Дэвид Макфадьен - Русские понты: бесхитростные и бессовестные

• Название: Русские понты: бесхитростные и бессовестные
• Автор: Дэвид Макфадьен
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009
• ISBN: 987-5-91671-038-0

Понты во всем — в повседневной жизни и в культуре, в политике и в любви — тема смешного, ироничного и в то же время глубокого исследования Дэвида Макфадьена. Шотландец, живущий в Америке и часто бывающий в России, предлагает свежий и неожиданный взгляд «из Лондона» на это хорошо знакомое нам явление. Истоки понтов он находит в глубокой истории, но их расцвет в тяжелые постсоветские времена объясняет страхом и неуверенностью наших соплеменников в себе и в будущем.

---

Так было, так есть и вроде бы будет еще долго. Словами одного современного желчного комментатора: эти деревеньки — синоним «показухи и холопского раболепства, достались только нам».[31] Перед нами в таком случае стоит двойной вопрос. Проблемы предыдущей главы касались личного опыта тех, кто выросли в России. Тогда почему эта архитектура, переносимая по полям юга как сборная мебель ИКЕА, стала устойчивой метафорой и на Западе? Почему в 2002 году, что еще чуднее, этому «одноглазому выскочке» был поставлен памятник на Украине — в Николаеве?![32]

Западники и украинцы эту метафору обожают: русских она, разумеется, оскорбляет. В конце 2006 года будущий президент Медведев решительно объявил, что «потемкинские деревни России совсем не нужны».[33] А все-таки западные политики, видимо ради прикола, настаивают на том, что Россия без таких передвижных деревенек существовать не может. Когда началось дело Ходорковского, американский сенатор Джо Байден высказал мнение, что Путин уже творит копии виртуальных деревень в эфире и пользуется «контролем над СМИ для доказательства того, что приговор Михаилу Ходорковскому — это победа правосудия, одержанная во имя интересов граждан России».[34]

Поэтому российские критики правительства любят использовать тот же образ: например, Явлинский, утверждая, что аналогичные структуры «строятся комплексно в России, во всех элементах. Они не терпят пустоты».[35] Тут, конечно, поспорим, так как их построение продиктовано пустотой. Они нам показывают, как и почему беспокоимся. Полкам князя Потемкина надо было постоянно перевозить фасады, чтобы сложилось впечатление чего-то мало-мальски стабильного. Имитация прочности заведомо продиктована бессодержательностью, которую хотят скрыть. И так — перевозка за перевозкой, понт за понтом…

В 2006 году сходные меры были приняты в Петербурге во время встречи «Большой восьмерки». Ходили байки о том, что всех бомжей (и, может, всех неприглядных иноземцев) вывезли из города на военные сборы до конца мероприятий. Действительно, появились образцы распоряжения под названием «О мерах по обеспечению порядка и безопасности при проведении саммита G8 в Санкт-Петербурге». Особые команды были рождены, чтоб сказки сделать былью:

«Провести разъяснительную работу и обеспечить массовый выезд лиц БОМЖ на территории Ленинградской, Тверской и других областей в летние трудовые лагеря (сбор клубники, картошки, лука) повышенной комфортности. Обеспечить инвентарем, одеждой и трехразовым питанием. Провести инструктаж в учебных заведениях, предприятиях и учреждениях о достойном внешнем виде жителя Северной столицы, включающем в себя следующее: аккуратная, свежая одежда, аккуратная обувь, соответствующая верхней одежде гражданина, аккуратная прическа, дружелюбный, оптимистический, открытый взгляд и улыбка».[36]

Но (ё-мое!) как это можно гарантировать? Как можно отвечать головой за эмоциональное состояние тех, на кого будешь орать: «Эй! Ты там на скамейке! Да, под газетой! Будь счастлив!» Кто поручится за то, что люди (особенно убогие) будут воздвигать фасады нужными темпами и в нужном количестве? Если переборщить с пышностью или количеством фасадов, то эффект моментально улетучится. Дело в ритме и в собственной уверенности, что все на самом деле уже получается. Мы, как и Потемкин 220 лет назад, прекрасно знаем, что в любой момент зритель может подойти и начать тыкать пальцем в фанеру, указывая на трещины и обнаруживая пустоту на нашей стороне. «Эффект голого короля», если припомним сказку Андерсена. Так даже называется один современный курс для молодых сотрудников некого русского рекламного агентства: «Эффект голого короля, или Искусство дурачить убедительно».[37]

Поэтому есть и неписаный закон в PR-агентствах: не надо задавать покупателю вопросов в собственных рекламных текстах а-ля «Как ты сможешь жить дальше без нашего продукта?». Потребитель легко сообразит, что на самом деле отсутствие блендера — не очень убедительный повод для самоубийства. Количество потенциально негативных интерпретаций твоих слов всегда будет численно превосходить единственно желанное толкование. Потребность «дурачить» всегда продиктована возможным поражением — тем, чего нет.

