Станислав Олейник - Правоверный

• Название: Правоверный
• Автор: Станислав Олейник
• Жанр: О войне

Это произведение также идет в ряду военно патриотических произведений раскрывая мужество и патриотизм Советских солдат и офицеров в этой необъявленной войне, причем на чужой территории. Но не смотря на это, пройдя горнила войны воины не утратили человеческие качества, до конца исполняли свой долг, перед своей Родиной и братьями по оружию, независимо где этот долг приходилось исполнять, в роли разведчика или просто на поле боя.

---

— Не кипишись, военный, не дергайся, и все будет хорошо, — кустарник зашевелился, и оттуда появился бородатый моджахед.

И вот он, пленник, цепляясь руками за выступы скалы, медленно карабкается на небольшой выступ и, подталкиваемый в спину стволом автомата, с трудом протискивается в расщелину. Хромая и спотыкаясь о камни, преодолевает несколько метров в полутьме, и вдруг оказывается на ярко освещенной августовским жгучим солнцем площадке.

Его сразу обступили моджахеды, Посыпались угрозы, оскорбления, кто-то даже успел пару раз ударить по спине прикладом автомата.

Чумаков был готов и к худшему, хотя знал и о Пуштунвале, — неписанном законе о чести и достоинстве афганцев, о котором впервые узнал, будучи студентом исторического факультета Таджикского Государственного университета. Закон предписывает оказание гостеприимства каждому, даже смертельному врагу, если тот пришел без оружия…. Но, как с ним обойдутся на самом деле, знал только один Бог…

Громкий начальственный оклик заставил всех умолкнуть и отойти в сторону.

Чумаков увидел перед собой рослого, лет пятидесяти, с властным взглядом сверкающих под насупленными кустистыми бровями глаз, моджахеда. Небольшая, аккуратно подстриженная с проседью борода, завершала его облик.

Окинув презрительным взглядом Чумакова, он перевел взгляд на взявшего его в плен моджахеда.

— Зачем он тебе, Назрула?

— Ты, уважаемый Джаффар, взял когда-нибудь в плен офицера?

— Но это же не офицер, а прапорщик, — Джаффар снова прошелся презрительным взглядом по Чумакову.

— А кто, почтенный, приказал расстрелять троих офицеров? Они бы никуда не делись. Молчишь?

Разговор явно перерастал в спор.

На лице Джафара появилось недовольство, стоявшие вблизи моджахеды, почтительно молчали.

— Мне решать, почтенный, что делать с этим пленным, — резко бросил в лицо Джаффару Назрула и посмотрев на Чумакова, обратился к нему уже по-русски:

— Мы решили с уважаемым Джаффаром, отправить вас, товарищ, товарищ, — он достал из кармана документы Чумакова, — прапорщик Чумаков, на нашу базу, там и решим вашу дальнейшую судьбу.

И уже через час, на трофейном бэтээре, они были доставлены в высокогорный кишлак. Поместили Чумакова в небольшой хижине, плоская крыша которого примыкала к крутому утесу. А уже вечером, моджахеды решали его судьбу. Некоторые, наиболее радикальные, даже советовали Джаффару отрубить неверному голову. За голову офицера, а Чумакова все же считали офицером, давали большие деньги. Развязка наступила, когда его привели на так называемую сельскую «джиргу», которая проходила на небольшом майданчике, в центре которого горел яркий костер. Назрула, переводил ему решение старейшин, которая решила, сохранить пленнику жизнь, при условии принятия им ислама.

Выслушав Назрулу, Чумаков на чистейшем «дари-фарси», чем поверг в изумление всех собравшихся, ответил, что он уважает решение старейшин, и сославшись на Пуштунвалу, неписанный закон, который чтят все правоверные, попросил время подумать.

Раздался оживленный гул голосов, сгрудившихся вокруг него моджахедов. Изумление и, в какой-то степени даже одобрение, вызвало у них знание пленником их языка, и, главное, основополагающих сур Корана.

Неожиданно появившийся в свете костра Джаффар, властно поднял руку. Все смолкли. Только теперь Чумаков узнал этого моджахеда… Он неоднократно видел его фотографию в разведотделе полка. Это был полевой командир Джаффар, один их самых опытных, и в то же время, жестоких полевых командиров группировки Раббани.

— Что ж, — подумал он, бесстрашно смотря в немигающие глаза Джаффара, — теперь моя судьба в твоих руках…

И, как будто прочитав его мысли, Джаффар спросил:

— Ты, наверное, слышал обо мне?

— Да, слышал, — утвердительно кивнул головой Чумаков.

— Поэтому ты должен говорить мне только правду. Кто ты, где служил, кто твои командиры, откуда знаешь наш язык. И не думай обмануть. Назрула, может все перепроверить, а если будет нужно, наши люди побывают и у тебя на родине. И если ты, хотя бы, чуть-чуть соврешь, то пожалеешь, что живешь на этом свете. Ты будешь молить Аллаха, чтобы он забрал тебя к себе. С твоей спины будут нарезаны ремни, а сам ты будешь брошен на съедение шакалам.

