Альберт Иванов - Мир приключений 1986

• Название: Мир приключений 1986
• Автор: Альберт Иванов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1986

Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов.

---

Всегда, когда я волновался и старался говорить проще и понятнее, моя речь менялась к худшему. Я никак не мог вылезти из зарослей словосплетений, одно из которых должно было объяснить второе, и в конце концов растерянно умолкал в надежде, что слушающий окажется понятливым.

Глеб понял меня, но согласиться не хотел. Он потер подбородок, на котором начинали прорастать жидкие, закрученные жгутиками волосенки:

— Мне не нравится электромеханика, папа. У нас в семье уже есть один электромеханик. И потом я…

У него чуть было не вырвалось «способен на большее». Профессия инженера–космонавта Глеба не устраивала. Ему не давали покоя лавры Бориса. Он хотел начинать с того же, что и командир «Омеги» Борис Корнилов, а не оставаться на вторых ролях, как я. И надо же было Борису сказать как–то, проиграв подряд две партии в шахматы Глебу: «Ты умеешь думать быстрее, чем я». Пожалуй, своему сыну он не сказал бы такого. Воздержался бы…

— У тебя нелады с геометрией, — напомнил я.

Глеб вскочил со стула, глаза сузились, голос стал хриплым:

— Вечно ты вспоминаешь о деталях! Подумаешь — геометрия!

Ольга тронула меня за рукав, напоминая, что мы условились не доводить беседы с сыном до точки кипения.

Я умолк, и тогда сын сел на стул боком, подогнув под себя правую ногу, чтобы быть повыше и принять ту задиристую позу, которой я так не любил. Его лицо цвета незрелой черники — он недавно ездил с товарищами в горы — побледнело от волнения. Он сглотнул слюну и сказал:

— Да, ты не убедил меня, и я сделаю по–своему.

Глеб все же добился своего — поступил на астронавигаторский. Через год, накопив «хвосты», перешел на электромеханический. Учился он все хуже и хуже.

Скоро Глеб перестал переживать из–за каждой тройки. Он уже не боролся за первые места, зато научился находить виновных в своих неудачах. Потом он привел в дом высокую худощавую девушку с капризным ртом и длинными ногами. У нее было худое остроносое лицо и почему–то с ямочками на щеках.

— Познакомьтесь. Это Ирина.

Он произнес ее имя так, что мы сразу поняли: Ирина — не просто знакомая.

Ольга радушно улыбнулась, но в следующий момент выражение ее лица изменилось: улыбка осталась, радушие исчезло. Я проследил за взглядом жены, направленным на сапожки Ирины. Они были оторочены диковинным светло–коричневым мехом. Ольга напряглась, подалась вперед:

— Элегантно. Давно не видела ничего подобного.

Я достаточно изучил Ольгу, чтобы сразу же уловить в ее голосе недобрую настороженность. Девушка тоже ощутила ее. Отвечая, она смотрела не на Ольгу, а на меня:

— Да! Это не синтетика! Настоящий, натуральный мех! Куница. Ну и что?!

В ее словах явственно сквозил вызов.

Пробормотав наспех придуманное извинение, я поспешно вышел из комнаты. Только самые заклятые модницы в наше время отваживаются надеть естественный мех. И для чего? Ведь синтетика и красивее, и прочнее. Кто же станет губить животное ради моды? Таких варваров осталось немного.

Мне было ясно, что сын не уживется с ней.

Они расстались менее чем через год. На Ирину расставание не произвело никакого впечатления, словно она разводилась не впервые. Глеб проводил ее до такси. В тот день он выглядел почти веселым. А затем помрачнел, плохо спал ночами, осунулся.

Кое–как он закончил электромеханический, некоторое время слонялся без дела, и я упросил Бориса взять его к нам стажером. Сначала Глеб обрадовался и форме астролетчика, и тому, что будет летать с прославленным Корниловым. Потом его стала тяготить моя опека.

— Отец, истины тоже устаревают, — говорил он мне. — То, что было хорошо для твоего времени, не годится для моего. А потому не лезь в мою жизнь со своими мерками.

Я молчал. Ответь ему что–нибудь сейчас — и он перейдет в другой экипаж.

Помню, в каком негодовании Глеб прибежал ко мне, когда получил выговор «с занесением» от начальника управления. Он потрясал скомканной бумажкой, потом швырнул ее на стол, кое–как разгладил и крикнул:

— Читай это… это!..

Он не находил подходящих слов, чтобы выразить свое возмущение.

— Я же предупреждал тебя. Ты постоянно нарушаешь правила техники безопасности…

— Значит, ты знал, что готовится приказ?! Знал и… — Ему в рот попала волосинка. Он старался ее выплюнуть, но слишком волновался. Его движения были беспорядочными.

— Поговорим позже, когда ты успокоишься.

