Эдвард Чупак - Джон Сильвер: возвращение на остров Сокровищ

• Название: Джон Сильвер: возвращение на остров Сокровищ
• Автор: Эдвард Чупак
• Издательство: АСТ
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-066280-7

Книга «Джон Сильвер: возвращение на остров Сокровищ» приведет в восторг поклонников легендарного «Острова Сокровищ», которые мечтают снова встретиться с героями Стивенсона и узнать, что осталось «за кадром» его повествования. Предыстория любимых персонажей — и их новые приключения. Правда о том, кто и когда зарыл на острове Сокровищ «пиастры капитана Флинта», путь к которым указан на карте Билли Бонса. Вкусный пиратский колорит, острый сюжет и незабываемый главный герой — Одноногий Джон Сильвер, самый прославленный и обаятельный образ «джентльмена удачи» в мировой литературе!

---

Перо, которым я пишу, из павлиньего хвоста, а пергамент добыт на том же корабле. Раз он достоин твоего королька и его декретов, значит, и мне сгодится, Откуда чернила — не помню, но уверен, что их прошлое гоже примечательно. Они жидковаты, как английская кровь, и текут, но тут уж писец виноват.

У меня в каюте есть карты всех морей, которые я исходил, и всех берегов, какие грабил. С гордостью сообщаю, что все они мною украдены. Эту вот балестилью я позаимствовал у твоего соотечественника в прошлом сезоне, да сгниет он там, где потонул, — на берберийском побережье. На случай, если решишь его разыскать, он на корме, сообразно рангу, а его подопечные — много глубже. Здесь, внизу, балестилья бесполезна, но это ничего, потому что очень скоро я выберусь наверх, и все изменится. Твои горизонты меня не влекут. Они скучны и серы, друг мой. Скучны и серы.

Мой рассказ о времени и расстоянии.

Одни капитаны отсчитывают время по приливам, другие — по пройденному пути. Они определяют скорость, а расстояние находят из карт. Я предпочитаю бросать в воду водоросли, а еще лучше — пленных, особенно испанцев — разницы никакой. Твердолобые типы вроде Черного Джона бросали лаглинь с вертушкой и находили скорость по нему. Для меня и моей братии — слишком большой труд. Мы узнаем время по солнечным часам или склянкам. Если забудем их перевернуть, считаем, что оно остановилось, хотя никто особенно не задумывается на сей счет. «Линда-Мария» никогда не опаздывает к убийству.

Теперь о расстоянии. Кое-кто из капитанов меряет его по Солнцу и Полярной звезде. Некоторые заставляют марсовых высматривать ориентиры. Есть и такие, кто ходит вдоль берега и замечает путь по его очертаниям. Я же высчитываю расстояние по правой руке. Указательный палец, если ткнуть им в небо, составит два градуса к горизонту, а запястье — восемь. Вся ладонь — восемнадцать градусов, если поднять ее к облакам, звездам и черному флагу. Рука меня никогда не подводила, разве что в туман или, как сейчас, в лихорадку. Впрочем, скажу я, и расстояние не важно. Оно бежит у тебя между пальцев, как гитов, только ни к чему не крепится. Его через блок не пустишь и паруса им не подберешь.

Да, а еще это рассказ о Библии, золоте и сокровищах. И о предательстве.

Я начал его записывать в тот самый день, друг мой, когда ты запер меня в каюте. В правой руке у меня перо, в левой — кинжал. Я прокляну тебя в своих записях. Будь уверен.

Ты не сказал мне ни слова с тех пор, как убил моих людей. Ни единого слова — и это после стольких лет! Запер меня в моей же каюте, но я веду счет дням и, как настанет час, буду втыкать кинжал тебе в сердце по числу этих дней. Я засек время, когда твой прихвостень повернул ключ в замке.

Тебе следует бояться, потому что я за тобой приду.

В дверь стучат.

Кто это? Ты, капитан, или кто из моряков? Нет, я обознался. Это всего лишь твой увалень-юнга, которого ты послал меня истязать.

— Вам нездоровится, сэр? — спросил увалень.

— Это, знаешь ли, оскорбление со стороны твоего капитана — присылать тебя вместо того, чтобы прийти самому, — ответил я. — Так и передай. А еще передай, что он покойник. Не забудешь?

— Этого я ему не скажу.

— А если это приказ?

— Вы здесь больше не капитан. Капитан там, наверху.

— Невежа, открой дверь, я угощу тебя элем.

— Капитан велел никогда не открывать ее.

— У меня тут женщина.

— Неправда.

— Правда.

— Нет.

— Ну и зануда же ты.

— Капитан запретил мне говорить с вами. Он сказал, вы злодей.

— Я? Да я кроткий, как овечка.

Я не стал говорить увальню, что убью его, если он повернет ключ в замке, поскольку этим отпугнул бы навсегда. Хотя от увальней можно ждать чего угодно.

