Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1991 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №11 за 1991 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

В 1736 году, на проделе свободного плавания «Якуцка», находящегося в проливе Вилькицкого, Челюскин записал: «Матерый берег остался на SW в 5 верстах». Это был едва видный нынешний мыс Прончищева. Именно этот мыс видел Прончищев, перед тем кик вскоре отдал приказ «возвращаться из-за препятствия льдов» на базу в Усть-Оленек. По возвращении туда он скончался. Вслед за ним умерла и его жена. Их могила сохранилась и Усть-Оленеке и поныне.

Под ногами тундра. Здесь преобладает серый тон, цветом не видно, грибы очень мелки. Зато много камня — серый плиточный сланец. Забрался на маяк, смотрю и море, куда полетел вертолет. Ледовый разведчик помогал ледоколам «Арктики» и «Таймыр» проводить караван судов. Их видно было даже без бинокля. Будет впереди еще лед, коль ледоколы на трассе. К Челюскину тянулись чистая, без единой льдинки, дороги. Выступивший в море мыс Прончищева служил хорошим прикрытием.

Остров Фрам, острова Локвуд, бухта Мод, мыс Папанина — всего 30 километров пути, но как насыщены они драматической историей освоения Севера. Вечная память о ней в географических названиях. Уже отчетливо видны антенны и строения, вытянувшиеся линией в море на низменном берегу. До них самая малость, километров 15, не более. Усилившийся шквалистый ветер с ливневым снегом заставил идти в укрытие под отвесную скалу восточнее мыса. 2 часа 26 августа. Якорь опустился на ледяное ложе, глубина пять метров. Натянул тент и затопил печь. Часы уже не играют никакой роли, да какая разница, где стоять — перед поляркой или здесь. Не будешь же ночью людей беспокоить, и найдется ли там укрытие для лодки? Отдохну и высушу одежду.

«Гребная лодка «Пелла-фиорд», капитан Смургис Е.П., прибыла на мыс Челюскина 26.08.1990 г.

Директор обсерватории Ю.В.Ковальчук».

Такая регистрационная запись появилась в моем удостоверении.

9 мая 1742 года Семен Челюскин открыл этот мыс, достигнув его сухим путем. И сейчас стоит здесь привезенный русским исследователем деревянный столб, как особый знак, символ человеческого мужества и геройства. Потом со стороны моря самую северную точку Евразии достигли экспедиции Норденшельда, Толля и Нансена. И вот спустя столетие у этого ничем не приметного, но до сих пор заветного для мореплавателей мыса стоит — впервые в мире — прогулочная гребная лодка. На носу ее укреплен металлический вымпел журнала «Вокруг света».

Окончание следует Евгений Смургис / Фото автора

Берегом и кругом света

Виктор Константинович Рыков из рода известных в старой России моряков. Сам он полковник в отставке... Каким образам он попал в сухопутные войска? Виктор Константинович объясняет это тем, что была война. Он — человек своего времени и, как и многие советские люди, старался не упоминать своих именитых предков. Однажды он пришел к нам в журнал и робко предложил маленькую историю, связанную со своим дедом. Так и возникла идея написать историю братьев Рыковых.

Семен Дежнев и Ерофей Хабаров, Витус Беринг и Григорий Шелехов, Геннадий Невельской и основатель Владивостока Алексей Шефнер — все они шли первыми по неведомым морям и землям. Но были многие и многие, чьи имена не столь известны или забыты вовсе. А ведь кто-то из них, безвестных, сделал первый промер пустынной бухты, кто-то первым ступил на замшелые камни безымянного мыса...

Их было четверо братьев-моряков: Василий, Николай, Павел и Сергей. В середине прошлого века все они закончили Морской корпус все дослужились до генеральских или адмиральских эполет. И все четверо в общей сложности более сорока лет отдали освоению Дальнего Востока.

Мне с детства запомнились шкатулочки, украшенные непременными драконами, скорее смешными, чем страшными, старые семейные фотографии с золотыми медалями фотосалонов, красивые открытки с видами скалистых берегов и парусников. Помню миниатюрный адмиралтейский якорь, блестевший никелем. Якорь этот мы с братом таскали на веревочке по двору, изображая пароход. И очень огорчались, что он не зацепляется за «дно». Запомнились нечастые рассказы отца, Константина Павловича Рыкова, воевавшего береговым артиллеристом в японскую, — что-то о Русском береге, о Владивостоке, о мысе Рыкова... Отец потом жег в печурке фотографии, открытки. Чтобы уцелели мы, его сыновья.

