Алла Дымовская - Наледь

• Название: Наледь
• Автор: Алла Дымовская
• Издательство: АСТ: Астрель
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-069372-6, 978-5-271-29967-4

Как выглядели бы общеупотребляемые понятия, если бы предстали перед нами во плоти? Что, если бы государство, закон, смерть и время явились в человеческом облике? Смогли бы мы понять друг друга? Может, да, может, нет! Но рано или поздно все кончилось бы катастрофой, которую человек невольно устроил бы посредством своих желаний и мыслей. В любом случае всех нас ждал бы непредсказуемый исход.

---

— Меня тоже приглашали, — мечтательно припомнил инженер, его немного развезло от тепла и хмельного напитка.

— Сходите непременно. Без сторожа вечеру удачи не будет, — поощрил его намерение Двудомный, допил остатки из кружки. — Может, еще по паре бутылочек? Я, разумеется, угощаю — предложил он с легкомысленным радушием.

Яромир не отказался.

Если бы он знал наперед, сколько их выйдет, этих бутылочек! Надо же, так нализаться за час, и подумать только, пивом! Со станции Яромир шел, мало сказать, что навеселе. Потому как понятие это априори предполагает забубенного, радующегося жизни гуляку, возможно горланящего песни и раздающего налево-направо по первому требованию денежные знаки, сигареты, зажигалки, сердечные пожелания, приободряющие сочувствия в комплекте с визитками и номерами телефонов, поцелуи, обещания и предложения жениться на первых встречных девушках.

Но этап алкогольной эйфории был пропущен инженером, даже не успев начаться. Его не объяла тоска или вселенская скорбь, скорее одолело и подчинило угнетающее раздумье. Он шел, заплетаясь в ногах, ватных и неустойчивых, обе руки его безвольно повисли вдоль тела, иногда подражая колебаниям маятника при слишком большом наклоне к негостеприимной, холодной осенней земле. Снова подморозило, снова с неживым хрустом ломалась тонкая наледь вчерашних непросохших лужиц. Инженер двигался будто бы и во сне, в то же время сознание его, обращенное теперь внутрь себя, проявлялось ясно, как никогда.

Мир города Дорог, в котором Яромир существовал уже более суток, был удивителен. Да что там, он был даже инопланетен. Один Хануман чего стоил, не говоря уж о тигре и гибельном репейниковом лабиринте. А барабан, газета, полустанок, разве они не заслуживали изумленного внимания? По-хорошему, коли он в своем уме, давно бы сбежал прочь и вызвал бы из ближайшего населенного пункта… собственно, кого бы он вызвал? Неотложку или психиатрическую бригаду, милицейский патруль или журналистский казачий разъезд в поисках сенсаций? Город Дорог присутствовал на карте, имел во главе управления мэра, хотя бы тот и разгуливал по улицам в боярской шапке и пенсне. И здание муниципалитета, и клуб, и чайная, и «Продмаг № 44», и огороды, и даже теплая уборная — все это был реальный мир. И в то же время не имевший с реальностью ничего общего.

Яромир сейчас только понял, отчего не покинул город Дорог тотчас, после знакомства с полоумным градоначальником Волгодонским, предложившим ему должность заводского сторожа. И отчего не уехал позднее, несмотря на тигра в зарослях и Царя Обезьян на рубероидной крыше. Причина представлялась ему вразумительно объяснимой. Он не ощущал подлинного, безумного испуга, даже когда в панике стучал в барабан, все равно будто делал, слушал и видел издавна ему знакомое, лишь хорошо позабытое, а может, и не позабытое, но утерянное, растраченное, вернее, отделенное от него нарочно.

Это была жизнь, пусть местами утрированная и преувеличенная, иногда — словно неправильно отснятая и нарезанная кадрами пленка, где монтажер не просто перепутал несовместимые части и времена, но то же самое в процессе создания ленты, по небрежности или умыслу, сделали гримеры и костюмеры, оформители интерьеров и постановщики спецэффектов. А бедный одуревший режиссер, демиург здешнего действа, настолько обалдел, бедняга, от невероятия ошибок, что раздал чужие реплики персонажам, и более того, бессловесных тварей определил в говорящие. Оттого получился мир из «комнаты страха» средней руки гастролирующего Луна-парка, способный напугать разве ребенка, и то до пяти лет, еще верящего, будто пятнистый плюшевый питон на веревочках может всерьез напасть и задушить, а свисающий в капроновой паутине тарантул из папье-маше уловить и ужалить, во всяком случае, довольно больно.

Но если взглянуть правде в глаза, разве он, Яромир, именно как пятилетний малыш, не уверовал в материализацию тигра и в угрозу смерти, тоже отнюдь не призрачную? И тем не менее никуда он не уехал. Город хранил ответы (он знал теперь с достоверной надежностью) на вопросы, которые человеку вообще бессмысленно обращать к себе и окружающим. Поэтому город был реален, хотя и в нереальном бытии. Яромир определенно выступал по отношению к нему в роли беспечного следователя по мелкому правонарушению, например, кражи с витрины пассатижей и мотка алюминиевой проволоки, притом старался заставить преступника расколоться на первичном допросе. Предчувствие беды ощущалось в той грядущей возможности, когда вместо покорного согласия с пустяковым хищением задержанный начал бы сознаваться в целой серии маниакально спланированных убийств с отягчающими обстоятельствами.

