Оксана Обухова - Паника, убийство и немного глупости

• Название: Паника, убийство и немного глупости
• Автор: Оксана Обухова
• Жанр: Детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9524-487

Любовь как тайфун закрутила бизнесмена Петра Воронцова, изменив разом и жизнь его братца, тишайшего бонвивана Виталика. На кон поставлены миллионы долларов в прибыльнейшем бизнесе. Хищники, крупные и помельче, стаями кружат возле братьев.

У Петра ни малейшего шанса сохранить любовь и деньги. Горят важнейшие документы в конторе их нотариуса, на Виталия совершено покушение, гибнут даже случайно оказавшиеся рядом люди. Но тут бабушка Губкина и ее верная подруга Соня берут горе-бизнесменов под свое крыло, с блеском раскручивая дважды безнадежное дело…

---

– Виталий Викторович, ну зачем же так расстраиваться? Объявите через динамики, что ждете… Как ее зовут?

– Ирина.

– Что ждете Ирину возле справочного бюро.

– Она уже ушла, – сказал Мусин и, забыв о драгоценном чемодане, поплелся к свободному пластиковому креслу. Сел в него, спрятал лицо в ладонях и чуть не выронил на пол рыжую папку.

Савельев подкатился с чемоданом ближе:

– Почему вы не хотите вызвать Ирину по громкой связи?

– Я не знаю ее фамилию, – раздалось из-под пальцев. – А Ирин много.

– Тогда назовите свою фамилию! Она к вам подойдет!

– Поздно, все поздно, – раскачиваясь, забормотал Виталик. – Я всех подвел, я все испортил…

– А телефон ее вы помните?! Или телефон каких-то общих знакомых?! Позвоните им домой, пусть они свяжутся с Ириной и сообщат, где вы ее ждете.

– У нас нет общих знакомых. Только мой брат.

– Позвоните брату!

Двигаясь как сомнамбула, Мусин встал и почему-то поплелся к таксофону.

– Позвоните с моего телефона! – крикнул вслед Роман.

– Нет, нельзя, – донесся едва слышимый ответ.

«Ну и черт с тобой!» – разозленно подумал Савельев и сел на нагретое место. Вокруг дремали и нервничали авиапассажиры. Встречающе-провожающие лица. Роман вообще не любил суету вокзалов; достал из кармана жвачку, засунул в рот подушечку и зло заработал челюстями.

Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Мусин вернулся минут через десять. Остановился напротив Савельева, и тот в который уже раз за последние два часа испытал острейший приступ жалости. Такие откровенно потерянные лица он видел не каждый день. Глаза Виталия Викторовича плавали в каком-то болотном, мокром тумане, казалось, бедолага совсем ничего вокруг себя не видел…

Он встал над Ромой и очень честно, без какой-либо рисовки произнес:

– Лучше бы меня убили в той подворотне.

– Господи, что вы несете!

– Лучше бы меня убили… Я всех подвел… Впервые в жизни брат обратился ко мне за помощью… – Он повернулся и побрел к выходу из здания аэропорта.

Савельев, цапнув ручку уже не такого драгоценного чемодана, заспешил за ним. Неожиданно для себя, догнав, обнял мягкие замшевые плечи маленького человека в бежевой дубленке:

– Не переживайте, Виталий Викторович. Все образуется. Хотите, я отвезу вас?.. Куда вам нужно?

– Мне все равно…

– Домой?

– Нельзя.

– Что значит – нельзя?

– У меня документы. Они нужны Пете и Ире, а их снова могут попытаться отобрать…

– Снова?

– Ну. Вы же видели…

– Когда? Ах да… То есть, вы хотите сказать, на вас напали не просто так?

– Не просто так, я думаю. Нотариуса же кто-то сжег…

«Ну и дела! – Роман, распихивая мощными плечами толпу, прикрывал собой понуро плетущегося Виталика. – Нотариусов по Москве палят…»

– А эта Ира?..

– А эта Ира теперь осталась без денег и без документов. – Виталий остановился, поднял на Савельева слепые мокрые глаза. – Зачем жить таким, как я, а, Рома? Я всегда все только порчу…

– Ну, ну… – смутился под этим детским честным взглядом боксер. – Все будет хорошо. Все образуется…

Виталий Викторович не поверил, опустил лицо и побрел вперед. Рыжая папка болталась в опущенной руке, как флаг капитуляции, случайно поменявший колер.

Дорога до Москвы, как это часто случается в дни невезения, была абсолютно свободна от пробок. Савельев настроил радио на волну джаза, и минут двадцать мужчины ехали молча. Роман прокручивал в голове слова возможного вступления к прощальной речи: «Я могу довезти вас до дома друзей», «Могу подбросить до гостиницы», «Могу остановиться у стоянки такси, у метро, у первого столба и первой лужи»… Почему-то любое из вступлений, как ни меняй слова, звучало именно так: высажу-выброшу, у столба, у лужи…

Что делать с этим потерянным господином, Савельев, честно говоря, не знал. Тот почему-то не давал никаких указаний, просто сидел рядом, уставив пустые глаза в ветровое стекло.

