Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

• Название: Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
• Автор: Нелли Шульман
• Жанр: Историческая проза

---

— Вот, — сказал цирюльник, полоща стальную, острую бритву в тазу с холодной водой. «Ни одного пореза». Она чуть улыбнулась и сказала: «Возьмите там, на скамье, в мешочке, печенье. Для дочки вашей. Мне оно уже не понадобится».

Отец Альфонсо принес желтую, грубую власяницу и зажженную свечу. «Может быть, вы хотите исповедоваться, раскаяться, так сказать? — осторожно спросил он. «Еще не поздно отречься от ваших заблуждений и войти в лоно святой церкви, донья Эстелла. Тогда вас задушат, перед костром».

Женщина молчала, отвернувшись к окну. Внизу убирали столы с остатками завтрака.

Зазвонил колокол, и отец Альфонсо сказал: «Пора. Я подожду вас, там». Эстер услышала скрип двери и стала раздеваться.

«И это все тоже, — она чуть огладила руками бедра. «И вправду, я такая худая, как мальчишка. Груди и вовсе нет. Ребра вон торчат, и вообще — одни кости».

«Всякая плоть — трава, и вся красота ее — как цвет полевой. Засыхает трава, увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа, — пробормотала Эстер и потянулась за власяницей.

«Колется, — поежилась женщина и вдруг рассмеялась: «Да уж потерпи».

Она сняла потрепанные, старые шелковые туфли — «еще лондонские», — вдруг мелькнуло в голове, и почувствовала нежными, босыми ногами холод плит.

Надвинув на глаза капюшон, взяв в руки, свечу, она вышла из кельи, даже не оглядываясь.

— Мама, а почему поют? — спросил Хосе, уже сидя на муле. «Разве праздник какой-нибудь?»

— Нет, — вздохнула Мануэла, и вдруг замерла — ребенок в чреве толкался, ворочался. «Отца-то не увидит уже, — подумала женщина. «И этот тоже, — она взглянула на Хосе, и, решительно взяв мула под уздцы, повела его к городской окраине — туда, откуда доносилось пение молитв.

«В последний раз хоть посмотрю на него, — женщина вдруг сглотнула. «Хоть издали, хоть как». Она повертела на пальце грубое серебряное колечко, что Диего подарил ей, когда родился Хосе, и сказала сыну: «Сейчас уже поедем, маме надо сделать кое-что, а потом — поедем. В горах сейчас хорошо, тебе понравится».

.-Так, — сказал Ворон тихо, наклонившись. На пыльном пустыре возвышалось вкопанное в землю бревно, у подножия которого лежала куча хвороста. Вокруг были выстроены деревянные скамьи — для чистой публики.

— Солдаты будут? — спросили его сзади, из-за скалы.

— Да как не быть, — пробормотал Ворон, и обернувшись, велел: «Значит, помните. Святому отцу стреляем в плечо, — для достоверности. В солдат можете палить сколько угодно, но только после того, как я все сделаю».

— Тут девять футов в этой скале, капитан, — сказал помощник озабоченно. «Уверены, что конь себе ноги не переломает?

Ворон вдруг вспомнил, как отец учил его брать препятствия, и улыбнулся: «Вниз — это не вверх, мистер Гринвилль, мы с ним справимся. Встречаемся в той роще, как и договорились».

Эстер стояла, держа в руках свечу, чувствуя, как воск капает на пальцы. Вице-губернатор заунывным голосом читал приговор. Она чуть отодвинула капюшон и подумала: «Вот, и солнце выглянуло. Красивый день сегодня».

Женщина бросила взгляд на скамьи и увидела мужа — он сидел рядом с невестой, — пухлой, наряженной в шелковое платье. Индианка держала над ними большой зонтик. Эстер посмотрела прямо в темные, испуганные глаза Давида. Донья Каталина шепнула что-то жениху, и тот улыбнулся — слабо.

«Да, — вдруг подумала Эстер, — не помогла ей мазь-то, пожалуй, даже хуже стало, вон, как разнесло, по всему лицу прыщи».

Архиепископ поднес ее губам распятие. Она отвернулась. Его высокопреосвященство шумно вздохнул и кивнул Джованни: «Начинаем».

— Помните, — еле слышно, одними губами, сказал святой отец, привязывая ее к столбу, — что бы ни случилось…

Эстер кивнула, и, отдав ему свечу, закрыла глаза. Джованни поджег хворост.

Мануэла стояла, прячась за углом глинобитного домика, — здесь, на окраине, жили бедняки, — не отрывая глаз от Диего. «Хоть бы на меня взглянул, — вздохнула она. «Хоть бы раз». Она положила руку на живот, и вдруг услышала сзади голосок сына: «Мама, что это? Зачем жгут?».

Она, было, рванулась за ним, но Хосе был быстрее. «Нет! — закричал мальчик, вбегая на пустырь, — не надо! Тетя Эстелла, я вам помогу!

— Хосе! — Мануэла побежала за ним. Ребенок посмотрел на разгорающееся под ветром пламя, и, заплакав, закусив губу, потянулся к огню.

— Сынок! — Мендес, было, поднялся, но донья Каталина положила толстые пальцы на его руку и предостерегающе сказала: «Диего».

