Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1991 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №02 за 1991 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Все так. Те же широкие поляны, изрытые балками, мелкая речка Аксай, кустарник. Я тоже видел их, правда, не из седла лошади, а из окна автомобиля. Любезные аксайцы возили меня к развалинам крепости.

Однако леса, что тянулся, по словам Лермонтова, до самого горного хребта, не было. Это весьма важная деталь, отсутствие ее смущало. Честно говоря, не верилось, что в сухой выжженной степи, окружающей Ташкечу, когда-то рос лес, уж слишком пустынная здесь ныне природа.

Но уже позже, в Москве, в библиотеке, я убедился: сомнения напрасны. Вот что писал о тех местах один путешественник в начале XX века: «Входите вы в старый буковый участок леса, вас сразу же охватывает какая-то сырость и темнота. Громадные буки стоят, заслонив собой небо непроницаемым пологом и не допуская солнечные лучи...» Буковые леса чередовались с ореховыми рощами.

Вырубили, оказывается, сейчас эти дивные леса. Лишь кое-где остались одинокие белолиственницы. Озер, лиманов, болот, плавней, где охотился Печорин, тоже нет — «великая масса живности» исчезла.

В общем, экологическая катастрофа пришла на землю Аксая. Это теперь, а тогда, в прошлом веке, аксайцы жили среди другой природы и по другим законам, уважая традиции предков. Эх, если бы нынешние кумыки помнили запах емшана, белой горькой полынь-травы с далекого Дешт-и-Кипчака, запах, который будоражит кровь (по себе знаю) и лишает покоя, то не позволили бы никому уродовать свою землю.

Ему ты песен наших спой,

Когда ж на песнь не отзовется,

Свяжи в пучок емшан степной

И дай ему — и он вернется.

Это Майков. Строки, напутствие гонцу, поэт вложил в уста половецкого хана Сырчана, который звал брата Отрока вернуться в родные степи.

И опять вернусь к аджиевскому роду. В начале 30-х годов мой прапрадедушка Абдурахман женился, красиво женился, как положено, царская получилась свадьба. Сколько у него было жен? Не знаю. Не больше четырех разрешает Коран. Как звали старшую жену? Тоже пока точно не знаю, в семье называли ее Кавуш, она была из рода Тарковских, дочерью кумыкского шамхала. Царя, значит.

Об этих моих родственниках нельзя не сказать. Их род идет от шестого сына Чингисхана, Шамхал первым в Дагестане принял высший титул российского дворянства. В их родовой аул Тарки приезжал Петр I. К сожалению, род этот вымер в советское время. Выдающийся кинорежиссер современности, кумык Эндрей Тарковский был последним шамхалом.

Абдурахман Аджиев с княжной Тарковской славно прожили жизнь. В Аксае у них родился мой прадедушка Абдусалам.

Братья Аджиевы, как положено настоящим мужчинам, стали воинами. Они служили в российской армии, потому что согласно Гянджийскому трактату, подписанному в 1835 году Россией и Персией, кумыки, жившие на землях от Сулака до Терека, стали относиться к России, а другие, жившие к югу от Сулака, — к Персии.

Далеко не безусым юношей Абдусалам надел свой офицерский мундир. До службы он закончил Каирский мусульманский университет, ходил в Мекку. Он был одним из образованнейших людей в Дагестане. Умный, рассудительный. Настоящий мюалим. Так что служба до поры до времени шла успешно.

У прадедушки была очень твердая и уверенная рука, три великолепных офицерских креста — лучшее тому подтверждение. Противника он рубил до седла. Точно так же поступал и его младший брат — Абдул-Вагаб.

Братья были гренадерского роста, а понятие о чести и верности жило в их крови. За искусство воина и за высочайшую порядочность братья Аджиевы служили в Собственном Его Величества конвое. Так «кумыкское» исследование привело меня из Аксая в Санкт-Петербург, к тайнам императорского двора...

Собственный Его Величества конвой сформировали в 1828 году из кавказских горцев, среди них значился генерал Асев Аджиев, мой прапрапрадедушка. Но это формирование конвоем еще не называли, по документам он значился лейб-гвардии кавказско-горским взводом. Этот взвод сразу же получил права и преимущества старой гвардии.

С 1832 года в состав конвоя вошла команда казаков, «храбрейших и отличнейших», как записано в приказе. К 1856 году в конвое значилось четыре взвода... Понимаю, конвой — тема отдельного разговора, и чтобы пока не углублять его, вновь сошлюсь на правдивый Энциклопедический словарь того старого, доброго времени.

