Петр Спирихин - Пустозерск моего детства

• Название: Пустозерск моего детства
• Автор: Петр Спирихин
• Издательство: Аз-Буки
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999

Книга в жанре воспоминаний знакомит с укладом жизни пустозерцев в первой половине XX века.

---

С различными мелочами по зимнему тракту, хотя и не часто, наезжали мелкие торговцы, их называли разносчиками. Они обычно привозили много мелких, но очень нужных в жизни вещей, начиная от швейных иголок и пуговиц, до красивых головных платков и отрезов тканей на платье. Периодически посещали Пустозерск и ремесленники, мастера по изготовлению валенок, обработке коровьих шкур. Шить кожаную обувь для рыбной ловли и повседневной носки умели и свои местные сапожники.

Но самым лучшим видом теплой зимней одежды, пожалуй, были сшитые из оленьих шкур малицы, незаменимые во время зимних морозов. Они хорошо сохраняли тепло тела и не стесняли движения при работе. Мужчины подпоясывали их особым широким кожаным ремнем с удобно застегивающимися пряжками — схватами. Ремень украшался красным или зеленым сукном и различными медными бляшками. Сбоку прикреплялись ножны с острым ножом для работы, а сзади на цепочки подвешивалось украшение — медвежий клык. Для нас, ребят, одежду лучше, чем малица, трудно было придумать. Ее легко и быстро можно надеть и снять: не надо возиться с пуговицами, не нужна шапка, да и рукавицы тоже всегда при малице. Помню, что, даже обучаясь в школе в Нарьян-Маре в 1933 и 1934 годах, я носил малицу.

Мужчины для поездок в лес и на рыбную ловлю на озеро в качестве зимней теплой обуви использовали валяные из овечьей шерсти головки с длинными суконными голенищами, обували сшитые из оленьих камусов тобаки, а на выход — пимы, купленные у оленеводов.

Главным занятием и важнейшим видом трудовой деятельности большинства пустозерцев, дававшим не только продукты питания, но и денежные доходы, было рыболовство — прежде всего промысел семги, сигов, омулей, нельмы в губе и устье Печоры. Одним из важнейших промысловых участков в губе считался участок Кельцы.

Ранней весной, почти сразу же после ледохода на Печоре, рыбаки, преимущественно мужчины и юноши, уходили на весенний низ. После весеннего низа следовали летний, промысел семги, а осенью, иногда до ледостава, был еще осенний низ. Провожали рыбаков всем селом, остающиеся дома семьи шли вдоль берега озера параллельно отъезжающим лодкам, а рыбаки в ответ на это давали залпы холостыми выстрелами. На обратном пути от Старого склада* мы, ребятишки, по велению родителей собирали из заплёска веточки, как знак пожелания удачного промысла. Весь ритуал проводов свидетельствовал о значимости этого события.

Старым складом называли северо-восточную оконечность полуострова, на котором располагался Пустозерск. Коща-то здесь находились сараи — склады и, наверное, пристань. Возможно, когда-то были и новые склады, но о них я не слыхал, и названия такого не помню.

Поскольку на местах промысла не было никаких торговых точек, рыбаки брали с собой в специальных ящиках — ларях хлеб, сухари, крупу, масло и другие продукты на весь период, длившийся три-четыре недели. Везли и необходимую на это время одежду и обувь, постели и прочее.

Жилых домов на рыбопромысловых участках также не имелось, они появились позднее, при колхозах. Рыбаки в лучшем случае ночевали в землянках — буграх, а чаще всего жили и спасались от непогоды под перевернутыми кверху дном лодками. Ни медицинского обслуживания, ни даже бани там не было. Всю обработку и засолку рыбы производили сами рыбаки. Готовую рыбу скупал кооператив "Рыбак", а Ф.П. Ноготысый сдавал свою в кооператив "Кочевник".

Оставшиеся дома старики, подростки и женщины рыбу на пропитание ловили тягловыми неводами в Городецком озере. С раннего детства участвовал в этом промысле и я.

Рыбацкий промысел пустозерских мужиков не прекращался и зимой. Тогда главными орудиями труда становились пешни, лопаты и норила. Как только замерзало Городецкое озеро, под лед ставились пущальницы, облавливались неводом наволочные тундровые озера, в т. ч. Кубринские. И, разумеется, всю зиму шла ловля неводом в Ловецком, наиболее глубокой части Городецкого, куда на зиму скатывалась рыба со всего озера и мелких озерков, имевших сюда сток.

Выловленная в зимнюю путину рыба тоже шла не только на личное потребление, но и на продажу в свежезамороженном виде. В 1924 году до 31 декабря, кооператив "Рыбак" должен был по договору поставить Архангельскому Губсоюзу свежезамороженной рыбы: 200 пудов нельмы, 2150 пудов сигов и 300 пудов щуки. Часть этого составлял и промысел пустозерцев. Зимой из селений Средней Печоры приезжали за рыбой и усть-цилемы. Они выменивали пуд ячменной — житней муки на пуц свежемороженой рыбы.

Межпутинный период длился не более двух месяцев, апрель-май, так как сразу с появлением заберегов начинался весенний лов рыбы, в основном, для личного потребления.