Пройдя через расступившуюся толпу, Джаффар, Назрула и местный мулла Амир, провели Чумакова отведенную тому хижину, где, при свете керосиновой лампы, и начался его допрос.

Отступать Чумакову было некуда. Даже если бы захотел, живым ему отсюда уже не выбраться. И он приступил к своему повествованию. Начал с того, где родился, где проживал. Кто его родные и близкие, почему пришлось бросить учебу в университете, как стал военным. Где проходил службу в Афганистане, в какой должности…

— Ты правоверный? — неожиданно прервал его мулла Амир.

— Нет, — коротко ответил Чумаков.

— Ну, эту проблему можно легко устранить, — усмехнулся Назрула, который вел записи допроса. Непроницаемым оставалось только лицо Джаффара.

— Завтра ты узнаешь наше решение, — сказал он, и вместе с муллой, покинул хижину.

— Ну, вот полдела и сделано, — подал голос, перейдя снова на русский, Назрула. Сейчас нам принесут ужин, а потом отдыхать.

— А как же? — кивнул Чумаков на стоявший у стены единственный топчан, на котором лежал обыкновенный армейский матрац и байковое одеяло.

— А это для тебя. Ты останетесь здесь один.

— Без охраны?

— А зачем? Шурави очень далеко. Да и бежать отсюда невозможно. Вокруг горы, а через них без проводника не пройти. Идти в одиночку, — верная гибель.

— И как долго вы будете держать меня здесь?

— А это будет зависеть, в большей степени, от тебя…

— Постучавшись, в хижину вошел моджахед. Он принес еду, разложил ее по мискам, затем разжег обыкновенную «буржуйку», засунул в нее несколько лепешек из лежащей тут же на глиняном полу кучи кизяка, и вышел.

— Попробуй местную еду, — дружелюбно предложил Назрула.

Чумаков взял лепешку и принялся медленно жевать.

— У тебя, наверное, есть ко мне вопросы, — полуутвердительно спросил Назрула, разламывая лепешку и отправляя ее кусочек в рот.

Чумаков пожал плечами. Конечно же, сейчас больше всего его волновала собственная судьба, но, как ему казалось, спрашивать об этом, значит показать свой страх, и он решил промолчать.

— Понимаю, — усмехнулся Назрула, — тебя наверняка интересует, откуда я так хорошо знаю русский язык? — усмехнулся он.

Чумаков снова пожал плечами, хотя именно это и интересовало его в первую очередь.

— Так, вот, — словно не замечая жеста пленника, продолжил тот. — Все дело в том, земляк, я, как и ты, родился в Душанбе, и закончил тот же университет, в котором обучался и ты. Я филолог по специальности. И то, что ты сегодня нам рассказал, ты рассказал правду. Вряд ли тот, кто не родился и не вырос в Душанбе, мог с такими подробностями рассказать об этом городе. Да и говоришь ты на диалекте столичного жителя. И многих профессоров и преподавателей университета, которых ты назвал, я знал лично. А здесь, в Афганистане, я оказался еще до революции. В этой провинции у меня проживает родной дядя. Учитывая этот факт, мне и предложили выехать сюда, по контракту, преподавателем русского языка. А Джаффар…. Джаффар мой двоюродный брат.

— Ты мне сразу понравился, — продолжал Назрула, еще тогда, когда я наблюдал за всеми вами из зарослей арчи. Я видел, как презрительно разговаривал с тобой экипаж вертолета. Да оно и понятно, — усмехнулся он, — они летчики, а ты кто? Пехота… Ну ладно, а сейчас отдыхай. Что с тобой будет дальше, узнаешь позднее. Не знаю, какое о тебе мнение у Джаффара, но я о тебе дам знать своему хорошему знакомому в Пакистане… Надеюсь, ты вскоре поймешь, кто прав в этой войне, а кто нет, и примешь правильное решение.

Этой ночью Чумаков долго не мог заснуть. Лежа на топчане, он невидяще смотрел на трепыхавшийся фитилек керосиновой лампы, чем-то напоминающий собой пойманную бабочку, и невольно вспоминал последние дни перед отправкой в Афганистан…

Ему тогда дали недельный отпуск… И всю эту неделю он провел с любимой девушкой Аленой, именно той, из — за которой, а если быть точнее, из-за драки, которая случилась на дне ее рождения, он и был отчислен из университета. В последний день перед отъездом, он познакомил Алену со своими родителями, младшим братом, а вечером пригласил в ресторан…

…Они сидели в полумраке, при свечах…Словно из ручья вода, разливалась по полупустому залу нежная мелодия танго. Посетителей было немного. Он вспомнил как к столику подошел официант. В руках его был огромный букет цветов. С официантом он договорился заранее.

— Вот, пожалуйста…цветы для вашей дамы, — сказал он, протягивая букет, и красноречиво посмотрел на Чумакова.