Татьяна Устинова - Всегда говори «Всегда» – 4

• Название: Всегда говори «Всегда» – 4
• Автор: Татьяна Устинова
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-59305-7

Все вроде бы наладилось в непростой жизни Ольги Барышевой. С ней снова любимый муж и обожаемые дети. Но после измены Сергея уже нет в их семье полного доверия и всепоглощающего счастья, которое было когда-то, – Ольга подсознательно ждет от мужа нового предательства, а Сергей, конечно, чувствует это… Лучшая подруга Надежда как никогда нуждается в поддержке. Со дня смерти Грозовского прошло больше года, но Надя до сих пор не пришла в себя – смысл жизни потерян, и она заливает свое горе вином… В агентстве «Солнечный ветер», почти захиревшем без Грозовского, появляется крупный заказ. Ольга летит в Санкт-Петербург на переговоры, где знакомится с главой фирмы, занимающейся гостиничным бизнесом, Егором Погодиным. Молодой синеглазый красавец, похожий на греческого бога, по уши в нее влюбляется. Теперь судьба искушает Ольгу – поддастся ли она соблазну, выдержит ли ее любовь к мужу новое испытание?..

---

Градов сфокусировал взгляд на «красавчиках» и от праведного гнева пошел красными пятнами.

– Где помидорчики?! – выхватив у опешившей тетки экзотические помидоры, он потряс коробкой над головой, как погремушкой. – Это?! Это какое-то недоразумение египетское!

– Турецкое, – обиженно поправила его продавщица.

– Люда, помолчи, – чуть не плача, взмолился директор и из-за спины Градова показал Люде невнушительных размеров кулак, который не произвел на нее никакого впечатления.

– Чё помолчи-то?! – завелась Люда. – А люди берут!

– Какие люди берут? – с непередаваемым сарказмом воскликнул Градов. – Люди берут, потому что ничего другого нет! Где эти люди, покажите мне! – Он обернулся по сторонам, невидящим взглядом скользнув по Барышеву.

Сергей, не в силах больше сдерживать смех, подошел к Юрке.

– Здравствуйте, свет Юрий Владимирович, – почтительно поклонился он, держа в руках две коробочки с помидорами, так возмутившими «взрывателя» Градова.

– А-а… – растерялся «взрыватель». – Э-э…

Он, глядя в упор на Сергея – минуту, наверное, пялился, не меньше, прежде чем узнал, – просветлел лицом и радостно заорал, как нормальный Юрка Градов, а не Зевс-громовержец и не царь-батюшка:

– Серега?! Ты!

И захлопал его по плечам огромными сильными лапищами, и обнял так, что хрустнул шейный позвонок, и даже расцеловал в обе щеки, обдав ароматом терпкого парфюма.

– Серега! Да неужели ты?! Вот так! – Юрка обернулся к директору и, ткнув Барышева указательным пальцем в грудь, опять «включил» царя-батюшку: – Московский олигарх приехал отдохнуть на родину, а ему помидоров нормальных не продадут! Это что, порядок?!

Директор присел в угодливом реверансе, во все глаза пялясь на Барышева, а продавщица насмешливо фыркнула, давая понять, что олигархи для нее – самые обычные покупатели.

– Вообще-то я сам такие просил, – пришел на выручку совсем растерявшемуся директору Сергей. – Отцу именно звездочки нужны. Ты же знаешь – у него дизайн.

– Дизайн… – Градов положил тяжеленную руку ему на плечо и мрачно вздохнул: – А у меня бардак!

Нахмурив смоляные брови, Юрка бросил грозный взгляд на директора:

– Чтоб через неделю половина продукции на рынке была – наша! Все понятно?! Больше объяснять не буду. Иди!

Пробормотав что-то нечленораздельное, директор, беспрерывно кивая и утирая пот рукавом, ретировался, растворившись в суете рынка, словно бестелесный призрак.

– Ох, и лютуешь ты, барин! – покачал головой Сергей.

– Барин! – не без самодовольства рассмеялся Юрка. – Что, рассказали уже?

– А как же! Отец первым делом сообщил, что ты в мэры намылился.

– Намылился! Только еще на выборах победить надо. Ты к нам надолго?

Пробираясь через полуденную толкотню, они направились к выходу.

– Да как надолго? – пожал плечами Сергей. – Юбилей отца отметим, пару дней отдохнем – и назад.

Он хотел сказать, что надо бы задержаться подольше – очень уж по отцу соскучился, да и сдал тот в последнее время, похудел, побледнел, осунулся, все время таблетки какие-то украдкой глотает, – а вот они приехали, в доме суета, хохот, и он отошел вроде – повеселел, порозовел, таблетки все реже пьет…

Сергей хотел все это сказать, но… не сказал. К чему будущему мэру мелкие семейные сентиментальности? У него проблемы глобальные и интересы масштабные…

– Да, юбилей… – задумчиво протянул Юра, подходя к лоснящемуся на солнце «Мерседесу» представительского класса и открывая его небрежным движением с брелока сигнализации. – Семьдесят лет Леониду Сергеевичу, с ума сойти.

– Ерунда, – улыбнулся Барышев. – Крепкое поколение, дай бог нам такими быть.

Он чувствовал себя неловко – с пакетами в руках и без машины, куда можно было бы немедленно и привычно упаковать нелепую розовую поклажу, мешающую чувствовать себя солидным и серьезным.