Великое мужество, смелость, трудолюбие и рыбацкое мастерство да еще ответственность кормильцев семей позволяли пустозерским мужикам совладать с суровым климатом, бытовой неустроенностью, всеми тяготами промысловой жизни. Труд на путине был очень тяжелым, механизация отсутствовала. Лишь в 1925 году в низовьях Печоры появились два, и то маломощных, буксирных катера "Скандия" и "Кооператор", способных буксировать несколько рыбацких лодок.

Картину жизни пустозерского мужика необходимо дополнить другими нелегкими его заботами. Одна из главных — заготовка дров. Если в доме было две печи, требовалось нарубить в лесу и вывезти к дому березовых, ивовых или олеш-никовых дров не менее 25–30 кубометров, да еще кубометров пять на баню. В те времена аварийная древесина на Печоре не плавала, и плоты в Пустозерск по реке также не сплавлялись. Почти в каждом дворе имелось по 1–2 коровы, да нетели и телята, да овцы. Так, например, в 1923 году в тридцати двух хозяйствах насчитывалось 63 коровы, в том числе в шести по 3 коровы, в двух по 4, и в одном — 5. Ежедневно для них хозяин завозил с озера бочку воды, а то и две. Да по одному — два раза в неделю ездил в лес за сеном, а самые ближние пожни находились за 5 километров от села, дальние — за 15 — 17 километров. Нужно было привезти сено, принять его на стойло или убрать в поветь, в стаю, утром и вечером сводить лошадь на прорубь и напоить, убрать навоз из конюшни, очистить двор от снега. И все успеть за короткий зимний день. Поэтому наши мужики много не спали, вставали утром рано и, как говорится, наставляли день с утра. В абсолютном большинстве это были настоящие труженики. Не помню из детства, чтобы в рабочее время, в будни кто-либо из пустозерских мужиков болтался по деревне пьяным.

Многие мужики, кроме всего сказанного, промышляли куропатку силками. Ловили ее главным образом для семьи, но при большом подлете излишки сдавали в кооперацию или "Союзпушнину". А такие мужики, как В.П. Шевелев занимались этим основательно и сдавали ее заготовителям в большом количестве. Промышлял В.П. Шевелев также лисиц, горностаев и зайцев.

На водоплавающую дичь пустозерцы охотились только с целью употребления в пищу. С чучелами маниками на охоту не ходили, десятками и сотнями, как это делается теперь, уток не истребляли. Весной гусей ловили капканами на проталинах, и то немногие. Ружей в деревне было мало, у некоторых сохранились еще пистонки. Да и боеприпасы стоили дорого. Существовал еще один способ охоты на уток весной — пленицы, но их в 20-е годы уже почти никто не ставил. Летне-осенней охотой на уток занималась в основном молодежь, хотя "сухих" уток — шилохвостей, свиязей, чирков, широконосок водилось великое множество. А осенью, перед ледоставом, на Городецком озере собирались многие тысячи отлетающих на зимовку уток нырковых пород — чернети, гоголи сауки, и т. д., они в большом количестве попадали в поставленные в озеро пущальницы. Однажды нам за один только раз попало 66 штук, а нашему соседу В.П. Шевелеву — более пятидесяти. Вот тогда, осенью, и солили уток впрок на зиму.

Труды и заботы о семье и хозяйстве до предела заполняли время женщин, наших матерей и бабушек. И зимой и летом их день начинался очень рано, ведь нужно было обрядить коров, т. е. подоить их, убрать навоз во хлеве, накормить и напоить телят и овец, потом истопить печь, испечь хлеб и шаньги, приготовить завтрак, сварить обед и накормить всю семью. Помочь мужчинам собраться на работу, а детям в школу. Всех обшить и обмыть, обстирать, всем связать и залатать рукавицы, носки, чулки, привести в порядок верхнюю одежду. Ежедневно много раз перемывать всю посуду, мыть полы в кухне и комнате. Хорошо, если в семье была бабушка или взрослые дочери, которые могли помочь. А семьи на селе большие: в каждой пятеро, а то и шестеро детей. Редко двое-трое.

Летом на плечи женщин ложилась еще и заготовка сена, а это несколько сотен пудов. Мужчины, занятые на рыбном промысле, могли уделять время сенокосу лишь урывками, по несколько дней, в лучшем случае полторы — две недели. Вот потому-то женщины, совершив утренний "обряд" и наскоро позавтракав, захватив с собой косы или грабли, еду, вместе с детьми спешили на пожни за 5-10 километров. Если бабушка или добрая соседка не имели возможности вечером подоить коров, покормить и прибрать малых детей, присмотреть за ними (детских яслей и садов не было), значит, после тяжелой дневной работы снова они отшагивали эти километры. На завтра, и послезавтра, и каждый день все повторялось. Не зря сенокос звали страдой. И как тут не вспомнить Н. А. Некрасова: "В полном разгаре страда деревенская, доля ты русская, долюшка женская, вряд ли труднее сыскать". Ни о каких декретных отпусках по беременности и родам тогда даже не слыхали. Работали до последнего дня. Не случайно одна женщина родила ребенка, на бору, возвращаясь домой. Так парня и прозвали "боровиком".