— Отлично, только не садись, — пробормотал Ворон, и прицелился.

Раздался женский визг. Мендес, качаясь, наклонился вниз, и рухнул на скамьи — из пробитой пулей глазницы хлестала кровь.

— Давай, мой хороший, — Ворон хлестнул жеребца и тот прыгнул со скалы — прямо в костер.

— Хосе, не надо! — крикнула Эстер, чувствуя, как огонь подбирается к ногам. «Мануэла, забери его, сейчас же!».

Индианка подняла плачущего ребенка на руки, но тут, же рухнула вниз — солдаты начали стрелять. «Мама!» — отчаянно закричал Хосе.

Эстер рванулась, и почувствовала, как поддаются веревки. «Святой отец, — успела улыбнуться она, и тут же ахнула — сильная мужская рука подхватила ее и подняла в седло.

— Пригнитесь, — властно сказал Ворон. «Сейчас тут все будут палить, и я тоже».

— Дон Эстебан, — пробормотала женщина.

— Сэр Стивен Кроу, к вашим услугам, — Ворон пришпорил жеребца, и, обернувшись, усмехнулся: «Да, Лима меня надолго запомнит».

Джованни пришел в рощу уже на закате. Он улыбнулся, увидев Эстер во власянице, и протянул ей тюк с одеждой: «Я подумал, что вам понадобится».

— Спасибо, — она подняла измученные, красные от слез глаза и спросила: «Мануэла?».

Джованни покачал головой. «Умерла сразу же. Она не мучилась, даже и не поняла, наверное, что случилось».

— А Хосе? — женщина опустила лицо в ладони.

— Наплакался и заснул, — священник помолчал. «У него ручки немножко обожжены, но ничего страшного, заживет. Я о нем позабочусь, вы не волнуйтесь».

— Я бы взяла его в Лондон, — вздохнула женщина.

— Даже не думайте, — Ворон подошел к ним и посмотрел на садящееся солнце. «И вообще, собирайтесь-ка, дорогая сеньора, хватит нам тут сидеть, опасно это. Все наши вернулись, пора отплывать. Как ваше плечо, святой отец?».

— Болит, — улыбнулся Джованни. «Архиепископ хочет выхлопотать мне награду от ордена, кстати. За смелость».

— А я теперь куда? — спросила Эстер, прислонившись к стволу дерева.

Ворон помолчал, разглядывая обритую голову женщины, ее опухшие веки, и сказал, чуть дернув щекой: «Отправитесь на одном из барков в Панаму, с доном Мартином. Там люди надежные, ну, вы сами их знаете, все будет хорошо. Думаю, до осени уже будете в Лондоне».

— А вы? — женщина все смотрела на него.

— Я перехвачу серебро и пойду на юг, а потом опять — в Карибское море, — коротко ответил Ворон. «Все, переодевайтесь, снимаемся с места».

— Все будет хорошо, помните, — ворчливо сказал Джованни, и, нагнувшись, поцеловал ее в высокий, теплый лоб. От нее пахло дымом — немного, и священник, закрыв глаза, вспомнил золотые холмы под Римом, серую, каменную, древнюю дорогу и то, как шумели сосны над головой. «Как это у вас говорят, — он рассмеялся, — до ста двадцати лет вам!».

— Спасибо, — Эстер вдруг, на мгновение, прижалась щекой к его руке. «Спасибо за все».

Джованни выпрямился и, глядя на жесткое лицо Ворона, вздохнул: «Капитан, я хотел бы вам кое-что сказать, на прощанье».

Он вдруг подумал: «Господи, вот этого мне делать совсем нельзя. Знал бы Джон — голову бы мне снес, и правильно сделал. Но я не могу иначе, не могу».

— Что? — хмуро спросил Ворон, когда они отошли в сторону.

Джованни ощутил на лице свежий, осенний воздух, и, полюбовавшись кронами араукарий, сказал: «Я не знаю, может быть, вы обо мне слышали. Меня зовут Джованни ди Амальфи».

Ворон побледнел и тихо, медленно ответил: «Врете. Его казнили в Риме, семь лет назад».

Джованни вытащил из-за ворота сутаны простой медный крестик.

— Узнаете? — спросил он.

Лазоревый глаз блеснул ледяным холодом, и Ворон сомкнул пальцы на рукояти шпаги, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не вытащить ее из ножен. «Что вам надо?» — грубо спросил он.

— Я знаю, что Мария умерла родами, и дитя тоже, — Джованни помолчал. «Скажите мне, чей это был ребенок?».

— Моя жена, — Ворон вдруг остановился, будто споткнувшись, — умерла, рожая мою дочь. А теперь убирайтесь отсюда, святой отец, пока я не выпустил вам кишки.

— Прощайте, — сказал Джованни, и, не оборачиваясь, пошел по тропе, вьющейся вверх, взбегающей на холмы. Она вела на восток, туда, где небо постепенно становилось из голубого — темно-синим, почти черным.

Ворон посмотрел на слабые, мерцающие звезды, и ощутил боль в правой руке. Он все-таки вытащил шпагу, — сам того не чувствуя, и зажал ее в ладони, — крепко. Кровь капала вниз, собираясь в лужицу на сухой траве.