Айи Арма - Избранные произведения писателей Тропической Африки

• Название: Избранные произведения писателей Тропической Африки
• Автор: Айи Арма
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1979

В очередной том Библиотеки избранных произведений писателей Азии и Африки включены романы А. К. Армы «Осколки» (Гана), Ф. Ойоно «Жизнь боя» (Камерун), повести Г. Окары «Голос», Сембена Усмана «Почтовый перевод» (Сенегал), пьеса В. Шойинки «Сильный род» (Нигерия), а также избранные рассказы писателей Кении (Нгуги Ва Тхионго, М. Мванги, Г. Огот), Берега Слоновой Кости (Б. Дадье), Нигерии (Ч. Ачебе, С. Эквенси), Конго (А. Лопез) и других стран.

---

Было около десяти часов утра, когда глава законоучителей, тот самый, которого как-то приставил ко мне отец Вандермейер, с воплями стал сотрясать калитку перед домом священников. Затем он принялся кататься по земле, крича: «Отец!.. Отец!..» Отец Вандермейер выбежал на крыльцо и стал осыпать законоучителя бранью, на которую он такой мастер. Я подумал, что Мартен пьян. Говорят, он катается у себя в хижине всякий раз, как напьется. Отец Вандермейер, ругаясь, открыл калитку и схватил Мартена за шиворот.

— Отец… отец… умер… — пробормотал Мартен. — Умер… в… в…

Отец Вандермейер не дал ему договорить. Он пнул его ногой и указал пальцем на дорогу, ведущую в туземный квартал, где живут все работающие в миссии.

— Проваливай, болван! Отправляйся пьянствовать домой! — негодовал отец Вандермейер, толкая его в спину.

Тут в церковный двор въехала санитарная машина, сопровождаемая всеми данганскими автомобилями. Кровь отлила у меня от сердца, колени подогнулись…

Нет, быть этого не может, чтобы отец Жильбер умер…

Я бросился к санитарной машине, к носилкам. На них лежал вытянувшись человек, который был всем для меня. Я наткнулся на двух белых — одного с длинной шеей и другого похожего на медно-красную гору; они отогнали меня, первый — замахнувшись плетью, с которой он, видимо, никогда не расстается, второй — подняв ногу для пинка…

Вся католическая миссия Святого Петра была в сборе. Женщины из сиксы оттеснили престарелых законоучителей и плакали навзрыд, столпившись возле белых. Здесь были все, кто хотел выказать свою привязанность к покойному отцу Жильберу: разучившиеся плакать крестьяне, которые гримасничали, чтобы выдавить слезы; тупые законоучители, вяло перебиравшие четки; мистически настроенные новообращенные, рассчитывавшие, быть может, на чудо; рабочие, стоявшие с несчастным видом в надежде, что отец Вандермейер сжалится и не сочтет этого дня за прогул. Пришли также те, кто никогда не видел трупа белого человека, и, главное, белого священника; этих людей было особенно много. Негры визжали, окружив белых. Белый человек с длинной шеей что-то сказал одному из стражников, сидевших в машине. Стражник сделал десять шагов по направлению к толпе, которая нехотя попятилась. Двое санитаров перенесли тело отца Жильбера в спальню. Белые последовали за ними. Отец Вандермейер провел их в гостиную. Он тут же вернулся, сошел с лестницы и обратился к толпе.

— Наш отец, наш возлюбленный отец умер, — проговорил он, сжимая руки. — Помолимся, братья, помолимся за него, ибо бог справедлив и каждому воздает по заслугам…

Он провел рукой по волосам и перешел к распоряжениям:

— Ступайте в церковь… Помолитесь, братья. Помолимся за него, помолимся за нашего отца, он будет покоиться здесь, в миссии, среди вас всех, которых он так любил…

Он провел рукой по глазам. Крики возобновились с удвоенной силой.

— Господь бог справедлив, — продолжал отец Вандермейер. — Он вечен. Да будет воля его…

Он перекрестился, и толпа последовала его примеру. Он поднялся по лестнице. На последней ступеньке он опустил руки и погладил свою сутану.

Глава законоучителей Мартен плакал рядом со мной. Не знаю, почему он стоял здесь, вместо того чтобы руководить молитвой своих сотоварищей. Он расстегнул старую куртку, и слезы струились по его морщинистому животу, стекая в завязанную узлом набедренную повязку.

— Мне остается только уйти, — бормотал он. — Мне остается только умереть… Я знал, что кто-то умрет; шимпанзе кричали всю ночь… Мне остается только уйти, мне остается только умереть…

Толпа хлынула в церковь. Белые ушли. Остался лишь один белый, чтобы наблюдать за работой столяров, которые спустились во двор с досками и листовым железом. Примкнув к ружьям штыки, двое стражников ходили взад и вперед по веранде перед комнатой, где покоилось тело.

Похороны состоятся завтра в четыре часа. Стражники дважды прогоняли меня. Отец Вандермейер ничего не сказал.

* * * После похорон

Моего благодетеля похоронили в части кладбища, предназначенной для белых. Могила преподобного отца Жильбера находится рядом с могилой девочки, которую Диамон прижил с любовницей, а потом удочерил… Отец Вандермейер сам отслужил панихиду. Все данганские белые были в церкви, даже члены протестантской миссии США.