Яромир продолжал бессвязное свое движение, но мысли его были упорядочены и строги. Он не знал и не понимал, что и зачем привело его в город Дорог, уж точно не сгинувшая в материально-денежных исканиях любимая жена, а потому порешил остаться до поры и, главное, постараться увидеть местную жизнь изнутри, может, и ответы тогда сыщутся сами собой. Хотя вопросов он не задавал.

До его слуха, приглушенного пивными парами и внутренним сосредоточением, донеслась музыка. Отнюдь не текуче-нежная колокольная мелодия: инженер был свидетелем ее исполнения перед уходом с полустанка, когда смотритель Двудомный явил все свое мастерство. Куда там, кошачий концерт по мотивам «он уехал прочь на ночной электричке», однако в жестком рок-н-рольном сопровождении. Вопли неслись со стороны свободного клуба «Ротонда», из чего Яромир заключил — танцы уже начались, и может даже, в самом разгаре.

Желая удостовериться, инженер посмотрел на часы с подсветкой. Цифры немедленно и безжалостно расплылись, раздвоились кварцевыми фосфорными пятнами, но после упорных усилий сконцентрировать взгляд Яромир сумел разобрать: «23.15», значит, в клубе плясали не менее получаса, если учесть обязательную вступительную неразбериху на подобных мероприятиях. Он подумал немного; в свете ближнего неуверенно-услужливого фонаря оглядел себя. Ботинки, хоть и вычищенные, несомненно бабкой Матреной, были старые, видавшие виды, а в рюкзаке остались почти новые, коричневые в дырочку, производства фирмы «Саламандра», зато джинсы на нем — вторые, хорошие.

Первые, плохие, обтрепанные бахромой по низу, та же бабка отобрала после сторожевого дежурства в стирку. Дождевик, конечно, подкачал, но в клубе имеется гардеробная. А вот свитер приличный, модный — последний, прощальный подарок жены, вроде для очистки совести. С воротником на пуговках, весь в задумчивый, бархатный рубчик, сине-темный, манжеты еще не растянутые и сохранившие форму. Что же, танцы так танцы! Пиво подталкивало его вперед, сейчас и в смысле удобного туалета, ему, пиву, срочно потребному. Мочиться под чужим забором Яромиру показалось зазорным, а ведь в иные времена черта с два помешкал хоть минуту, давно бы оросил струей ближайшие укромные доски. Ныне же, впервые в жизни, вдруг оказался он лицом значимым и запоминающимся, новый заводской сторож, страшно сказать! Потому любое скандальное свое начинание должен был теперь умерять усилием воли, дабы не опозориться принародно и не уронить персональное достоинство, хотя бы в его случае и место красило человека, а не наоборот.

Двери, ведущие в глубь «Ротонды», оказались распахнутыми настежь, не одна, обе половинки, правда, никакого швейцара при них и в помине не состояло. Зато на улицу выливались ухающие, жутко басистые гитарные звуки, перемежающиеся вокальным колоратурным визгом, силящимся изобразить сиреноподобные потуги эстрадного певца Витаса. Перед входом висел легкий туман, совсем не природного свойства — небеса были ясны и ярки, воздух прозрачен, как взгляд удачливого афериста, — нет, искусственно созданный пар: от плотной веселящейся толпы разгоряченных людских тел, от смешанных, частых дыханий, от винно-водочных возлияний, от перегрева электрических ламп и проводов. Сизая пелена не рассасывалась по ветру, не устремлялась ввысь, скрывая в мутной дымке ранние звезды, но скверно пахнущим облаком разрасталась на крошечном пятачке прилежащего тротуара.

Яромир, которому нынче любые воды стали по колено, решительно шагнул за порог «Ротонды». И сразу же оказался в колышущейся амебной массе танцующих, заполнившей вестибюль целиком. Он едва успел отметить, про себя, что запущенный интерьер нижнего этажа совершенно преобразился и что с мечтой о гардеробе можно распроститься совсем. Исчезли неказистые вешалки, исчез присутственный барьер, сгинуло щербатое зеркало. Разбитые колонны сверкали теперь золотистой фольгой, потолочные лампы дневного света вдруг обратились в благородные люстры — тяжелая бронза, искрящийся радужный хрусталь, дрожащие огоньками стройные парафиновые свечи. Но последнее наблюдение Яромир поймал уже на лету — его подхватили, понесли, закружили в мелодии диско сотни приветливо протянутых рук, а может, ему лишь показалось, и рук на самом деле было две или три. Его тормошили, тянули в разные стороны, кто-то кричал прямо в ухо: ах, как рад, как рад, что господин сторож не побрезговал развлечением! Да, не побрезговал! Яромир тут же признал градоначальника Волгодонского, вовсе нынче не в боярской шапке и кафтане, а в форменном генеральском мундире, кажется от инфантерии, времен царя-батюшки Николая Второго.