Саша Черный - Собрание сочинений. Т. 1

• Название: Собрание сочинений. Т. 1
• Автор: Саша Черный
• Издательство: Эллис Лак
• Жанр: Юмористические стихи
• Год: 1996
• ISBN: 5-7195-0045-6

В первый том собрания сочинений С. Черного вошли стихотворения 1905–1916 гг. и поэма «Ной».

---

ДИСПУТ*

Три курсистки сидели над Саниным,
И одна — сухая, как жердь,
Простонала с лицом затуманенным:
«Этот Санин прекрасен, как смерть…»

А другая, кубышка багровая,
Поправляя двойные очки,
Закричала: «Молчи, безголовая! —
Эту книгу порвать бы в клочки…»

Только третья молчала внимательно.
Розовел благородный овал,
И глаза загорались мечтательно…
Кто-то в дверь в этот миг постучал.

Это был вольнослушатель Анненский.
Две курсистки вскочили: «Борис,
Разрешите-ка диспут наш санинский!»
Поклонился смущенный Парис.

Посмотрел он на третью внимательно,
На взволнованно-нежный овал,
Улыбнулся чему-то мечтательно
И в ответ… ничего не сказал.

<1908>

СКВОЗНОЙ ВЕТЕР*

Графит на крыше раскален.
Окно раскрыто. Душно.
Развесил лапы пыльный клен
И дремлет равнодушно.

Собрались мальчики из школ.
Забыты вмиг тетрадки,
И шумен бешеный футбол
На стриженой площадке.

Горит стекло оранжерей,
Нагрелся подоконник.
Вдруг шалый ветер из дверей
Ворвался, беззаконник.

Смахнул и взвил мои стихи —
Невысохшие строчки.
Внизу ехидное: «хи-хи»
Хозяйской младшей дочки.

Она, как такса, у окна
Сидит в теченье суток.
Пускай хихикает она —
Мне вовсе не до шуток.

Забыл, забыл… Сплелись в мозгу
Все рифмы, как химера,
И даже вспомнить не могу
Ни темы, ни размера.

<1910>

ВЕСНА МЕРТВЕЦОВ*

Зашевелились корни
Деревьев и кустов.
Растаял снег на дерне
И около крестов.

Оттаявшие кости
Брыкаются со сна,
И бродит на погосте
Весенняя луна.

Вон вылезли скелеты
Из тесных, скользких ям.
Белеют туалеты
Мужчин и рядом дам.

Мужчины жмут им ручки,
Уводят в лунный сад
И все земные штучки
При этом говорят.

Шуршанье. Вздохи. Шепот.
Бряцание костей.
И слышен скорбный ропот
Из глубины аллей.

«Мадам! Плохое дело…
Осмелюсь вам открыть:
Увы, истлело тело —
И нечем мне любить!»

<1910>

БЕГСТВО*

Зеленой плесенью покрыты кровли башен,
Зубцы стены змеятся вкруг Кремля.
Закат пунцовой бронзою окрашен.
Над куполами, золотом пыля,
           Садится солнце сдержанно и сонно,
           И древних туч узор заткал полнебосклона.

Царь-колокол зевает старой раной,
Царь-пушка зев уперла в небеса,
Как арбузы, — охвачены нирваной,
Спят ядра грузные, не веря в чудеса —
           Им никогда не влезть в жерло родное
           И не рыгнуть в огне, свистя и воя…

У Красного крыльца, в цветных полукафтаньях,
Верзилы певчие ждут, полы подобрав.
В лиловом сумраке свивая очертанья,
Старинным золотом горит плеяда глав,
           А дальше терема, расписанные ярко,
           И каменных ворот зияющая арка.

Проезжий в котелке, играя модной палкой,
В наполеоновские пушки постучал,
Вздохнул, зевнул и, улыбаясь жалко,
Поправил галстук, хмыкнул, помычал —
           И подошел к стене: все главы, главы, главы
           В последнем золоте закатно-красной лавы…

Широкий перезвон басов-колоколов
Унизан бойкою, серебряною дробью.
Ряды опричников, монахов и стрельцов
Бесшумно выросли и, хмурясь исподлобья,
           Проходит Грозный в черном клобуке,
           С железным костылем в сухой руке.

Скорее в город! Современность ближе —
Приезжий в котелке, как бешеный, подрал.
Сесть в узенький трамвай, мечтать, что ты в Париже,
И по уши уйти в людской кипящий вал!
           В случайный ресторан забраться по пути,
           Газету в руки взять и сердцем отойти…

«Эй, человек! Скорей вина и ужин!»
Кокотка в красном дрогнула икрой.
«Madame, присядьте… Я Москвой контужен!
Я одинок… О, будьте мне сестрой».
           «Сестрой, женой иль тещей — чем угодно —
           На этот вечер я совсем свободна».

