) слышна будет звонкая наша слава.

Медный вершник

Осударь и ростом велик был. Его, сказывают, кони возить не могли. Проедет Петр версты три — и хоть пеш беги!

А в Заонежье у крестьянина возрос такой жеребец, что другого-иного, пожалуй, и на свете не было. Копыта с плетеную тарелку — чарушу, сам могутный. А уж смирен, к хозяину ласковый, как дитя! Приходили двое в хорошей одеже, большую цену за коня давали — не продал мужик. Весной отпустил перед самой пахотой в луга, Карюшко-то и потерялся. «Видать, зверь съел! А то, бывает, в болото прогруз конишко!» Погоревал, конешно, а что станешь делать?

Мы, заонежские, и век в Питер на заработки ухожи. Вот и мужик стоит на бережке Невы-реки, видит: человек на коне, как гора на горе! Сразу видно, Великий Петр! И коня узнал.

— Карюшко, Карий! — зовет. И конь к нему подошел, кижанину на плечо голову положил. Он кижский был, с деревни Мигуры, мужик-то.

— Осударь! — он коня за уздечку берет.— При боге и царе белым днем под ясным солнышком я вора поймал! Рассуди!

— Ну! Что у тебя украли? — Петр сердится, гремит, как вешний гром.

— Коня, на котором твоя милость вершником сидит.

— Чем докажешь?

— На копытах моя насечка есть, приметная.

— За обиду прости. Не я украл. Слуги мои по усердию.

— Мне, конешно, пахать, семью кормить. Да и у тебя, осударь, забота: Россию поднимать. Пусть тебе верно служит крестьянский конь.

Не восемьдесят ли золотых дал Петр мужику за коня? Или сто? Да «спасибо» в придачу. Побежал мужик в Заонежье с прибытком, с доброй вестью: отыскался Карий!

А мы и теперь, бывает, как приедем в Ленинград, наперво к памятнику придем. На площадь, где медный Петр вершником на Карюшке, мужицком коне, сидит. Насечки на копыте ищем.

— Наш ведь конь-то, заонежский! — промеж себя говорим.— Должна мета быть.

«Кто старше?»

Он от Соловков-то к Сумпосаду пошел, а от сумлян к нам, в Нюхчу, Великий Петр!

Они Пономареву гору прошли — встали им впоперек морские корги, каменные отмели. К Вардегоре приплавились — торнуло корабль, задело по днищу каменищем. Барин-фельдфебель на зень-палубу пал:

— Пропадем навеки! — вопит, с белым светом прощается.

— Торнет, да пройдет! — кормщик Панов (наш, нюхотский, Антипом звали) у румпеля стоит — как зажжена свеча горит.

Пришли поздорову к Вардегоре, причалили. До Нюхчи еще посуху пятнадцать верст. Поволокли суда волоком. Наши, нюхотские, были — корабли мало не на плечах несли.

В деревне народ собрался, хочет царских речей послушать. «Люблю я, братцы,— Петр провещился,— в русской баньке мыться, вот што!» Он телом был сухой, долгий. Ноги над каменкой греет, велит пару поддавать. Сержант Щепотев веник схватил, Петра по бокам охаживает больно хорошо.

— Теперь ведите меня в ту избу, где старше меня нету!

Запереглядывались мы, нюхчане... прадедушки наши! Ну кто может быть старше царя! Да и повели к Козловым. Уличное прозвище им — Шмаковы, у нас век все с назывками! Лег Петр почивать, а заснуть не может: в зыбке ребеночек плачет.

— Ну! — ворочается гость.— Как же ты, мать, не можешь его унять? — Свечу зажег, золото вынул. Хочет дитя утешить, утишить. А мальчишечка не к золотым рублям, к огню тянется. Ручонку обжег, заревел морским голосом.

— А ведь верно! — Петр повинился.— Мало еще дитя, неразумно. А старше, старше меня: ему приказать не могу, не послушает!

Тут наши старичонки и поняли, какую Петру было избу-то надо! Да ведь у нас все детны: еще Аленка в пеленках, а уж Никитка у титьки.

