Илья Эренбург - Испанские репортажи 1931-1939

• Название: Испанские репортажи 1931-1939
• Автор: Илья Эренбург
• Издательство: АПН
• Жанр: Публицистика
• Год: 1986

Выдающийся советский писатель и общественный деятель И. Г. Эренбург был одним из активнейших советских участников испанских событий. Приехав первый раз в Испанию в 1931 году (итогом этой поездки стала книга «Испания»), Эренбург с первых же дней фашистского мятежа (1936 г.) становится военным корреспондентом «Известий» на фронтах республиканской Испании. Большинство его статей, написанных с характерным для публицистики Эренбурга блеском, с разящей силой и убедительностью, впоследствии не переиздавались. По прошествии 50 лет после начала национально-освободительной войны испанского народа статьи Эренбурга об Испания не устарели, они учат распознавать фашизм во всех его проявлениях.

---

май 1937

По ту сторону

— Как там?

Усмехаясь, он отвечает:

— В городах тишина кладбищ. Зато на кладбищах оживление: расстреливают, хоронят, плачут.

Это не поэт. У него была москательная лавчонка в Миранде. За ним пришли фалангисты. Два месяца он проблуждал в горах, а неделю назад пробрался к республиканцам.

Я разговаривал с сотнями людей оттуда: с солдатами, с крестьянами, с рабочими, со студентами. Конечно, в рассказах перебежчиков немало преувеличений — вольных или невольных. Но я сличал различные показания, и то, что я расскажу, много скромнее, суше действительности.

У человека кредитка — двадцать пять песет. Он заходит в магазин, ему вежливо говорят: «Простите, нет сдачи». Он садится в кафе, официант предусмотрительно спрашивает: «У вас не крупные деньги?» Он пытается на базаре купить десяток бананов, торговец косится на кредитку и кричит: «Иди, иди. Здесь тебе не банк». Впрочем, и в банке денег не меняют. «Правительство» Франко выпустило новые ассигнации, которые никто не хочет брать. Серебро и медь исчезли. Солдатам жалованье не выплачивают: «Погоди, пока наберется двадцать пять песет».

На базаре бананы с Канарских островов. Ни хлеба, ни мяса, ни зелени, ни риса. В Малаге или в Уэльве много рыбы, в Кордове рыбы нет. В Галисии сколько угодно мяса, в Гранаде даже фалангисты сидят на соленой рыбе. Сахара нет нигде. Вместо кофе — суррогат. Мыло стало предметом роскоши, а вши повсеместным украшением.

Канарские острова поставляют табак, но папиросной бумаги нет. Люди побогаче покупают за двадцать пять сантимов книжечку папиросной бумаги, которая весьма напоминает упаковочную. Люди победнее крутят цигарки из газет. Республиканцы недавно раскидали книжечки хорошей рисовой бумаги с призывом к солдатам переходить на сторону правительства. Книжечки пользовались таким успехом, что фашистское командование обратилось по радио с предупреждением: «Бумага красных отравлена, и каждый, кто закурит сигарету, скрученную из этой бумаги, умрет через неделю в страшных мучениях».

Поезда ходят как придется. Из Севильи до Кадиса — сто пятьдесят три километра — поезд идет восемь-девять часов. Из Кордовы в Гранаду — сто шестьдесят семь километров — поезд идет десять-двенадцать часов. После каждого налета партизан фалангисты расстреливают несколько железнодорожников. Билеты продают только по ордерам комендатуры. В поездах — военный контроль. На шоссе тишь да гладь — нет бензина. В Гранаде девятьсот машин, грузовых и легковых, бездействуют. Повсюду заставы. Крестьянина, который идет с поля, останавливают фалангисты: «Пароль?»

В витринах магазинов портреты Франко, обрамленные флагами — испанским (монархическим), германским, итальянским, португальским. Флагов много, зато мало товаров. Рубашка в Севилье стоит в три раза дороже, нежели в Мадриде.

В большие кафе Кордовы и Гранады солдатам вход запрещен. Там развлекаются фалангисты, рекете, итальянцы…

Заработная плата понижена. Женщины теперь получают за сто кило собранных маслин три сантима. Поденно: мужчина — три песеты пятьдесят сантимов, женщина — одну песету пятьдесят сантимов. Из жалованья удерживают на «патриотические нужды» пятнадцать-двадцать процентов. Лавочники стонут: «На фалангу вчера взяли сто песет, сегодня на рекете — пятьдесят…» Одну ночь в неделю крестьяне обязаны охранять железнодорожные пути и мосты; называется это: «Ночь в пользу Испании».

Жен расстрелянных фалангисты заставляют бесплатно чистить казармы или стирать белье. Они получают в день восьмушку хлеба. Многих женщин фалангисты для надругательства обрили наголо.