Только теперь я по-настоящему понимаю, что отец Жильбер умер. Со вчерашнего дня я не слышу его голоса. Католическая миссия в трауре… Для меня это больше, чем траур, — я сам как бы умер…

Я вновь увидел на похоронах мою прекрасную причастницу. Она опять закрыла глаз. Она дура…

* * *

Новому коменданту нужен бой. Отец Вандермейер велел мне завтра же явиться в резиденцию. Я рад этому, так как со смертью отца Жильбера жить в миссии мне стало невмоготу. Да и отец Вандермейер избавится от большой обузы…

Я буду боем у вождя белых: собака короля — король собак.

Я ухожу из миссии сегодня вечером. Я буду жить у моего зятя в туземном квартале. Для меня начинается новая жизнь.

Господи, да будет воля твоя…

* * *

Все уладилось! Комендант берет меня в услужение. Это произошло в полночь. Я кончил работу и собирался домой, в туземный квартал, когда комендант приказал мне идти за ним в кабинет. Я провел там страшные минуты.

Мой новый хозяин долго смотрел на меня и вдруг спросил, не вор ли я.

— Нет, господин комендант, — ответил я.

— А почему ты не воруешь?

— Не хочу попасть в ад.

Комендант был, видимо, поражен моим ответом. Он недоверчиво покачал головой.

— Откуда ты взял это?

— Я христианин, господин комендант, — ответил я, вытаскивая образок святого Христофора, который ношу на груди.

— Значит, ты не воруешь потому, что не хочешь попасть в ад?

— Да, господин комендант.

— Ну, а какой он, ад?

— Понятно какой: огонь, змеи и сатана с рогами… У меня есть картинка в молитвеннике… Хотите, покажу?..

Я собирался было вытащить молитвенник из заднего кармана, но комендант жестом остановил меня. С минуту он смотрел на меня сквозь дым, который пускал мне в лицо, потом сел. Я потупил голову. Я чувствовал его взгляд у себя на лбу. Он положил ногу на ногу, затем поставил их рядом. Указал мне на стул против себя. Он наклонился и взял меня за подбородок. Заглянул мне в глаза и сказал:

— Хорошо, хорошо, Жозеф, мы будем с тобой друзьями.

— Да, господин комендант, спасибо, господин комендант.

— Только не вздумай воровать, ведь я не стану ждать, пока ты отправишься в ад… Это слишком долго…

— Да, господин комендант… Это… а где ад, господин комендант?

Я никогда не задумывался над этим вопросом. Мое недоумение очень позабавило хозяина. Он пожал плечами и откинулся на спинку кресла.

— Оказывается, ты даже не знаешь, где находится ад, в пламени которого боишься гореть?

— Это рядом с чистилищем, господин комендант… Это… это… на небе.

Хозяин подавил смешок и, приняв серьезный вид, устремил на меня взгляд пантеры.

— Вот и прекрасно. Надеюсь, ты понял, почему я не стану ждать, пока «кроска Зозеф иззарится в аду».

Комендант говорил диковинным голосом, подражая говору туземных солдат. Он был очень смешон. Чтобы не расхохотаться, я закашлялся. Он ничего не заметил и продолжал:

— Если ты обворуешь меня, я спущу с тебя шкуру.

— Ну конечно, господин, спустите, я ничего не сказал про это, потому что и так все понятно. Я…

— Ладно, ладно, — перебил меня комендант, явно потеряв терпение.

Он встал и принялся кружить вокруг меня.

— Ты мальчик опрятный, — сказал он, внимательно осматривая меня. — У тебя нет клещей, ты не болен чесоткой, шорты на тебе чистые…

Он отступил и снова смерил меня взглядом.

— Ты не глуп, святые отцы очень хвалили тебя. Я могу рассчитывать на маленького Жозефа, ведь так?

— Да, господин комендант, — ответил я, и глаза мои заблестели от удовольствия и гордости.

— Можешь идти. Приходить будешь каждый день в шесть утра. Понятно?

Выйдя на веранду, я почувствовал себя так, словно выдержал тяжелое испытание. На кончике моего носа выступил пот.

Хозяин коренаст. У него мускулистые ноги, похожие на ноги разносчика. Мы зовем таких людей «пень красного дерева», потому что красное дерево очень прочное, оно выдерживает любой ураган. Я не ураган, я тот, кто должен подчиняться.

* * *

В полдень я наблюдал за хозяином из окна кухни. Он поднимался по бесконечной лестнице резиденции. Видимо, это не утомляло его так, как утомляет повара или меня. Силы белого, видимо, возрастали по мере подъема.

Из гостиной он властным голосом потребовал кружку пива. Я бегом бросился исполнять приказание, и фуражка слетела с моей головы к его ногам. Глаза хозяина мгновенно сузились, как суживаются глаза кошки на солнце. Он топнул, и пол под его ногой зазвучал наподобие барабана. Я направился к холодильнику. Но хозяин пальцем указал мне на фуражку, валявшуюся у его ног. Я до смерти перепугался.