— Нет, сейчас! Сию минуту! — Он все еще не мог справиться с волосинкой, и от этого злился все больше.

— Ну что ж, изволь. Правила безопасности одинаковы для всех нас. Их создавали, чтобы выполнять.

— Казенные фразы!

— И тем не менее они точны, сын.

— А ты… Ты поддерживаешь эту… подлость? Чуть что — и приказ. А ведь ты говорил мне и другие так называемые прописные истины. Например: из каждого правила бывают исключения.

«Не только говорил, но и делал их. Для тебя, — думал я — Да, сынок, это называется отцовской слабостью. А если по совести, то отцовской слепотой. Надо было предвидеть последствия, можно было их предвидеть. А я позволил тебе больше, чем позволят посторонние. Я прощал тебе то, что другие не простят…»

— Скажу тебе откровенно, отец. Дело не в правилах. Ты просто боишься поднять голос за правду. Как же, восстать против приказа начальства! Предать собственного сына легче и безопаснее…

Его лицо исказилось. Он хотел изобразить презрительную гримасу, но губы беспомощно дрожали, и на нижней губе дрожала приклеившаяся волосинка. Щеки дергались и кумачево пылали. Все–таки он оставался еще мальчишкой. Внезапно он схватил листок, где был отпечатан приказ о выговоре, свернул его в трубку, сделал свистульку, пищик. И когда я сказал: «Ты поймешь позже, сынок», он быстро поднес пищик к губам и в ответ мне издевательски свистнул.

Я заложил руки за поясницу: левая удерживала правую. Я молчал. Не потому, что помнил о своей вине. Но если продолжать спор, он уйдет из экипажа. Уйдет, чтобы не работать рядом со мной. «Рано, — думал я, сжимая руку, — рано».

В его глазах — глазах Ольги — сверкали укор, вызов, злость, почти ненависть. Как он был похож на нее в ту минуту, как похож!

…И снова мне кажется, что марево меняет очертания. Это потому, что светило поднялось уже в растопленное оловянное небо. Оттуда бьют языки синего пламени. Печет сквозь скафандр, сквозь череп. Кажется, что мозг плавится, что вместо него какая–то мутная, липкая, застойная болтушка. И вот уже шлем скафандра, и шапочка, и волосы будто и не существуют Все это чужое, постороннее. Шлем скафандра как бы надет прямо на шею. А под ним кишат и барахтаются раздавленные мысли, раздавленные воспоминания, пробуют выбраться наружу. Тонко и пронзительно где–то свистит, завывает; если бы здесь был ветер, я бы подумал: «ветер», если бы был песок, подумал бы: «песок». Но здесь нет ничего этого, привычного, кроме тверди из базальтов и гранитов, кроме адской жары и… марева. Вот оно оставляет скалу и устремляется ко мне. Обтекает груды камней, оставляя на них какие–то светящиеся точки…

Оно все ближе и ближе. И вдруг исчезает корабль, скалы, языки пламени, льющиеся с неба. Нет, не исчезают, а отдаляются. Я вижу их сквозь зеленоватую дымку. Проходит саднящая боль в голове, в ноге. По телу разливается истома. Я чувствую обе ноги…

И, еще ничего не понимая, я уже каким–то шестым чувством знаю: спасший меня — рядом. Не могу увидеть его, притронуться к нему, но могу обратиться к нему с надеждой, что он поймет. И я говорю:

— Спасибо за спасение. Кто ты?

Конечно, я не надеюсь сразу услышать ответ, я даже не питаю надежд, что он понял меня. Но едва успели затихнуть мои слова, как где–то совсем рядом, а может быть, во мне самом прозвучало…

II

Я уже давно заметил его. Маленькая скрюченная фигурка рядом с потерпевшим аварию кораблем. Жаль корабль. Девять систем связи, отличное покрытие, устойчивая конструкция. Вложено столько мыслей и труда! И вот за шесть и восемь десятых секунды — гора почти бесполезного металлического и пластмассового лома. «Почти» — это восемьдесят два процента. Отдельные блоки и части можно еще использовать. А троих людей, оставшихся в салоне, использовать полностью или частично нельзя. Никакой полезной работы они уже не совершат. У людей это называется «мертвы». И последний из экипажа, четвертый, скоро гоже станет мертв. Но пока он пытается спастись, добраться до скалы. Даже если он доберется до нее, то лишь отсрочит свою гибель. На период от одного до трех часов.

Он заметил меня. Пробует выяснить, кто я такой. Если узнает, станет просить о помощи.

Я истратил на наблюдение за ним четыре секунды. Достаточно. Пора приниматься за дело. Возьму пробы грунта.

Запускаю излучатели на половину мощности. Одновременно анализирую пробы. Фиолетовое свечение крупинок свидетельствует о наличии в них титана. Удача. Он мне и нужен для создания сплава.