И сейчас мне слышатся вздохи тети Кати — Екатерины Сергеевны Кочуковой, дочери младшего из братьев, по кругосветному плаванию, когда ее, шестилетнюю, чуть не похитил какой-то раджа: вздохи по сказочной жизни в только что начинавшемся Владивостоке. Вспоминала она и Ивана Антоновича Купреянова — губернатора Русской Америки. И еще Шефнера. Он часто бывал у них в доме в Петербурге. Он был начальником ее отца еще во Владивостоке. Высокий, стройный, красивый! Душа компании.

Особенно запомнились мне папины рассказы о его отце, моем деде — Павле Ивановиче Рыкове. Большой портрет деда в овальной раме рядом с таким же портретом бабушки, Зинаиды Яковлевны, урожденной Давыдовой, висел у нас в столовой.

Эти портреты тоже исчезли бесследно...

Над домом и над миром проносились малые и большие бури. О прошлом старались не говорить: небезопасно было вспоминать «дрянь адмиральскую» в то мрачное время. А потом и некому стало вспоминать.

Но нет! Что-то чудом уцелело, сохранилось, нашлось. Рискуя жизнью, сберегла фотографии обоих своих дедов — и Николая, и Сергея — Ксения Александровна «Рыкова в квадрате», дочь двоюродных брата и сестры, Александра Николаевича и Юлии Сергеевны Рыковых. Вот и карточку, с которой делался в свое время тот портрет деда в овальной раме, сохранила тетя Катя. Кое-что сберегли совсем чужие люди. Кое-что нашел правнук Павла Ивановича — журналист Павел Георгиевич Рыков...

Однако лишь недавно по-настоящему открылись дальние дали. Выяснилось, что часть документов уцелела в остатках фамильных бумаг, некоторые хранятся в фондах библиотек, остальные вот уже два столетия берегут для потомков задумчивые своды здания с аркой на Дворцовой площади Питера.

И вот я открываю послужной список деда. Звенит упругий, бугристый пергамент. Вот подпись деда... Трепетно прикасаюсь рукой к тому месту листа, где полтора века тому назад лежала его рука, и пером — конечно же, гусиным! — порыжевшими теперь чернилами, настоянными на дубовом орешке, выводила вот эту, с росчерками и завитушками, подпись, чем-то неуловимо похожую на подпись отца и мою...

Отец братьев, Иван Васильевич Рыков (о нем есть статья в Русском биографическом словаре), впоследствии генерал-лейтенант флота, происходил «из дворян российской нации». По Корпусу — однокашник Нахимова и Даля. В молодости осваивал на Балтике новую технику: пароход. Почти то же, что сейчас космос. Вот, например, что писал в 1833 году, ратуя за новинку, один из авторов «Записок Ученого комитета Морского штаба»: «Изобретение и употребление пароходов произведет великую перемену в морских военных действиях. В этой истине, конечно, никто не сомневается. Но искусство плавания пароходов, так сказать, еще в детстве».

Ко времени появления братьев на свет капитан-лейтенант Иван Васильев сын Рыков, командуя 8-пушечным пароходом «Охта», а затем «Поспешным», буксировал казенные суда с гранитным камнем из каменоломни Пютерлакс для строительства Кронштадтского форта Александра Первого. А во время сооружения Александровской колонны, как гласит вот уже полтора века настойчиво передаваемое из уст в уста семейное предание, эскортировал в Петербург, именно из того же Пютерлакского карьера, судно с гранитным монолитом для колонны.

Его супруга Анна Осиповна (Иосифовна), урожденная Гаврино, вела родословную от греческих моряков, приглашенных Екатериной для службы в строящемся тогда Черноморском флоте.

В документах Ивана Васильевича Рыкова нередко встречаются краткие, но выразительные характеристики: «В службе весьма хорош и деятелен». «Поведения благородного», С не менее выразительными подписями. Скажем, десять лет, с 1846 года, капитан 1-го ранга И.В.Рыков служил помощником капитана Кронштадтского порта. А главным командиром порта в ту пору был адмирал Фаддей Фаддеевич Беллингсгаузен. Тот самый!

Морской корпус

Детские и отроческие годы братьев прошли вне дома. Василий и Николай сразу пошли в Корпус. А Павел и Сергей сначала воспитывались в Морской роте Александровского корпуса в Царском Селе.

Через три года одиннадцатилетний Павел перешел в Морской корпус. Тут порядки оказались куда суровее, чем в Царском Селе. Дам и нянек сменили воспитатели-мужчины. Жизнь начиналась в шесть утра. С постели — во фрунт! И горе кадету с грязными ногтями или оторванной пуговицей. Дежурный офицер холодно ронял неумолимое:

— Без булки!

Жестокое наказание! Остальным тут же раздавались к утреннему сбитню пахучие, горячие булки, на целый фунт.