Георгий Шолохов-Синявский - Волгины

• Название: Волгины
• Автор: Георгий Шолохов-Синявский
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1956

---

Таня сидела, забравшись в угол кузова, и перед ней проплывал весь пройденный ею путь — от Днепра до Волги и от Волги почти до самой советской границы. Сколько пришлось пережить, сколько пройти дорог, тропок, лесов, скольких раненых вынести на своих руках! Она несколько раз пыталась подсчитать их — напрасно! Запомнились только отдельные случаи, а те минуты, когда жизнь ее самой висела на волоске, совсем стерлись из памяти. И вот она дошагала до какого-то рубежа, и теперь ей не было стыдно за себя. Она внесла и свою долю в общее дело. И главное, все оказалось просто, и не было как будто ни разу какого-то особенно яркого, необыкновенного случая героизма, о котором она мечтала все время… Были бессонные ночи, трудные переходы, всегдашняя забота, как бы вынести из-под огня истекающего кровью человека, а вот героизма не было!

После смерти Саши не хотелось думать о каких-то особенных подвигах; просто хотелось побольше принести пользы армии, всему советскому народу.

— О чем задумалась? — ласково спросил сестру Алексей.

— А так… Сама не знаю, — ответила Таня.

— Волнуешься?

Таня созналась:

— Немножко. Пройдет.

Алексей стал вглядываться в мелькающие мимо стройные сосны, темнеющие гордыми вершинами на бледном шелке неба. Дорога потянулась лесом и вдруг уперлась в железнодорожное полотно, нырнула под мост и легла вдоль насыпи.

— Остановите-ка, сержант! — приказал Алексей шоферу. — Пройдем-ка по насыпи. Я хочу посмотреть, предложил Алексей сестре. — До вручения еще час, а до политотдела десять минут езды.

Алексей и Таня вышли из машины, взобрались на железнодорожное полотно. Дорога тянулась на запад, к уже недалекой границе. Ее вид вызвал в душе Алексея томящее чувство. Может быть, запущенный участок дороги напомнил ому довоенную новостройку? Перед его глазами выстилался сейчас двухколейный, проложенный по крупному щебню путь; четыре струны поржавелых рельсов, аккуратно, методически, через каждый стык взорванные отступающим врагом: одно звено — целое, другое — словно разрублено гигантским зубилом. И так до самого горизонта…

Стальная ферма ближайшего моста вздыбилась. Ее облепляли люди в серых шинелях. Они уже работали. В тихом вечернем воздухе были слышны звонкие удары молотков о сталь, скрежет лебедок.

И вспомнился Алексею другой вечер: последние трудовые усилия на мосту новостройки, резкий свет электрических фонарей, напряженная торопливость людей, готовящихся к пропуску первого паровоза, — сияющее, измазанное пылью, по-ребячьи худое лицо Шматкова и его слова:

«Будьте в надеже, товарищ начальник! Будьте в надеже!»

«Да, такие, как Шматков, не подвели и в войне», — подумал Алексей и посмотрел на запад.

Он остановился и, толкая носком сапога красноватую от ржавчины зазубрину разорванного рельса, презрительно сказал:

— Гляди, Танюшка: обычная прусская точность во всем — в зверствах, в бомбежках, в поджигании сел и вот в этом… Подрывная команда выполняла приказ командира пунктуально. Взрывали не где попало, а через каждое звено, нигде не отступая от положенного расстояния. Делали все с точностью до одного сантиметра… И какая дьявольская методичность. Школа! И, наверное, так всюду — до самой границы. Так и кажется, — Гитлер хотел закрыть таким способом дорогу на Берлин. И трясется, наверное, сейчас, как шелудивая собака… Ведь наши войска уже взяли Брест.

— Неужели эта линия ведет прямо на Берлин? — удивленно спросила Таня.

— Да. Через Варшаву — на Берлин. Только колея разная: у нас — одна, у немцев — другая…

— Удивительно. Вот мы уже и на дороге к Берлину, — задумчиво сказала Таня. — Как быстро мчатся события.

В пилотке, с коротко остриженными волосами, стройная, подтянутая, с пистолетиком на боку и в маленьких кирзовых сапогах, она вся светилась необычным мужественным спокойствием. Алексей бросил на сестру довольный взгляд: теперь он был спокоен.

— Алеша, расскажи еще раз, какой он, Лешенька, — попросила Таня. — Никак не могу помириться с тем, что мне не довелось тогда повидать его. Какая досада!

— Я и сам тогда плохо разглядел его, потому что ужасно волновался, — медленно ступая по шпалам, заговорил Алексей. — Но глаза Катины сразу узнал, честное слово! В таком возрасте уже достаточно определяются родительские черты… Недавно получил письмо от отца: там был такой переполох. Кажется, отец доволен, пишет: ребенок — вылитая Катя. Парася все еще гостит у отца. Он никак не хочет ее отпускать.

