Татьяна Устинова - Всегда говори «Всегда» – 4

• Название: Всегда говори «Всегда» – 4
• Автор: Татьяна Устинова
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-59305-7

Все вроде бы наладилось в непростой жизни Ольги Барышевой. С ней снова любимый муж и обожаемые дети. Но после измены Сергея уже нет в их семье полного доверия и всепоглощающего счастья, которое было когда-то, – Ольга подсознательно ждет от мужа нового предательства, а Сергей, конечно, чувствует это… Лучшая подруга Надежда как никогда нуждается в поддержке. Со дня смерти Грозовского прошло больше года, но Надя до сих пор не пришла в себя – смысл жизни потерян, и она заливает свое горе вином… В агентстве «Солнечный ветер», почти захиревшем без Грозовского, появляется крупный заказ. Ольга летит в Санкт-Петербург на переговоры, где знакомится с главой фирмы, занимающейся гостиничным бизнесом, Егором Погодиным. Молодой синеглазый красавец, похожий на греческого бога, по уши в нее влюбляется. Теперь судьба искушает Ольгу – поддастся ли она соблазну, выдержит ли ее любовь к мужу новое испытание?..

---

Именно поэтому Барышев-старший старался не пропустить ни слова, и ни одно выражение чувств в свой адрес не оставить без внимания.

А вдруг это последний мой юбилей? – закрадывалась иногда – нет, не страшная, но предательская мыслишка, когда сердце особенно сильно сжимала тупая, давящая боль.

Вот юбилей отпраздную и на обследование лягу, клялся сам себе Леонид Сергеевич – уже в который раз! – потому что клятвы эти неоднократно давались и формулировались по-разному: «после Нового года», «в следующий понедельник», «после сессии в мединституте»… Но времени не было, или нет, не времени – чего уж врать самому себе… Просто он – врач-кардиолог, профессор – жил по принципу обывателя: «авось пронесет». Или – «сколько бог отмерил». Хотя прибавить пару десятков лет к этому «бог отмерил» он не отказался бы. Так что обязательно после юбилея пойдет и сдастся своему другу Гришке Володину в крупнейшую и лучшую за Уралом кардиологическую клинику.

– Друзья! – перебил его мысли молодой хирург Борис Климов. Он встал, торжественно подняв бокал. – Коллеги! Анатомия человека – это вечный кошмар всех студентов. Но наш преподаватель, руководитель курса, Леонид Сергеевич Барышев, сказал нам на первой лекции: «Если вы думаете, что сердце – это только мышца, перекачивающая кровь, вы никогда не станете хорошими врачами». – Борис обвел всех присутствующих веселым взглядом, остановив его на Леониде Сергеевиче. – Многие из нас тогда посмеялись про себя, мол, какой сентиментальный у нас препод! А вот теперь я сам работаю и понимаю, что Леонид Сергеевич был прав. У хорошего врача должно быть сердце, это обязательное условие!

Словно в подтверждение его слов у Барышева остро кольнуло в груди, но он улыбнулся и встал, звонко чокнувшись хрустальным бокалом с Климовым.

– Какой ты сентиментальный стал, Борис!

К ним потянулись другие бокалы с шампанским – много, штук восемьдесят, судя по количеству приглашенных, – и Леонид Сергеевич постарался чокнуться с каждым – таким важным и трогательным казалось ему это искреннее внимание. Он поймал любящий взгляд сына и полный нежности – Ольги – и вдруг подумал: вот бы остановить время… Чтобы навсегда семьдесят и ни годом больше… Но при этом жить долго-долго…

– Леонид Сергеевич! – громыхнул в дальнем конце длинного стола голос Юры Градова. – А помните, как вы меня с сигаретой застукали? Сколько раз начинал я потом курить, так и не смог.

Леонид Сергеевич расхохотался, а со всех сторон послышались возгласы «Расскажи!», «А что за история?».

Юрка сразу стал центром внимания, к нему устремились все взоры, и он, очень этим довольный, завел рассказ:

– Мне десять лет было, старшие ребята сигаретой угостили. Сижу, курю, чувствую себя взрослым. Вдруг – Леонид Сергеевич. Как я его проглядел?! Не знаю. Все, думаю, отцу сдаст. А он так спокойно ко мне подсаживается и говорит: «Неправильно куришь. Надо взатяг». Взял у меня сигарету, затянулся. И вдруг как закашляется! Красный весь, хрипит, задыхается. Перепугался я тогда! Все, думаю, из-за дурацкой сигареты дядя Леня сейчас умрет! Вскочил, побежал, кричу: «Помогите!» Потом оглянулся, а он сидит и смеется. Вот как сейчас! – Юрка указал на смеющегося Леонида Сергеевича. – И хитро так говорит: «Ну, прости, брат, напугал я тебя. А ты-то меня как напугал! Ну, что, покурим?» Я хоть тогда и подумал, что шуточки у дяди Лени те еще, но курить мне с тех пор так и не хочется. За талантливого воспитателя!

И опять наполненные бокалы потянулись друг к другу, и опять сильно кольнуло сердце, и снова захотелось остановить время…

Сын подошел к нему, обнял и поднял бокал.

– Я плохо знаю анатомию, – сказал он, вызвав этими словами смех в зале, – но я хорошо знаю отца. Пап, ты выбрал профессию, которая позволяет тебе постоянно помогать людям. Ты возвращаешь их к жизни. И ничего важнее этого нет. Ты настоящий мужик и самый лучший на свете отец и дед! Я горжусь тобой и люблю тебя!

