Андрей Шляхов - Доктор Вишневская. Клинический случай

• Название: Доктор Вишневская. Клинический случай
• Автор: Андрей Шляхов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-60916-1

НОВАЯ книга от автора бестселлера «Клиника С…» — но теперь уже не в жанре «больничного триллера», а в лучших традициях женского медицинского романа!

Знакомьтесь — доктор Вишневская, иммунолог-аллерголог, слегка за тридцать, одинока, независима, остра на язык. Не пытается изображать «Хауса в юбке», но коллеги считают ее классным диагностом — о таких, как она, говорят: «Врач от бога». Давно излечившись от юношеского идеализма, так и не обзавелась иммунитетом к человеческой боли и страданиям. А значит, рано или поздно ей придется бросить вызов «врачам от дьявола», поставив на кон свою профессиональную репутацию, честное имя и женское счастье…

---

Где-то в доме еле слышно пикнул телефон, но Анна даже не подумала встать. Явно очередная эсэмэска от отставного бойфренда Эдика. Никогда бы не подумала, что сорокалетний заведующий неврологическим отделением может оказаться таким несерьезным и вроде как с претензией на романтичность. Вчера, например, он прислал эсэмэску с отрывком из Бродского:

Сначала в бездну свалился стул,
потом — упала кровать,
потом — мой стол. Я его столкнул
сам. Не хочу скрывать.
Потом — учебник «Родная речь»,
фото, где вся моя семья.
Потом четыре стены и печь.
Остались пальто и я.
Прощай, дорогая. Сними кольцо,
выпиши вестник мод.
И можешь плюнуть тому в лицо,
кто место мое займет.

«Прощай, дорогая» порадовало. Анна с удовольствием освежила в памяти подзабытые стихи (Бродского она любила, чего стоит одно только «Ни тоски, ни любви, ни печали, ни тревоги, ни боли в груди. Будто целая жизнь за плечами и всего полчаса впереди») и решила, что все — финита ля комедия телефоника. Больше эсэмэсок не будет. Еще, уже не в первый раз, порадовалась тому, что работает с отставным бойфрендом в разных стационарах. Так куда спокойнее, а то он бы еще и записки под дверь подсовывал бы или на пятиминутках обстреливал томно-печальными взглядами. Нет, все же Сеньор Офицер поступил правильнее — сразу взял и свалил. Далеко и навсегда. Так, конечно, обиднее, но зато нет постоянного раздражения от этих вот «приветов из прошлого». «Если это снова он — напишу ему что-то гадкое-прегадкое, чтобы он оскорбился и больше не доставал, — решила Анна. — Что-то вроде: „Мы с моим новым другом так тащимся от твоих сообщений, прямо угораем“. По идее он после этого здороваться со мной не станет, не то чтобы звонить или сообщения слать». Нехорошо, конечно, так, ножиком по живому, но что поделать? Операции такого рода под наркозом не проводятся… Что за жизнь? Столько вложить в человека — научить его правильно заваривать чай, приучить пить коньяк маленькими глоточками, отучить задавать идиотский вопрос: «милая, тебе было хорошо?», а теперь не знать, как от него отвязаться! А ведь было время (правда всего две недели, но было), когда Анна присматривалась и раздумывала насчет того, не перевести ли Эдика из временных кадров в постоянные, даже к отчествам «Эдуардович» и «Эдуардовна» примеривалась, подходящие имена подбирала. Ничего не подобрала, потому что времени было мало. Успела только придумать подходящее имя-отчество для логопеда — Аристарх Эдуардович. Кто смог выговорить правильно, тот на занятия больше может не приходить. Это же как сбрендить надо было, вспомнить страшно!

Чай в термосе закончился, сырости в воздухе прибавилось, пора и в дом. Затопить в мастерской камин (каминов было два, второй находился в гостиной), скинуть куртку и начать грунтовать столик. Тут Анна вспомнила о том, что так и не определилась с дальнейшей судьбой ножек. А что там определяться — если отпилить, то столик выйдет низковат, он и сейчас-то невысок. Значит, придется наставлять, моделировать поврежденные участки. Анна в два этапа перебралась в мастерскую, и разыскала на длинном, во всю стену стеллаже, плотный бумажный пакет с гипсом, упаковку самозатвердевающей массы для лепки, полимерную смолу-компаунд для изготовления форм, эпоксидку, отвердитель для компаунда, отвердитель для эпоксидки, опилки — мельчайшие и покрупнее… Не нашла только масло, которым нужно смазывать форму, чтобы не прилипали отливки, но масло можно взять и подсолнечное из продуктовых запасов.

Моделирование — долгий процесс. Сначала аккуратно отпиливаются лобзиком (ручным, естественно, электрический слишком груб для такой работы, им только фанеру резать) неровные изломанные края, спилу рашпилем придается шероховатость, чтобы лучше схватывалось, затем из массы лепятся «болванки-макеты», по ним отливаются формы и уже по формам отливаются «протезы» для ножек… К ужину намеченный объем реставрационных работ был выполнен. Столик, уже не колченогий и покрытый слоем грунта стоял в углу и сох. Только теперь Анна взяла телефон, чтобы прочесть пришедшее сегодня сообщение, втайне надеясь, что его прислал не отставной бойфренд, а кто-то другой. Надежды оправдались, это явно, стопудово, был не Эдик. Даже в приступе ярости он не мог бы написать Анне: «Это только начало, дальше будет хуже». Не его стиль.