«В 1856 году конвой был переформирован, причем были образованы: 1. лейб-гвардии кавказский эскадрон Собственного Его Величества конвоя, из четырех взводов: грузин, горцев, лезгин и мусульман. Команду (взвод) грузин повелено было комплектовать из православных молодых людей знатнейших княжеских и дворянских фамилий Тифлисской и Кутаисской губернии; горцев — из знатнейших и влиятельнейших горских семейств; лезгин — из знатнейших аджарских и лезгинских фамилий Прикаспийского края; мусульман — из почетнейших фамилий ханов и беков Закавказья...» Конвой относился к Императорской главной квартире.

Братья Аджиевы одно время командовали взводами конвоя. Абдусалам охранял императрицу Марию Александровну.

Среди других в конвое служил персидский принц Риза-Кули-Мирза, и, судя по всему, у Аджиевых были с ним очень дружеские отношения, иначе как объяснить, что родной брат персидского шаха женился на сестре Аджиевых; в 1873 году он был «отчислен из конвоя с производством его в полковники» — так написано в приказе, который мне удалось найти в делах конвоя, что хранятся в Военно-историческом архиве.

Породнились Аджиевы не только с персидским шахом, что, впрочем, не считалось тогда чем-то из ряда вон выходящим. Просто люди жили, общаясь с равными себе. Одну из дочерей — прекрасную Умайдат — прадедушка Абдусалам отдал за лезгинского хана Бейбалабека Султанова из аула Ахты.

И сразу же ложное представление, вбитый в сознание стереотип рисуют нам этакого дикаря с южнодагестанских гор. Напрасно. Хан закончил Сорбонну и почти 15 лет жил с молодой красавицей женой в Париже, где имел врачебную практику.

Нет, Кавказ никогда не был диким, отсталым краем, там жила своя, очень высокая культура, которой подчинялись все люди, будь то князь или простой чабан. Строгое понятие чести, святые чувства к традициям, к предкам позволяли называть всех кавказцев настоящими кавказцами, к какому бы народу они ни относились.

...После убийства царя в 1881 году конвой распался.

Прадедушку из Санкт-Петербурга отправили начальником далекой крепости Назрани, которая находилась в Чечне, вблизи родного Аксая. Следом полетело письмо о тайном надзоре. Хотя надзирать и не требовалось — Абдусалама все знали как абсолютно честного человека. Поднадзорную должность полковник Аджиев быстро оставил и, благо было высшее мусульманское образование, занял место наиба в большом кумыкском селении Чирюрт. Почему он не захотел жить в Аксае? Догадываюсь, были на то причины.

Видимо, раздражали местные нравы. Он до боли стискивал зубы, когда узнавал, что родственники заставляли его молодую жену доить корову или печь хлеб. И она доила, пекла, как того требовал обычай повиновения младших старшим. Доила, засучив кружевные манжеты, выписанные из Парижа. Пекла, сдабривая тесто слезами... Но не для того же Абдусалам украл свою Батий и приехал в Аксай.

Можно предположить и другое. Батий прекрасно владела французским, английским, русским, хуже кумыкским. Для чеченской девушки вполне неплохо! Она много читала. И любое замечание она, плохо знавшая кумыкский быт, воспринимала как оскорбление. «Представляешь, — наверняка возмущалась она, — он поправляет мое русское произношение, забывая, что я первая на Кавказе узнала, что такое «завалинка»...» Словом, Аксай хоть и назывался самым культурным кумыкским аулом, но не всем он казался таковым. Мой прадедушка, помнивший еще петербургские будни, так и не прижился там.

Какая-то неземная, нечеловеческая сила была в нем, о таких людях говорят, они помечены Аллахом. Когда он шел по улице, прохожие отворачивались или прятались. Рассказывают, однажды на него набросилась огромная кавказская овчарка, но он ни на шаг не отошел, а лишь посмотрел на нее своим тяжелым взглядом. Бедный пес припал к земле и, жалобно скуля, пополз прочь. А прадедушка спокойно пошел дальше.

Своим уверенным спокойствием и рассудительностью он подавлял окружающих, подчинял их себе, иных приводил в трепет. Его боялись. И тайно не любили, остерегаясь явно выразить свою неприязнь.

Абдусаламу вскоре показался тесным и Чирюрт. Он с семьей переехал в Ростов, потом вновь вернулся в Дагестан. После Петербурга жилось неуютно. Прадедушка ведь по-прежнему был абсолютно безразличен к славе, к деньгам, к богатству. У кумыков вплоть до XX века в почете был человек, точнее — его происхождение, а не тугой кошелек. Князь мог быть беднее чабана, и это никого не смущало. Он — князь. И этим сказано все. Больше всего кумыки боялись не бедности — позора.