– Садись, подвезу, – предложил Градов, пытаясь забрать у Сергея пакеты. – Ты ж тут без машины?

– Да нет, спасибо… Я на такси сто лет не ездил, – неожиданно для себя сказал Сергей и засмеялся: – Могу я хоть дома побыть нормальным человеком, а не ВИП-персоной?

– Ну, побудь, – весело согласился Градов и, хлопнув его по плечу, уточнил: – В субботу увидимся?

– Увидимся, напьемся, наговоримся.

– Лучше сначала наговоримся, а потом – напьемся.

– Согласен. А машинка у тебя – ничего!

– А ты думал!

Юрка прыгнул за руль и, газанув, умчался с лихостью той самой «ВИП-персоны».

Хотел стать путешественником, как Марко Поло, с грустью подумал Сергей. А стал – чиновником, депутатом, кандидатом в мэры. Впрочем, я тоже не космонавт, усмехнулся он про себя. Випы разные нужны, випы разные важны…

Поймать такси в родном Новосибирске оказалось делом почти невозможным. Машины с шашечками проносились мимо как метеоры, не реагируя на взмах руки. Наконец остановился частник на чадящей черным дымом ржавой «восьмерке».

Вот и хлебнул житейских радостей нормального человека, подумал Сергей, с трудом устраиваясь в тесном, пропахшем бензином нутре «восьмерки».

– А?! Как у нас получилось! – воскликнул Барышев-старший, укладывая последнюю желтую «звездочку» в тарелку с салатом.

– Красота! – поддержала Ольга его восторг. – Такое даже есть жалко!

– Кому жалко, может не есть. А меня вы не остановите! – заявил Сергей, стремительно схватив с одной из тарелок маленькое яйцо и засунув его в рот.

Он тут же получил от Ольги подзатыльник и успел поцеловать ее в плечо, прежде чем она, подхватив блюдо с золотистой, источавшей невероятные ароматы уткой ушла в комнату.

Барышев остался на кухне один на один с отцом.

– Дай хоть обниму тебя, кулинар! – Сергей сграбастал его в охапку и прижался щекой к щеке, с тоской и болью осознавая, как редко они видятся, разговаривают по душам, смотрят в глаза друг другу. И как неумолимо уходит время, отсекая год за годом, отсчитывая минуты и мгновения, которые он мог бы провести рядом с отцом.

Черт бы побрал этот его «ВИП-статус», если они так редко видятся.

Сергей почувствовал, как запершило в горле и от нахлынувшей нежности сжалось сердце…

– Ну, все, все, железная лапа, – дрогнувшим голосом проворчал Леонид Сергеевич, пытаясь вывернуться из сомкнутых рук Сергея. – Отпусти, раздавишь!

– Ой, вот только не надо строить из себя немощного пенсионера, – засмеялся Сергей, пытаясь этим смехом скрыть внезапную нежность, и благодарность, и… что там еще так сжимает мохнатой, твердой лапой душу и сердце… – Все равно никто не поверит, что тебе семьдесят!

– И все-таки мне семьдесят, Сережа, – грустно усмехнулся отец, потирая рукой грудь и морщась, словно от боли.

– Пап, ты что?!

Нежность и благодарность заслонили тревога и беспокойство – отец явно чего-то недоговаривал и хотел казаться бодрее и веселее, чем позволяло здоровье…

– А что? – с наигранным задором подмигнул сыну Леонид Сергеевич. – Устал малость, подумаешь. Давно на большую семью не готовил, без тренировки тяжело. Ну, пойдем!

Он подхватил два блюда с салатами и пошел в комнату, напевая свой любимый романс:

– Отвори потихоньку калитку…

Нет, нет, у него не может быть проблем с сердцем, успокоил себя Сергей. Он же врач-кардиолог! И все знает о сердечных болезнях. И сам себя вылечит, если что…

Промелькнула отдаленная, неявная мысль – это про чужие сердечные болячки отец все знает, а на свою закроет глаза, – но Сергей не дал этой мысли хода, взял со стола запотевший, холодный графин кедровки и понес к столу.

Ей все говорили, что она сильная и надо жить ради ребенка.

Никто – ровным счетом никто! – не понимал, не мог догадаться, допустить мысли, что она слабая, и жить только ради маленького Дим Димыча просто не может.

Не хочет.

Без Димки-старшего.

К чему просыпаться, если его нет? К чему дышать, говорить, двигаться, есть, спать и думать?

Все потеряло смысл с его смертью.

Все потеряло смысл.

Даже ребенок.

К чему ей ребенок, если Грозовский погиб?

Если от его улыбки, рук, глаз, шуток, – от его любви к ней, – остался лишь памятник на могиле… Белый мрамор, который – люби его, не люби – останется белым мрамором тысячи лет…

Вот бы люди были из мрамора… Хорошие из белого, плохие – из черного.

Надя ни разу не съездила на кладбище после похорон. Потому что Димки там не было.

Она придумала, что он жив, и ждала его дома – убирала к приходу Димочки квартиру, пекла пироги, варила борщи и ругала Дим Димыча, когда он разбрасывал игрушки:

– Сейчас папа придет, а у нас беспорядок!

– А когда он придет? – хныкал Димка-маленький.

– Скоро. Вон, слышишь, уже ключ в замке поворачивается…

Надя бросалась к двери, но звук поворачивающегося в замке ключа каждый раз оказывался иллюзией – борщи прокисали, пироги пропадали, мебель в квартире опять покрывалась пылью.