Вот психология гоголевского «Ревизора» в смысле невидимой, может, и несуществующей силы, которая все-таки диктует поведение всех и всего. Невозможно защитить себя от полтергейста, как невозможно и сказать, когда появится «угроза» из темноты, когда чей-нибудь палец проткнет потемкинскую фанеру или приедет новый Хлестаков в членовозе. Дело, может быть, только во времени. Так хотя бы думал датский сказочник: «“Да ведь он голый!” — сказал вдруг какой-то ребенок [ниоткуда]… “Он голый!” — закричал наконец народ». Рано или поздно, это «наконец» случится. Пустота победит.

Власть это знает. Как написал однажды Иосиф Бродский про Сталина, секрет власти — в ее непредсказуемости, в способности появляться ниоткуда. Если люди ни логики, ни предсказуемой частоты не видят в «нападениях», арестах и т. п., то общественный контроль гарантирован. А если сделать намек на возможность неприятного сюрприза — распустить слухи о современном ревизоре, анонимно? «Зачем к нам ревизор?» — спросит какой-нибудь Лука Лукич. Ответа нет и не будет — мы не знаем. Такие люди приходят из-за потемкинских щитов-декораций, где короли гуляют обнаженными. Нам не понять таких ужасов: они лишены смысла.

Так же результативно это действует и нынче: «“К нам едет товарищ из Москвы”. “Как товарищ из Москвы?” — волнуются чиновники. “А вот так, — отвечает градоначальник. — Товарищ из Москвы, инкогнито. И еще с секретным предписанием”».[38] Местные новости и провинциальные газеты полны таких историй. Недавно в Выборге городская власть громко афишировала по всем СМИ прибытие Вячеслава Фетисова — прославленного хоккеиста, двукратного олимпийского чемпиона и к тому же главы Федерального агентства по физкультуре и спорту. Впечатляет. Во всех смыслах.

Местные политики были в растерянности. Всякий раз сообщение об очередном визите «оттуда» сопровождалось страхом. Напряжение нарастало, подобно снежному кому: «Надо устроить вот такое мероприятие». — «Маловато будет». — «А если вот ТАК?» Когда границы неизвестности определить невозможно, это вызывает страх. Теряется всякая логика. Наступает полный беспредел в буквальном смысле: «Вчера — царь, сегодня — царь, каждый день — все царь да царь. А чё-то я и сам какой-то маловатый… МАЛОВАТО!» «Стой! Стой! Образумься! Да перестань ты расти, лопнешь!..»

Итак в ожидании министра Фетисова было дано указание: из разных учебных заведений собрать студентов. Всех их следовало нарядить в одежду с символикой определенной политической партии. Им раздали трехцветные майки и бумажные флаги. Первое место по маршруту украсили с особым шиком: организовали лыжное соревнование. Как в Питере, в праздничные жилетки «попросили нарядиться и судей, обслуживающих лыжный этап. По слухам, один из арбитров, ветеран спорта, не скрывающий своих коммунистических воззрений, наотрез отказался участвовать в маскараде, но его все же уломали».[39] Всем страшно, когда ничего не понятно.

Потемкинский бизнес и ритм понта

Безусловно, это не сводится к политике. Хорошо знаком с подобными приемами корпоративный мир. Недавно одна компания в Норильске с пафосом объявила «День здоровья». Якобы спонтанное спортивное событие — целая неделя матчей и соревнований, а публика заметила, что все мероприятия приурочены к празднованию годовщины футбольного клуба того же концерна. Фирма, разумеется, считала, что нельзя полагаться на спонтанность или непосредственный энтузиазм: люди в таком состоянии способны на что угодно. Бог знает, чем это кончится.

Эмоциональные, непосредственные дети или щенки, например, легко отвлекаются, предаются мечтаниям, но самостоятельно ничего организовать не могут. По взрослым понятиям у них еще не сформировался механизм самоконтроля. Они не остаются на одном месте, а норильской фирме нужно было, чтобы всю неделю говорили: «Тут постоянно проводятся спортивные мероприятия. Интерес к ним не упадет до финального свистка последнего матча. У нас всегда так — в такой-то компании, по такому-то адресу. У нас все под контролем». Есть рамки. (Якобы.)

Сама суть этой затеи — присутствие воодушевленных детей — оказалась иллюзией. Ученики, приглашенные на турнир, провели на стадионе далеко не все свое время: каждые три-четыре часа они сменяли друг друга, как потемкинские фасады. Ритм был не тот, показ получился неубедительным, нереальным, как в кадрах неумело отредактированного фильма. Если постоянный ритм 24 кадров в секунду ломается, то иллюзия сразу разрушается. Между кадрами — пустота. Не раз и джазовый музыкант Майлс Дэйвис, и художник Пабло Пикассо высказывались, что для них самое главное, самое реальное — это работа над пустотой: над тишиной в музыке и чистым холстом в живописи. Звук же — это «не-тишина», и краска — это «не-пустота». Потемкинская деревня — «не-природа». Неестественность. Лишь впечатление реальности или полной природы передается ритмическим чередованием единиц информации, как однажды сказал Федор Хитрук, создавший русского Винни-Пуха.