Майкл Эрард - Феномен полиглотов

• Название: Феномен полиглотов
• Автор: Майкл Эрард
• Жанр: Самосовершенствование
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91657-502-6

Что нужно для того, чтобы выучить три языка?.. шесть… двадцать? Пытливый интерес Майкла Эрарда увлекает нас в настоящее расследование в поисках гиперполиглотов разных времен и народов: от итальянского кардинала Джузеппе Меццофанти, говорившего на семидесяти двух языках, до нашей многоязычной современницы Ломб Като из Венгрии, выучившей русский язык за чтением романов.

Через изучение вопросов о том, что представляет собой язык, какое место он занимает в человеческом мозге, как его осваивают полиглоты, отличаются ли эти люди от нас с вами, автор пытается определить верхний предел способности человека к изучению и использованию языков. Он считает, что примеры выдающихся языковых достижений позволяют заглянуть в глубины человеческого мозга, оценить его способности.

Для тех, кто хочет понять, как выучить иностранные языки.

---

Менее очевидное предположение заключается в том, что точной оценке способностей Меццофанти препятствовал его социальный статус. Его встречи с визитерами, вероятно, имели довольно формальный характер и не предусматривали разговоров на неожиданные или личные темы. Он имел возможность контролировать направление беседы, с тем чтобы никто из посетителей не мог поставить под угрозу его репутацию полиглота. Кто из современников осмелился бы заявить, что католический кардинал на самом деле не знает того языка, владение которым декларировал?

Легенды о способностях Меццофанти имели и иные источники. Посещавшие Италию туристы живо интересовались выдающимися событиями, прославляющими или, напротив, вызывающими отвращение к католической церкви. В поисках контраргументов для своих противников, утверждавших, что католицизм представляет собой живой труп, церкви было выгодно представлять миру такого Меццофанти, который являл бы собой некий идеальный, теологически чистый образ, – именно таким он и предстает в биографии, написанной Расселом.

Легко упустить из виду и тот факт, что представления об уровне владения иностранным языком со временем меняются, и предположение, согласно которому оценка «владеет в совершенстве» имела в восемнадцатом веке тот же смысл, что и сейчас, является в корне неверным. Так, например, в 1875 году удовлетворительным знанием французского языка по стандартам Гарвардского колледжа считалось умение переводить отрывки «легкой» французской прозы. То есть для того, чтобы ваше знание языка считалось удовлетворительным, вам не требовалось уметь хорошо говорить и понимать речь носителя языка.

Другой жизненный пример связан с именем гиперполиглота сэра Ричарда Фрэнсиса Бартона (1821–1890). Чтобы доказать британскому военному начальству, что он знает хинди, Бартон должен был перевести на английский язык две индийские книги, сделать перевод рукописного текста, написать короткое эссе и продемонстрировать владение устной речью[14] (кстати, со всеми этими заданиями он справился успешно). Как бы то ни было, но наибольших лингвистических успехов Бартон достиг в овладении разговорной речью: в 1853 году он стал одним из всего лишь десятка христиан, которым удалось совершить хадж и пробраться в священную для мусульман Мекку, выдав себя за индийского мусульманина, благодаря тому что он свободно, хотя и с акцентом, говорил по-арабски. Однако для его военных начальников владение языком определялось прежде всего знанием грамматики и умением переводить тексты.

Хотя временной фактор мешает нам реально оценить языковые способности таких людей, как Меццофанти или Бартон, он все же помогает объяснить, почему мы имеем столько исторических свидетельств о существовании гиперполиглотов в прошлом, в то время как в современном мире образованный человек со знанием более чем четырех языков является редкостью. Следует различать активные (устная и письменная речь) и рецептивные (чтение, аудирование) языковые навыки. Рецептивные, которыми обладают даже люди, владеющие лишь одним языком, как правило, легче приобрести и использовать. Во времена Меццофанти и Бартона те, кто изучал языки, тратили гораздо больше времени на чтение и перевод, чем на живое общение. Я не утверждаю, что никто из них не общался с другими людьми на иностранном языке. Я говорю лишь о том, что когда кто-то утверждал, будто знает язык X или Y, он подразумевал умение читать и переводить с этих языков, что, конечно же, менее обременительно для человеческого мозга. При чтении и переводе вы можете получить существенную языковую поддержку за счет использования различных словарей и грамматических справочников. Но для того, чтобы свободно говорить, вы должны улавливать то, что вы слышите и говорите, в режиме реального времени. Кроме того, при непосредственном живом общении приходится иметь дело с различным произношением (которое несет в себе дополнительную социальную информацию) и с посторонними шумами (которые требуют дополнительного внимания), что также серьезно осложняет практическое применение языковых навыков. Таким образом, в эпоху Меццофанти преумножать формальное количество выученных языков было значительно проще, чем в наши дни, когда основными критериями для оценки уровня знания языка служат навыки устного общения.

