Диана Крымская - Черная роза

• Название: Черная роза
• Автор: Диана Крымская
• Жанр: Исторические любовные романы

В «Чёрной Розе» есть всё то, что может понравиться романтичным натурам, любящим псевдоисторические любовные романы: брак по королевскому приказу, ненависть, перерождающаяся в любовь, переодевания, похищения, поединки, интриги, коварные злодеи (и злодейки!) и — страстная любовь.

Редакция авторская, рисунки Татьяны Гавриловой.

---

Комната была просторная и солнечная, выдержанная в светло-серых тонах. Большие окна выходили на юго-восток, и бросившая взгляд туда Доминик увидела в голубоватой утренней дымке вдали силуэты городских стен и башен. Там был Париж!.. Замок находился, как и говорила кухарка, совсем недалеко от столицы! Это тоже была хорошая новость.

Господин Оннет молча смотрел на нее, явно ожидая, что она первой начнет разговор. Интересно, что он думает о ее приходе? Но надо было все же что-то сказать…

— Я пришла узнать, как вы себя чувствуете, — смущенно сказала Дом. — Как ваша рана?.. Она не очень болит?

Она ожидала, что сейчас он произнесет что-нибудь холодно-учтивое, вроде «как любезно с вашей стороны, графиня, что вы решили навестить меня…», — ведь, собственно, иного приема она, хотевшая убить его вчера, и не заслуживала, — но он улыбнулся так тепло и радостно, что она даже слегка растерялась.

— Вы не представляете, как я страдаю, — ответил он, и ей показалось, что голос его звучал чуть ли не весело. — Да… я страдаю безмерно, из-за того, дорогая графиня, что вчера мне пришлось просить у вас пощады. Моему самолюбию нанесен смертельный удар, поверьте! Я никогда ни у кого не просил пощады. И не думал, что когда-нибудь попрошу…

Доминик недоверчиво смотрела на него. Непохоже, что он так уж уязвлен. Скорее, наоборот, — он чему-то даже рад!

— Вы лжете, господин Оннет. Вы вовсе не страдаете от того, что просили у меня пощадить вас… Я вам не верю!

Он вздохнул, но черные глаза его оживленно блестели. Он не отводил их от лица девушки, и она почувствовала странное волнение под этим пристальным загадочным взглядом.

— Как легко вы меня разгадали! Да, я сказал неправду. Да, вчера я лежал у ваших ног, и вы так победоносно наступили мне на грудь. Но я не считаю, что вы меня унизили… ОТ ВАС я все снесу безропотно. Повелевайте, властвуйте, топчите, бейте, если хотите!

Он чуть не добавил: «Только любите!» — но вовремя сдержался.

Доминик вдруг вспомнила песню, которую пел де Немюр, и последние ее строчки: «..И в рабство лишь тебе я сдамся добровольно…»

А он продолжал:

— Я назвался именем Оннет не случайно. («Значит, это все-таки не твое имя!» — подумала Дом.) Я хочу быть с вами честным и откровенным. Полностью честным, как на исповеди. И с этого мгновения обещаю вам — вы не услышите от меня ни слова лжи.

Девушка опять посмотрела на него недоверчиво.

— А вы? Вы можете обещать мне то же самое?

— Конечно, нет, — прямо заявила она. — С чего бы мне быть с вами честной? Я — ваша пленница. Вы можете следить за каждым моим шагом… Заставить меня делать то, что вы прикажете… Но в мысли и чувства даже последнего раба его хозяин проникнуть не властен!

— Вы правы. И я не настаиваю на вашей честности со мною. Хотя то, что вы сейчас сказали, уже само по себе — предельная откровенность и искренность. Подойдите ко мне, прошу вас, — сказал господин Оннет, улыбаясь. — Ведь вы же меня не боитесь, правда? Я был ранен и потерял много крови. У меня почти нет сил, чтобы напасть на вас.

Доминик приблизилась к его постели.

— Налейте мне, пожалуйста, вина в кубок. И дайте его мне.

Она выполнила его просьбу. Он потянулся за кубком, и простыня сползла с его плеч ниже пояса. Господин Оннет был без рубашки; левое плечо его было перебинтовано. Но внимание Доминик привлекла не его вчерашняя рана. На смуглой обнаженной груди господина Оннета были, помимо старых и давно заживших шрамов, какие-то странные пятна, вначале напомнившие девушке оспины. Но пятна были светлые, выпуклые, правильной, треугольной, формы и располагались отнюдь не хаотично. И вдруг Доминик поняла, что они складываются в буквы… Две буквы — «B» и «C». Дом в изумлении смотрела на эти две буквы. Каким образом они оказались на его груди? Было похоже, что их выжигали. Да, пятна явно были следами ожогов, как будто к коже прикладывали раскаленное тавро, как делают пастухи с господским скотом. Только на животных ставят одно тавро, а здесь поставили много, да еще расположив в виде букв.

Господин Оннет, кажется, не замечал ее взгляда. Он пил вино, держа кубок в правой руке. Доминик увидела чуть выше локтя шрам от не так давно затянувшейся и, видимо, страшной раны, — рука была рассечена поперек, вероятно, мечом или топором, до самой кости. Но тут господин Оннет отставил кубок и сказал Доминик:

— Сядьте сюда, на край кровати. Не бойтесь, я не причиню вам зла.