Как будто так и намылился к Роману хоть в гараж, хоть в гости!

– Виталий Викторович, а паспорт у вас тоже украли?

– А? Что? Паспорт? Только заграничный. Российский я на всякий случай положил в чемодан…

– Значит, в гостиницу вы поселиться можете?

– Могу.

Это безропотное «могу» прозвучало так, что Савельев почувствовал, как будто уже выпихнул пассажира в самую глубокую лужу у дороги.

– А может быть, вас отвезти к каким-нибудь друзьям? Вы, мгм, выглядите не лучшим образом…

– К друзьям?.. Мой друг – Петруша… А его сейчас нет…

«Вот ведь попался!.. – Недовольство нет-нет да и проскальзывало в доброй боксерской голове. Роман поскреб в затылке, покрутил шеей… – Вот попался!..»

В кармане Савельева запиликал сотовый телефон, боксер достал его, глянул на дисплей и ответил:

– Да, баб Надь.

– Роман, ты где?! – раздался в трубке могучий пенсионерский рык.

– Еду.

– К нам?!

– Нет. Пока нет…

– А куда едешь? Мы тебя ждем.

– Да вот… – Савельев покосился на несчастного подкидыша, – приятеля одного пристроить надо.

– Куда?

– Куда вас пристроить, Виталий Викторович? – переадресовал Рома вопрос пассажиру. Тот безразлично пожал плечами.

– Бери своего приятеля и дуй к нам, – безапелляционно заявила баба Надя. – Гусь совсем готов!

Савельев пообещал счас же придуть. Убрал сотовый телефон в нагрудный карман черной джинсовой рубахи и несколько злорадно ухмыльнулся. Что ж, Надежда Прохоровна, вы сами напросились на очередного подкидыша. Вот чует печень-селезенка-сердце, что напросились по самое не балуй!

Полуобернулся к понурому седоку и голосом, лишенным прежних тоскливо-пораженческих интонаций, спросил:

– Виталий Викторович, скажите честно: вам негде переночевать?

– Наверно, – безучастно отозвался тот.

– Поедете со мной в один хороший дом? К моим друзьям и родственникам.

– Поеду.

Испытывая самое мстительное удовольствие, Савельев уверенно утопил в пол педаль газа.

Не так давно при схожих обстоятельствах две тетушки – Надежда Прохоровна и Софья Тихоновна – «подкинули» ему жену[1].

Что ж… напросились сами.

* * *

Виталию Викторовичу Мусину действительно хотелось умереть. Или хотя бы получить серьезную рану, очнуться в больнице – желательно.

Только палата реанимации и смертельно опасное ранение могли бы все исправить. Или хотя бы сместить акценты…

Его честь, его достоинство страдали.

Совесть просто билась в корчах.

Душа нанесла себе рваную рану и не меньше бренного тела хотела в больницу. На белые простыни, под взгляды ласковых сестер.

Куда его везет большой и добрый Рома, Виталия Викторовича интересовало ничтожно мало. Он самозабвенно предавался самобичеванию и старательно культивировал жалость к себе, к какой-то Ирине, к единственному брату. Место, куда вез его нечаянный спаситель, было вторично. Могучий Рома мог привезти его к друзьям – таким же огромным бритоголовым (но очень добрым!) бандитам с пудовыми кулаками; мог уложить поплакать в алькове нежной любовницы-подруги; мог привезти в притон; на стачку очередных московских пикетчиков; в сумасшедший дом…

Дверь в квартиру старинного пятиэтажного дома в тихом московском переулке открыла бабушка в коричневом спортивном костюме из плюша. Крупноносая костистая особа с обширной плюшевой грудью и строгим взглядом фельдфебеля на пенсии.

– Ну, наконец-то! – неожиданно низко про басила далеко не нежная любовница.

Виталий Викторович мигнул, изгоняя прочь видение искусственной почки и тикающих механизмов, прошел в большую, парадно сверкающую зеркалами купейных шкафов прихожую.

– Добрый вечер, – сказал с жалостью к себе.

Его голос просто вопил о необходимости сочувствия, роль бедного родственника исполнялась так умело, что даже Станиславский не нашел бы к чему придраться.

Но справедливости ради следует заметить, что исполнялась эта роль практически неосознанно. Виталий Викторович от пяток до макушки погрузился в тягучее горе и плавал там без надежды прибиться к берегу. Он вправду был несчастен. И вправду жаждал сочувствия.

Вот только зритель попался ему негодный.

Надежда Прохоровна Губкина – пенсионерка-крановщица – мужчин любила бравых. Слезливый рохля в тончайших замшевых шкурах вызывал в ней лишь желание отчитать за измазанную дубленку.

Зато несчастных побитых интеллигентов горячо любила Софья Тихоновна – вторая дама, появившаяся в зеркалах прихожей: немолодая, миловидная, с копной прозрачных пепельно-сизых кудряшек, в синем платье с кружевным жабо. Она поздоровалась с Романом, взглянула на Виталия Викторовича и – о, наконец-то! – обеспокоенно всплеснула руками:

– Мой бог, что с вами произошло?!