Он ей в глаза смотрел и плакал зло и пьяно:
«Ты не Царь-колокол? Не башня из Кремля?»
Она, смеясь, носком толкнула фортепьяно,
Мотнула шляпкой и сказала: «Тля!»
           Потом он взял ее в гостиницу с собой,
           И там она была ему сестрой.

<1909>

ГАРМОНИЯ* («Направо в обрыве чернели стволы…»)

Направо в обрыве чернели стволы
Гигантских развесистых сосен,
И был одуряющий запах смолы,
Как зной неподвижный, несносен.

Зеленые искры светящих жуков
Носились мистическим роем,
И в городе дальнем ряды огоньков
Горели вечерним покоем.

Под соснами было зловеще темно,
И выпи аукали дружно.
Не здесь ли в лесу бесконечно давно
Был Ивик убит безоружный?..

Шли люди — их лица закутала тьма,
Но речи отчетливы были:
«Вы знали ли Шляпкиных»? — «Как же, весьма —
Они у нас летом гостили».

«Как ваша работа»? — «Идет, — ничего,
Читаю Роберта Овена».
«Во вторник пойдем в семинар?» — «Для чего?»
«Орлов — референт». — «Непременно».

«Что пишет Кадушкин?» — «Женился, здоров,
И предан партийной работе».
Молчанье. Затихла мелодия слов,
И выпь рассмеялась в болоте.

<1908>

СЕВЕРНАЯ ЛИРИКА*

Танец диких у костров.
Пламя цепенеет,
Вяло лижет вязки дров
И в тумане рдеет.

Стынут белые ряды
Телеграфных нитей.
Все следочки, да следы
У казенных питей.

Горе! Малый весь дрожит,
Бьет рукой о донце…
В пелене, как сыр, сквозит
Розовое солнце…

Пар от окон, стен и крыш,
Мерзлые решетки.
Воздух — сталь, Нева — Иртыш.
Комнату и водки!

Лопнет в градуснике ртуть,
Или лопнут скулы,
Тяжелей и гуще муть,
Холод злей акулы.

Замерзаю, как осел.
Эй, извозчик! Живо,
В Ботанический пошел!
Понеслись на диво…

Еду пальмы посмотреть
И обнять бананы.
Еду душу отогреть
В солнечные страны.

Эскимосы и костры!
Стужа сердце гложет —
Час тропической жары
Только и поможет.

<1909>

КАРНАВАЛ В ГЕЙДЕЛЬБЕРГЕ*

           Город спятил. Людям надоели
           Платья серых будней — пиджаки.
           Люди тряпки пестрые надели,
           Люди все сегодня — дураки.

Умничать никто не хочет больше,
Так приятно быть самим собой…
Вот костюм кичливой старой Польши,
Вот бродяги шествуют гурьбой.

           Глупый Михель с пышною супругой
           Семенит и машет колпаком,
           Белый клоун надрывается белугой
           И грозит кому-то кулаком.

Ни проехать, ни пройти,
Засыпают конфетти.
           Щиплют пухленьких жеманниц.

Нет манер, хоть прочь рубаху!
Дамы бьют мужчин с размаху,
           День во власти шумных пьяниц.

Над толпою — серпантин,
Сетью пестрых паутин,
           Перевился и трепещет.

Треск хлопушек, свист и вой,
Словно бешеный прибой,
           Рвется в воздухе и плещет.

Идут, обнявшись, смеясь и толкаясь,
В открытые настежь пивные.
Идут, как братья, шутя и ругаясь,
И все такие смешные…

           Смех людей соединил,
           Каждый пел и каждый пил,
           Каждый делался ребенком.

           Вон судья навеселе
           Пляшет джигу на столе,
           Вон купец пищит котенком.

Хор студентов свеж и волен —
Слава сильным голосам!
Город счастлив и доволен,
Льется пиво по столам…

Ходят кельнерши в нарядах —
Та матросом, та пажом,
Страсть и дерзость в томных взглядах.
«Помани и… обожжем!»

           Пусть завтра опять наступают будни,
           Пусть люди наденут опять пиджаки,
           И будут спать еще непробудней —
                          Сегодня мы все — дураки…

Братья! Женщины не щепки —
Губы жарки, ласки крепки,
           Как венгерское вино.

Пейте, лейте, прочь жеманство!
Завтра трезвость, нынче пьянство…
           Руки вместе — и на дно!

<1909>

ИЗ «ШМЕЦКИХ» ВОСПОМИНАНИЙ*