Перебороть приступ нервного озноба помог хороший глоток коньяка. Анна, хоть и понимала, что это глупо, что сюда, на дачу, к ней никто из недругов не заявится, но все же заперла входную дверь не только на задвижку, но и на оба замка, а для пущего спокойствия позакрывала все ставни на первом этаже. Ольховые ставни были кондовыми, но прочными, с металлическими, а не деревянными засовами.

— An Englishman’s home is his castle![8] — удовлетворенно сказала Анна, вставив в пазы последний засов.

Победа энергии над разумом

Человек может иметь множество самых великолепных достоинств и один-единственный недостаток, перечеркивающий эти достоинства. А может и не иметь. А может иметь кучу недостатков и одно достоинство, которое позволит не обращать на недостатки внимания. Или, если обращать, то редко-редко.

Двоюродная сестра Анны Виктория (самой Виктории больше нравилось слово «кузина») была взбалмошной сумасбродной особой с повадками рыси и глазами раненой газели. Виктория гордилась своими плохими манерами (она вообще гордилась своей самобытностью), Виктория постоянно давала Анне советы и пыталась «устроить» ее «неудавшуюся» личную жизнь, Виктория быстро принимала решения и так же быстро их меняла. А еще она привыкла находиться в центре внимания, и никого больше в этот центр не пускала. Появившись с ней на людях, следовало держаться в тени и «не отсвечивать», как выражалась сама Виктория. Лексикон у нее был тот еще.

Виктория трижды выходила замуж и всякий раз удачливее прежнего. Разумеется, удачливее в собственном понимании. Третий ее муж, Леонид Гарусинский, владел сетью магазинов, торгующих товарами для животных. Он был намного старше Виктории (по ее собственному и не совсем верному определению — «втрое») и, насколько понимала Анна, очень любил свою жену. Именно — очень, иначе давно бы убил или хотя бы развелся. При таком характере, как у Виктории, кукольная красота мало что значила. Впрочем, многим мужчинам нравятся женщины крайне буйного темперамента. А есть еще и мазохисты, скрытые и явные.

Но было у Виктории одно великое достоинство. Случись что — она сразу же примчится на помощь, и если даже помочь не сможет, то настроение точно поднимет. За это Анна прощала ей все, даже попытки вмешательства в свою личную жизнь.

Утром в воскресенье Анна проснулась в тоске и каком-то ощущении растерянности. Подобное состояние метко охарактеризовал когда-то Аркадий Гайдар: «И вроде все хорошо, а что-то нехорошо…».

Сильнее всего в последнее время Анну напрягала угроза судебного разбирательства. Успокоенная адвокатом Александром Оскаровичем, она не то чтобы совсем успокоилась, но, образно говоря, перестала постоянно «дергаться» по этому поводу. Жалоба в министерство — это полбеды, министерство не любит выносить сор из избы, а вот суд — это совсем другое. Журналисты, статейки с броскими заголовками, резонанс и, как результат, капитальная порча репутации. А репутация была дорога Анне по двум причинам. Во-первых, неприятно чувствовать себя облитой грязью, а, во-вторых, плохая репутация губительно сказывается на престиже врача.

Если коллеги и пациенты относятся к тебе с недоверием, то остается только одно — идти в медицинские статистики. Цифрам плевать на твою репутацию.

Спокоен тот, кому нечего терять. Анне было что. Репутация хорошего диагноста окупается всегда и везде. Порой ее приглашали на консультацию не столько ради уточнения каких-то иммунологических вопросов, а для того, чтобы направить диагностический поиск в нужную сторону. Анна направляла, ее благодарили. Благодарность от коллег большей частью имела официальный характер, хотя случалось всякое, благодарность от пациентов была «свободно конвертируемой» — дали тебе конверт с деньгами и делай с ним что хочешь. По поводу конвертов Анна не комплексовала, дают — бери, врач тоже человек, а не какое-то бесплотное существо. Есть, пить, одеваться надо, дачу содержать, квартиру ремонтировать, выезжать отдыхать… Но не позволяла себе делить пациентов на «платных», которым все делается в лучшем виде и «бесплатных», от которых чем быстрее отвяжешься, тем лучше. Подобную дискриминацию Анна считала не только аморальной, но и непрофессиональной. Мастер отличается от подмастерья не столько тем, что у него не бывает ошибок и сбоев (от ошибок, в конце концов, никто не застрахован), сколько тем, что никогда не позволяет себе халатности и небрежности. «Делай, как следует, или вообще не берись» — этому принципу Анна следовала всю свою жизнь, иногда в шутку называя себя «чокнутой перфекционисткой». То же самое советовала и коллегам, могла резковато высмеять тех, у кого не получалось «как следует». Язык у Анны был острый, и попадала она в самые уязвимые места. Можно представить, с каким упоением станут пачкать репутацию Анны все, считавшие себя обиженными ею. Может такая волна подняться, что просто держись.