Учитывая разнообразие исторических призм, через которые можно рассматривать критерии оценки лингвистических познаний, сделать однозначный вывод о способностях Меццофанти не представляется возможным; во всяком случае, на основе тех доказательств, которые приводит Рассел.

Неизбежный вывод: само по себе количество известных индивидууму языков является в лучшем случае лишь косвенной характеристикой его языковых способностей. Иностранный язык, используемый в данном случае как единица измерения, не представляет собой столь же точную меру, как килограмм или сантиметр. Что отличает человека, владеющего более чем одним языком? Шесть языков, имеющих сходную лексику и грамматику, обременяют человеческий мозг в гораздо меньшей степени, чем шесть неродственных. Кроме того, умение одинаково хорошо и говорить, и читать, и писать предполагает совершенно иной объем «когнитивных инвестиций», нежели когда человек, в зрелом возрасте изучающий все те же шесть языков, демонстрирует совершенно разную компетентность в различных аспектах практического использования своих знаний.

В таком случае встает вопрос: существует ли какой-нибудь иной способ оценки когнитивных инвестиций того или иного человека? Я постараюсь привести несколько возможных вариантов.

Считается, что когда вы начинаете во сне говорить на иностранном языке, это и есть знак, что вы перешагнули грань, отделявшую вас от возможности беглого общения. В 1980 году канадский психолог Джозеф Де Конинк обнаружил, что наибольшего прогресса в изучении французского достигали студенты, раньше сокурсников обнаруживавшие, что говорят на этом языке во сне. В другой группе студентов, в течение шести недель изучавших французский методом программируемого сна, более заметного успеха достигли те, у кого отмечался более высокий показатель REM (быстрое движение глаз во время сна). Однако для людей, уже имеющих значительный опыт владения иностранными языками, видимо, следует применять иные критерии оценки: ведь те, кто использует в жизни два языка, утверждают, что они говорят, думают и слышат сразу на обоих. В своих снах они часто говорят на том языке, который использовали непосредственно перед сном, а не на том, которым владеют на более высоком уровне.

Сюда же относится расхожее мнение, согласно которому признаком хорошего знания языка является умение думать на нем. На самом деле наш мозг думает вообще без использования какого-либо языка. Представление, что мы «думаем на языке», происходит от нашей способности выражать свои мысли словесно сразу после их появления, без какой-либо подготовки или перевода. В результате у говорящего создается впечатление, что один известный ему язык находится ближе к источнику выражаемых мыслей, чем другой.

Способно ли использование иностранного языка изменить ваше восприятие мира? Может ли структура языка и значения входящих в него слов сделать мир более красочным, а ваших друзей – более дружелюбными? Гипотеза лингвистической относительности, или гипотеза Сепира – Уорфа, как ее еще называют, предполагает, что структура языка определяет мышление и способы познания реальности. В буквальном смысле, если два языка описывают цвета различными словами, то человек, говорящий на обоих языках, способен вдвое расширить свое восприятие цветов. Если это правда, то гиперполиглотам мир, должно быть, представляется сплошным калейдоскопом. На самом деле, проведя ряд наблюдений, ученые заметили, что люди, говорящие исключительно на корейском, воспринимают цвет, обозначаемый словом «paran sekj» – «голубой», как стоящий ближе к зеленому, чем к фиолетовому, в отличие от восприятия аналогичного английского слова «blue» теми, кто говорит и на корейском, и на английском. Другие ученые утверждают, что обладатели двух языков воспринимают составные понятия и даже время иначе, чем носители одного-единственного языка. Но эти свидетельства являются спорными, поскольку степень влияния используемого языка на процесс познания четко не определена.

Есть еще один вопрос, который обычно не задают полиглотам: «На каком языке вы сходите с ума?» А жаль, потому что существуют свидетельства, что психическая устойчивость полиглота различна для разных языков, которыми он владеет. В одном случае, описанном британским психиатром Фелисити де Сулуэта, ее пациент – англичанин, который жаловался на галлюцинации и путаницу в мыслях, – перешел на испанский, когда узнал, что доктор Сулуэта говорит на нем. И тут, к общему удивлению, симптомы его болезни немедленно исчезли. «Говоря на испанском… он чувствовал себя “нормальным”, а переходя на английский, снова “сходил с ума”», – писала Сулуэта. В трех других случаях Сулуэта отмечала, что ее мультиязычные пациенты ощущали неупорядоченность мыслей и слышали голоса на том языке, который узнали раньше и которым пользовались чаще. Переходя на другой язык, выученный позже и используемый реже, они чувствовали облегчение. В следующем случае пациентка была в одинаковой степени психически больна, говоря как на итальянском, так и на английском, но слышала голоса только на родном итальянском. Более того, говоря по-английски, она вообще отрицала, что слышит голоса, в то время как на итальянском с готовностью в этом признавалась. Другие пациенты слышали дружественные голоса на родном языке, а враждебные – на приобретенном. Последующие исследователи язвительно отмечали, что степень психоза пациента находилась в прямой зависимости от уровня его компетенции в языке.