Петрова ряпушка

Родился я с братом на Ботвиньщине, такая деревенька в Заонежье есть. Вот он — младший брат, я на восемь лет старше!

Люди что говорят? Брат соврать не даст: сказывают, будто Петрозаводск-то не у вас Петр ладил построить. У нас, на Ботвиньщине! Другого такого прекрасного места на всем Онего нет, по всем берегам! Ровная скала, натуральный, знаешь, камень. И улиц с площадями мостить не надо: готовые лежат.

У нас на бережке, высокое место есть — Веха. На нем старая сосна стоит, Петра помнит: ей, может, триста лет. Ту Веху — кряжичек за двадцать верст видно.

— Эдако место, а я, идучи шведа бить, просмотрел в задумчивости! — Петр потом все, бывало, обижался.— Вот бы где мне город-то поставить, эх!

Мы тоже, конечно, пригорюнимся... дедушки наши. Нам куда бы как ловко в Петрозаводск-то ездить. А тут на-ко: греби, упирайся. Ладно, теперь «Кометы» на крылышках полетели.

— Моя вина, мой и ответ! — Петр сказывает.— Я вам, заонежанам, за то ряпушку приманю. Под самую вашу Толвую.

Он такой был: что задумает, все сделает. Осударь под Мягостров наш, близехонько, рыбку-ряпушку привадил. Там ее век не вычерпаешь. Единолично ловили, потом — колхозом рыбацким. Теперь артель от рыбозавода... Любим мы ее, правду сказать, ряпушку эту! Лосося не надо. А про то, как Петр ее к нашему берегу привел, слышано в Толвуе от дедушки Дедкова. Дедушка Николай старый солдат, ему не врать стать!

Да у нас многие про Петра помнят, как он шел на кораблях с Белого моря на Ладогу Карлу-короля бить, какое про город мечтание имел. А Веху проглядел. Вот это нельзя похвалить!

Неонила Криничная, Виктор Пулькин

Журчит в горах арык

На отдаленных высокогорьях Киргизии земледелие, особенно в прежние времена, было делом нелегким.

...Крутой косогор, сплошь покрытый нагромождениями камней. За ним покоится пригодная для пахоты земля. Но там нет воды. Как провести арык через эти груды камней?

Люди — вручную, конечно,— перебирали, передвигали и укладывали камни. Самым надежным инструментом при этом — не ломается! — были рога горных козлов. Потом делали углубление, таскали глину, землю: ведь камни и песок — как решето, на них вода не удержится. Ссыпали землю на дно арыка, разравнивали, растаптывали и только потом пускали воду.

Но такой с большим трудом проложенный арык был ненадежен и недолговечен. За короткое время вода где-то смывала землю, проедала дыру и уходила под камни. Тогда люди снова приносили глину и заделывали дыру. Но вода просачивалась в другом месте. И так без конца...

Жители высокогорья — киргизы — искали более надежные материалы, чтобы удержать воду. На дно и по стенкам канала стелили камыш, кустарниковые растения, сено, солому. И уже на них сыпали землю. Бывало, стелили даже кошмы, паласы. Но все равно вода находила лазейку.

Наконец земледельцы нашли дешевый и надежный материал. Им оказался обыкновенный конский навоз. Он, как известно, состоит из мельчайших частиц сена. Мягкий, легкий и в то же время очень плотный, конский навоз в воде не разлагается, и вода через него не проходит.

Проложив через нагромождения камней русло будущего арыка, уплотнив и укрепив его берега, строители аккуратно и равномерно стелили на дно и по бокам канала слой навоза толщиной примерно в три-четыре сантиметра. Потом приносили чистую глину, то есть без каких-либо примесей, которые могли бы раствориться в воде. Чистая глина, вобрав в себя воду, в объеме не уменьшается и становится как тесто. Снова аккуратно и ровно сыпали люди глину пяти-шестисантиметровым слоем поверх навоза, разравнивали ее.

После этого привозили специально отобранный гравий. И те же умелые люди брали каждый камешек в руки и придавливали его к глине. Камешек к камешку, плотно, без зазоров — так, как мостят мостовую.