Дом послушно села.

— Почему вы вчера не сняли с меня маску, когда я был без сознания? — спросил он. — Разве вы не любите разгадывать тайны?

— Люблю, — тихо ответила она. — Но только не ценой крови.

Он снова улыбнулся. Она не помнила, чтобы де Немюр когда-нибудь так улыбался. У господина Оннета была открытая, добрая и красивая улыбка. И белоснежные безупречно ровные зубы.

— Ваш ответ говорит о том, что у вас благородное сердце, графиня. Впрочем, я всегда это знал. Вы милосердны и великодушны. Вы оставили мне жизнь, хотя имели полное право убить меня. Благородная, добрая, великодушная амазонка!

Доминик все смотрела на ожоги на его груди. Странно, но ей очень хотелось дотронуться до них. Это были не поверхностные ожоги. Как глубоко они впечатаны!. Наверное, ему было страшно больно. Наконец, она на выдержала и спросила:

— Что это, господин Оннет?

Он проследил за ее взглядом, чуть покраснел, но нарочито небрежно ответил:

— Это буквы. Их выжгла другая амазонка, графиня… Но не великодушная и милосердная, как вы, а злая и бессердечная. — И тихо, сквозь зубы, добавил: — Она заклеймила меня своим именем.

— Женщина? — воскликнула донельзя изумленная Дом. Неужели какая-нибудь женщина способна на такую жестокость? — Но за что? Что вы ей сделали?

Он опять улыбнулся — насмешливо.

— Вы неправильно задали вопрос, Доминик де Руссильон. Не — что я ей сделал? А — чего я ей не сделал?

— И что же вы не сделали?

— Я не стал ее любовником. Она хотела меня… А я отказался.

Дом покачала головой. «В» и «С»!.. Интересно — кто такая эта женщина? И почему он отказался стать ее любовником?

— Эта женщина… Она, наверное, была старая? Уродливая? — предположила она.

— Нет, графиня. Молодая и прекрасная.

— Тогда почему вы отказались?

— Иногда я сам задаю себе этот вопрос, — грустно ответил он. — Согласиться было так соблазнительно!

— И вы предпочли такую пытку? Но ведь это так ужасно! Вы должны были уступить! — горячо воскликнула она.

— А вы бы уступили? — с интересом спросил господин Оннет.

— Я? Конечно, нет! Ни за что и никогда!

— И позволили бы пытать себя? Жечь огнем?

— Да, — гордо тряхнув головой, сказала Доминик. — Я бы не испугалась… и не сдалась!

— Я верю, — улыбнулся он. — А мне, значит, вы бы посоветовали сдаться?

— Ну… если эта женщина, как вы сказали, была молода и прекрасна… Почему бы вам было и не уступить ей? Тем более… — добавила она, покраснев, — тем более, что для вас, ну, то есть, для мужчин вообще… поддаться достаточно легко и просто.

— Значит, по-вашему, дорогая графиня, вы, женщины, должны охранять свою добродетель, как зеницу ока. Не уступать и не сдаваться даже перед самыми страшными угрозами, самыми жестокими пытками… А мы — мужчины, можем легко отбросить в сторону принципы достоинства, чести и нравственности? Тем более что и понятия «мужская добродетель» как такового не существует? Мы говорим «добродетельная женщина» — и перед нашим взором предстает уважаемая и высоконравственная девушка или женщина, и мы преклоняемся перед нею. Мы говорим «добродетельный муж» — и в нашем воображении возникает или семидесятилетний старец, или монах, — прямо скажем, не лучшие образцы для подражания; и мы смеемся над ними. А все нормальные мужчины, полагаете вы, да и не только вы, — похотливые самцы, без тени сомнений берущие от жизни все удовольствия, легко поддающиеся своим низменным инстинктам. — Он говорил все горячее, явно забыв, что перед ним — неопытная юная девушка. — А не подумали ли вы, Доминик, что на то Господь и дал нам, мужчинам, гораздо больше физической силы, больше мужества и отваги, чтобы и наш пол мог противостоять своим низким и, порой, бесчестным желаниям? Чтобы мы могли хранить верность лишь своим женам и возлюбленным? Чтобы мы, также как и вы, могли подавлять свою распущенность, бороться со своей похотью, сопротивляться соблазнам?.. Впрочем, — спохватился он, — я вовсе не хочу сказать, что я сам безгрешен и чист. Нет, конечно… Но я преклоняюсь перед добровольной любовью, — не продажной, нет! — когда двое соединяются в одно целое по обоюдному согласию, по велению своих сердец. И мне невыносима мысль о любви по принуждению, кода один хочет, а другой — нет. Поэтому я и не уступил той женщине.

Доминик слушала его — и вдруг подумала о своем Рауле. Он был уже женат на ней, — и все же продолжал свою связь с королевой. Эта связь, хотя и конченая теперь, все еще бередила душу девушки. Впрочем, — спохватилась она, — почему она должна верить всем этим красивым правильным речам господина Оннета? Разве не доказал он свою низость и бесчестность, похитив ее безо всякого повода, вырвав насильно из рук жениха? И, однако, онговорил так убежденно… так искренне…