Растроганный Леонид Сергеевич выпил вместе со всеми, хотя стало вдруг трудно дышать, и он, как врач, понимал, что симптомчики эти никуда не годятся…

– Я на минуточку, – шепнул он Сергею, через силу улыбнувшись, чтобы не напугать его, и быстрым шагом, едва не теряя сознание от нахлынувшей вдруг дурноты, направился на террасу.

На свежем воздухе стало легче. Прохладный вечерний ветер позволил вздохнуть полной грудью, и хоть боль не утихала, дурнота отступила, уступив место банальной усталости. Леонид Сергеевич расслабил галстук, но тут же резким движением затянул его, заметив, что к нему с цветами и большой коробкой подходит Марина – дочка его лучшего друга Генки Тарасова.

– Мариночка…

Только бы она не заметила вымученность его улыбки!

– Поздравляю за себя и за папу!

Марина вручила ему букет и коробку.

У нее были темные волосы и живые, Генкины, голубые глаза. Генка когда-то поспорил с ним, что родится сын, а Леонид Сергеевич напророчил дочку. Умницу. И красавицу. И имя придумал сразу – Марина.

«Сам ты Марина», – буркнул тогда обиженный Генка, но когда она родилась, первый примчался с новостью:

«Маришка-то – три двести! И аж пятьдесят два сантиметра!»

«А я что говорил!» – засмеялся Леонид Сергеевич.

«Про рост и вес ты не говорил!» – погрозил ему пальцем счастливый Генка…

– Папа жутко расстраивается, что опаздывает на три дня. А вы, дядь Лень, что, сбежали с юбилея?

– Подышать немножко вышел, Мариночка. Опаздывает, говоришь, Генка… Ну, если и в этот раз с рыбалкой меня продинамит… не знаю, что я с ним сделаю… – Последние слова он выговорил с трудом – опять стало трудно дышать.

Все, все, завтра же – к Гришке Володину. Или нет, не завтра, а через недельку, когда Ольга с Сергеем уедут…

– По-моему, вы устали… – Марина тревожно заглянула ему в глаза и взяла за руку. – Может, вам лучше домой?

– Как это домой?! – встрепенулся Леонид Сергеевич, услышав в зале взрыв хохота. – Почему домой?! Нет, мы еще погуляем!

И, подхватив Марину под руку, повел ее в ресторан.

Сто пудов – обычная невралгия, эта боль в сердце. Просто давно он так не радовался и не волновался. Пройдет.

А сейчас – нужно жить на полную катушку, взахлеб – когда дня на все не хватает…

– Дима! – донесся голос Ангелины из детской.

Надя прислонилась к двери и прислушалась. Руку приятно холодила только что купленная бутылка виски, а голову здорово туманила бутылка, выпитая накануне.

– Ой, какой же ты бестолковый мальчик, – раздраженно продолжала новоявленная няня, педагог с тридцатилетним стажем. – Я же тебе показывала, как делать! Давай собирай теперь… – Послышался звук сгребаемых деталей конструктора и хныканье Дим Димыча. – Как же ты в школу пойдешь, если ничего не умеешь? С тобой мама совсем не занимается?

– Мама? – растерянно переспросил Димка-маленький.

– Вот именно! Одно название, что «мама». К твоему папе какие приличные девушки ходили! Образованные, интеллигентные! А кого он взял? Твоей матери жилплощадь нужна была. Надоело небось по съемным квартирам мыкаться! Сидела бы дома, в деревне… Да только и там, видно, никому не пригодилась.

Нужно было ногой распахнуть дверь – прекратить отвратительный монолог, выгнать Ангелину к чертовой матери, – но… кто приготовит Димке ужин и уложит спать, а завтра выведет на прогулку?

Надя отхлебнула безвкусный и совсем не обжигающий виски. Чем больше она пила, тем меньше чувствовала градус, словно существовал лимит одурманивания. И наркоза – полноценного, отключающего – так и не получалось…

– Помнишь, Димочка, своего папу? – опять раздался голос Ангелины, на этот раз сладко-елейный.

Димка что-то тихо сказал – Надя не расслышала.

– Нет больше твоего папы, – поучительно ответила ему Ангелина. – Он уехал в другую страну, там сел в машину и… разбился!

Димка заскулил за дверью, как раненый зверек.

Надо было ногой распахнуть дверь и… задушить няню, но сил на это совсем не осталось. Их ни на что не хватало – ни на ярость, ни на ненависть – только на глоток виски…

Димкин скулеж разрывал сердце, и, чтобы не слышать его, Надя прямо в халате и тапках вышла из квартиры, хватаясь за стены и едва не падая…

Писк Дим Димыча стоял в ушах, и Надя стала убегать от него, перескакивая через ступени. Тапки слетели, она упала и покатилась вниз, ударяясь о каждую ступеньку и не чувствуя боли.

Димкин жалобный голос наконец замолк, и его сменил женский возглас:

– Что это? Грозовская, что ли? Ей плохо? Бедная девочка!

Надежда почувствовала, что кто-то трясет ее за плечо и зовет:

– Надя! Надя!

– Надя! – закричал Грозовский откуда-то с высоты. – Надя, я здесь!

– Димочка… – Она попыталась подняться, никого не видя вокруг, ничего не чувствуя и только слыша сверху родной Димкин голос.

– Да она просто пьяна! – Обдав отвратительным запахом чеснока, гаркнул ей кто-то в ухо.