Итальянцы ведут себя как завоеватели. Недавно возле Кордовы они раздавили женщину и даже не остановились. В Монтилье пять итальянцев пристали на улице к испанке. Она успела добежать до дому. Итальянцы стучат, дверь заперта. Тогда один из них швыряет ручную гранату. Приходит гражданская гвардия: «Что здесь?» Арестовывают женщину. Автобус в Кордову. Садятся итальянцы. Кондуктор хочет получить за проезд. Его выкидывают, а за ним и шофера. В магазинах возле кассы итальянцы вынимают вместо кошелька револьвер. Каждый вечер скандалы в публичных домах: «Мы Малагу завоевали, а они с нас деньги требуют!..» В часы передышки итальянцы занимаются торговлей: сбывают пишущие машинки, часы, охотничьи ружья, белье — все, что награбили в Малаге. Испанские офицеры ворчат: «На фронте они прячутся, а здесь как у себя дома…»

Там, где нет итальянцев, простор для фалангистов. Среди вождей фаланги немало людей с богатым прошлым. Местечко Векильяс. Несколько лет назад отставной унтер-офицер по поручению маркиза Льена убил местного врача: маркиз хотел пристроить в Векильяс своего человека. Унтера судили и осудили. Теперь он вождь фаланги и, не боясь больше никаких процессов, что ни день кого-нибудь расстреливает. В Магаросе хозяйничает фалангист Хуан Васкес, который знаменит тем, что накануне мятежа успел изнасиловать девушку. В Эскуриале-де-ла-Сьерре вождь фалангистов до июля сидел под замком: это сын кулака, он не мог дождаться смерти отца и прибег к топору: труп отца он бросил в колодец.

В Кордове по просьбе духовенства фалангисты согласились не расстреливать арестованных в воскресные дни. В городе Фрехеналь-де-ла-Сьерра одиннадцать тысяч жителей. По официальной статистике, фалангисты расстреляли двести пятьдесят восемь человек, среди них молодую учительницу и двух старух. В Миранде фалангисты… дают арестованным касторку; четыре женщины после этого умерли. В Гихуэро-де-ла-Сьерра фалангисты расстреляли женщину и прикладом убили ее восьмимесячного ребенка. Потом они повезли в Бехар другую женщину с двумя детьми. По дороге они выкинули детей из автомобиля.

В тылу фалангисты не расстаются с оружием. К фронту они скорее равнодушны. В мои руки попал документ:

«Испанская фаланга. Областной комитет Саламанки. 9 февраля 1937 года.

Сеньору Санта-Пау.

Дорогой полковник.

Это письмо вручит вам Габриэль Гомес Кабальо, наш товарищ, друг и земляк. Он имел несчастье потерять на фронте Витории своего брата, умершего за Испанию. Ввиду того, что он женат и является единственным кормильцем семьи, я прошу вас в той или иной форме удержать его при себе, так как он всемерно заслуживает доверия. Это не рекомендательное письмо, я только хочу обратить ваше внимание на одного из людей, наиболее любящих Испанию.

С горячим национал-синдикалистским приветом делегат комитета.

Проснись, Испания!

П. Салинеро».

Фалангисты получают в день пятнадцать песет, рекете — три песеты; такова экономическая база конфликта. Что касается высокой идеологии, то рекете требуют немедленного восстановления монархии. Они кричат:

Que reine el rey de España en la corte de Madrid!

(«Да здравствует король Испании при мадридском дворе!»)

Генерал Франко учредил единую партию, чтобы помирить врагов. Однако партия эта называется фалангой, короля не видать, и рекете считают, что генерал их надул. Восемнадцатого января в Миранде произошел бой между фалангистами и рекете — стреляли из пулеметов. Десятого апреля в Пинос Пуэнте фалангисты обстреляли рекете из полевых орудий. В Карпио алькальд был фалангистом. Рекете недавно избили его насмерть.

Народ, не вдаваясь в талмудические тонкости, поет частушку:

Falange y requete
De la misma opinión.
Porque esta la diferencia
Entre asesino y ladrón?

(«Фалангисты и рекете — одних взглядов. Какая может быть разница между убийцей и грабителем?»)

В одном фалангисты и рекете вполне сходятся: они равно ненавидят мобилизованных солдат: это «красные».

Мобилизованные получают в день не пятнадцать песет, даже не три песеты, а всего-навсего двадцать пять сантимов, причем они сами должны стирать белье и, следовательно, покупать дорогое мыло. Мобилизованных андалусцев отправляют в Марокко: военному делу их обучают подальше от родных деревень. Спят солдаты на соломе, едят горох. Офицеры бьют солдат, бьют не кустарно, но организованно: «десять палочных ударов». На фронте солдат лупят марокканцы: это жандармы Кейпо де Льяно. Окопы напоминают каторгу: надсмотрщики с дубинками.

Кейпо де Льяно как-то заявил: «Пусть будет на свете меньше испанцев, лишь бы они были преданы нашему делу». Первую часть пожелания фашисты осуществили: они сильно уменьшили народонаселение Испании. Однако уцелевшие отнюдь не преданы фашистским генералам. В городах и деревнях люди поют:

Franco es el verdugo del pueblo
Y quiero un criminal
Y cabanellas un asesino
Vaya, un gobierno formal!

(«Франко палач народа, Кейпо преступник, Кабанельяс убийца — вот серьезное правительство!»)