Между прочим, сомнительного удовольствия лицезреть его мне не выпало, он, наверное, болтался на марсе, когда ты на меня напал, но отчего-то его черты знакомы, словно мозоль на левой ноге: бесцветные водянистые глазки, за которыми — ни крупицы ума, лоб прямой, как подъем борта, приплюснутый нос и толстая шея, в самый раз для петли. Волосы черные и прилизанные — единственное, что придает ему значительности. Вот он — каприз природы: чего недостает внутри, то проявляется снаружи. Волос у твоего юнги в избытке, а вот ума — ни на грош.

Мне отсюда хорошо слышно, как он шастает взад-вперед по палубе, словно на ногах вместо пальцев обрубки. Пальцы рук у него толстые, как у всякого увальня: верно, у него не грудь, а бочонок. У него даже ремень есть, чтобы не сваливались портки и рубаха на пузе не расползалась. Он почти кругл, этот коротышка. Кузнец бы расплющил его, оказав тем самым услугу обществу. Впрочем, мне до этого дела нет…

— Капитан сказал, что я могу обсуждать с вами только одно, — произнес увалень. — Ваше питание. Чтобы вы не голодали и дожили до повешения.

— Он хочет меня отравить, — просветил я юнгу.

— Вас — никогда, — отозвался тот. — Иначе король не отдаст ему награду за вашу голову, как обещал. Вас повесят. В Ньюгейте. Капитан сказал, вам даже выделили местечко на площади. Две недели — и мы будем там. И тогда вас повесят. В Ньюгейте. На закате.

— Тьфу на тебя. Таких, как я, вешают в полдень — спроси у любого зеваки.

— Вот бы посмотреть.

— Хочешь увидеть повешение? Я это устрою, — сказал я увальню. — Сначала вздерну на рее твоего капитана, а потом тебя. Так что насмотришься вволю, пот будешь висеть на марлине.

— Вы и впрямь злодей, — пискнул он.

— А ты — сущий чурбан. Тупой, как кофель-нагель. — Я сказал ему правду для его же блага. Всегда так поступал со своими юнгами. — Поди сюда, парень, и отведай моего мушкета. Я был чуть старше тебя, когда прикончил его хозяина.

Поразмыслив, я решил отправить твоего увальня за борт на корм каракатицам. Должна же быть от него хоть какая-то польза миру.

— Зови капитана, чурбан. Нам надо потолковать. — Я ударил по полу башмаком для пущей убедительности. — Твой капитан боится со мной говорить. Это мой корабль. Поэтому делай, что велено. Или я не Джон Сильвер?

— Я спрошу капитана, — отозвался юнга.

Хорошо бы этот мальчишка прилип ко мне, словно портной, который однажды подшивал мне штаны на ходу. Я бы рассказал ему о своих странствиях. Хотя, боюсь, тратить на него слова все равно, что бросать корабль на рифы.

— Вот невежа. Я здесь капитан.

— И нам за вас дорого заплатят.

— Сколько же? Скажи, для меня это вопрос чести. Дорогой дорогому рознь. Открой дверь, и я удвою награду.

Мальчишка сказал, что мне нельзя верить.

— Тех, кому можно верить, немного. Как думаешь, юнга, твой капитан из их числа?

— Меня зовут Джим, сэр.

— Только не говори мне, что ты — Хокинс.

— Не скажу, сэр, отозвался он глухо, как булыжник.

— Так ты не родня юному Хокинсу?

— Я Джим Малетт. Так меня зовут. Маллет,[2] сэр.

Значит, тебе при рождении повезло больше, чем мне. У меня имени не было — даже такого дурацкого, как у тебя. Открой дверь, Маллет.

— У меня приказ, сэр. Я лучше посмотрю, как вас повесят в полдень, если вы предпочитаете это время суток.

— Передай капитану, что я пока еще жив. Передай, что это мой корабли, а я его капитан. Передай, что его ждет та же судьба, что и кружку эля у Уайта на Пэлл-Мэлл: я проглочу его одним махом. Так ему и скажи.

Юнга затопал, уходя прочь. На этом наш разговор оборвался, если не считать кашля, приглушенного носовым платком. Маллет оказался не только тупицей, но еще и джентльменом. Какая жалость! Я научил бы его уму-разуму.

Негоже парню вот этак плестись по жизни. Он должен уверенно топать по ней тяжелыми башмаками. Черными башмаками, начищенными до блеска. Должен пить забористый ром, а не разбавленное вино. Пить, пока не выкашляет всю печенку где-нибудь между двух Индий, травя байки о Долговязом Джоне Сильвере, в особенности о его сокровище. Об этом рассказывать — особое удовольствие, все равно что попивать бренди долгим вечером, полным неожиданностей и случайностей, обещающим алый рассвет. Главное — чтобы рассказчик не упустил ни одной толики крови.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ЧЕРНЫЙ ДЖОН

Прознай о моем сокровище Черный Джон — примчался бы из самой преисподней. Прискакал бы ради одного взгляда, а там пусть хоть еще семьсот лет его черти жарят. Клянусь своей косицей.

Черным Джоном звали морского пса, который был моим капитаном. Вся команда звала его так, покуда я не отправил его на тот свет.