Таня вздохнула:

— Как бы я хотела теперь поехать домой.

— Вот и наш разъезд… А вон и ферма, где наш политотдел, — сказал Алексей и улыбнулся. — Ну, ты готова?

Таня ответила:

— Готова. Только мне неловко, если ты будешь вручать.

Алексей засмеялся:

— Вручать будет член Военного совета — это первое, второе — не тебе одной, а в-третьих — я ничуть не повинен в твоей награде, можешь поверить!

Таня потупилась.

Садясь в ожидавшую их внизу, на дороге, подъехавшую машину, Алексей сказал:

— Походил я по рельсам — и отлегло от сердца. Не могу равнодушно проезжать мимо железной дороги. У каждого человека есть какая-нибудь профессия, пусть самая скромная, но он остается предан ей всю жизнь. Так и я, наверное, после войны и помру на транспорте. Сколько воевал, а профессиональным военным так и не стал. Ты не рассказала мне, как поживает Гармаш.

Таня, сидя в машине, доверчиво прижавшись к брату, стала рассказывать, как преобразился капитан Гармаш, как повеселел, даже песни стал распевать! А с Арзуманяном живут душа в душу. Вот уж сошлись, два сапога — пара!

— Ты еще не знаешь, что произошло с Гармашем на этой неделе? — с загадочной улыбкой спросил Алексей. — Конечно, он никому никогда не расскажет об этом. И тебе скажу под большим секретом — не выдай. Вызвали Гармаша к командиру дивизии, говорят: «Езжайте — принимайте новый пост заместителя командира полка», — а Никифор Артемьевич наш на дыбы: «Никуда не пойду из батальона, хоть в военный трибунал, хоть под расстрел. Я, говорит, с этим своим батальоном воевал с начала войны, вынес с бойцами самые большие трудности и с ними дойду до самого Берлина. Хоть дивизией сейчас приказывайте командовать, не соглашусь. А дойду до Берлина — там назначайте хоть командующим армией». Богданыч сначала рассвирепел, пригрозил разжаловать в солдаты и отправить в тыл, потом задумался: «Ладно, говорит, ступай, цыганская душа, чтоб я тебя больше не видел. Сгинь! Погляжу, как ты до Берлина дойдешь. Ты что думаешь — батальон — это цыганский табор, что ли? Вот доложу командующему, что ты самый поганый командир в полку и на повышение тебя не представлю!» Пришлось вступиться за Никифора Артемьевича. Отлегло у Богданыча, засмеялся, махнул рукой: «Ладно. Что ты с ним будешь делать? Судить за недисциплинированность? Командир ведь больно хороший — храбрый, умелый, каких мало. Пускай воюет, а звание майора все равно придется ему присвоить». Вот какую штучку выкинул наш Артемьевич.

Алексей и Таня посмеялись.

— В следующий раз проеду до батальона — проведаю, — пообещал Алексей.

— Там все ждут тебя, Алеша, — сказала Таня и вдруг умолкла: все радовались, все шли вперед, только не было Саши… В эти радостные дни Тане казалось, что только его одного и не было. К глазам ее уже подступали слезы, и она закусила губы.

А Алексей задумчиво поглядывал мимо головы шофера вперед, на тонущую в вечерней мгле дорогу. И вдруг спросил:

— А Нина Петровна поехала в политотдел раньше?

Таня лукаво взглянула на брата.

— Да, она, Тамара и старшина Коробко. А почему это тебя интересует?

Алексей дернул сестру за ухо.

— Все будешь знать — рано состаришься.

Таня засмеялась:

— А я и так все знаю.

— Ну и помалкивай…

Машина остановилась у низких кирпичных строений на краю пыльного, искромсанного бомбежкой городка. Алексей и Таня вышли из машины.

— Ты иди вон туда, — сказал Алексей сестре и показал на домик, похожий на железнодорожную будку. — Там ждут все вызванные из полка для вручения. А я сейчас приду. Член Военного совета, кажется, еще не приехал. Машины его не видно.

Алексей вошел в помещение политотдела. Дивизия Богданыча на днях была оттянута во второй эшелон по случаю переформирования и приема нового пополнения. Весь личный состав, утомившийся после многодневного непрерывного похода с боями, теперь отдыхал, и в политотделе чувствовалось затишье. Близость границы настраивала всех на праздничный лад.

Однако по озабоченному лицу капитана Глагольева Алексей заключил, что в его отсутствие был получен какой-то новый приказ.

— Сколько людей прибыло? Все вызванные явились для получения наград? — спросил Алексей.

— Все, товарищ гвардии полковник. Вам пакет из политуправления.