Журнал «Если» - «Если», 2003 № 09

• Название: «Если», 2003 № 09
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательство ЛК пресс
• Жанр: Периодические издания
• Год: 2003
• ISBN: ISSN0136-0140

Александр ЗОРИЧ. ТОПОРЫ И ЛОТОСЫ

В каркас космической оперы плотно упакованы очень непростой вопрос, весьма неожиданное решение и совсем неоднозначные герои.

Анджей ЗЕМЯНСКИЙ. АВТОБАН НАХ ПОЗНАНЬ

Если говорить о жанре, то это польский паропанк. Но очень польский…

Дэвид НОРДЛИ, ЛЕД, ВОЙНА И ЯЙЦО ВСЕЛЕННОЙ

Чтобы понять тактику и стратегию инопланетян, необходимо учесть геофизику этого мира — кстати, вполне допустимую в рамках известных нам законов. Представьте себе планету, которая… Словом, кое-что в восприятии придется поменять местами.

Жан-Пьер АНДРЕВОН. В АТАКУ!

…или Бесконечная Война с точки зрения французского писателя.

Дмитрий ВОЛОДИХИН. ТВЕРДЫНЯ РОЗ

Бойцу на передовой положено самое лучшее. И фирма не мелочится!

Карен ТРЕВИСС. КОЛОНИАЛЬНЫЙ ЛЕКАРЬ

Хоть кому-то удалось остановить бойню… И знаете, что радует: самым обычным человеческим способом.

Василий МИДЯНИН. NIGREDO и ALBEDO

Она + Он = Зорич.

ВИДЕОДРОМ

Призрак комикса бродит по Голливуду… Терминатор бежит от терминаторши, хотя надо бы наоборот… Знаменитый российский сценарист рассуждает о фантастике.

Павел ЛАУДАНСКИЙ. ПОСЛЕ ЗАЙДЕЛЯ

Jeszcze Polska ne zgingla!

Глеб ЕЛИСЕЕВ. «ОБЛИК ОВЕЧИЙ, УМ ЧЕЛОВЕЧИЙ…»

Влезть в «шкуру» инопланетянина непросто даже фантасту.

ЭКСПЕРТИЗА ТЕМЫ

…Фантасты же пытаются объяснить, почему.

РЕЦЕНЗИИ

Даже во время летних отпусков рецензенты не расставались с книгами.

КУРСОР

Летом в России конвентная жизнь замирает, а в странах братьев-славян бьет ключом.

Сергей ПИТИРИМОВ. ФОРМА ЖИЗНИ? ФОРМА ОБЩЕНИЯ!

«В связях, порочащих его, замечен не был», — готов заявить о себе каждый пятый участник опроса.

АЛЬТЕРНАТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Мал золотник, да дорог.

Андрей СИНИЦЫН. ЧЕТВЕРОНОГИЕ СТРАДАНИЯ

Видно, давно критик не писал сочинений. Соскучился.

Владислав ГОНЧАРОВ. НОВАЯ КАРТА РОССИИ

Петербург за пределами Российской Федерации?.. Опасная, между прочим, игра в нынешней политической реальности.

ПЕРСОНАЛИИ

Сплошной интернационал!

---

А на черном рынке их можно было обменять на домашние… если удастся пронести с работы, или даже на движения для отдыха — они ценились выше и стоили дороже.

Куда шли его рабочие движения с черного рынка, Салливан не интересовался. Поговаривали, будто их используют повстанцы для производства своих штучек… Но, в конце концов, на это есть полиция, а если добропорядочный гражданин, повысив производительность собственного труда, и сэкономит несколько рабочих движений, в этом нет ничего страшного, на взгляд Салливана.

Ведь придумали же нож с несколькими лезвиями, позволяющими разрезать котлету сразу на несколько кусков…

«Аристократы, говорят, позволяют себе отрезать от бифштекса маленькие кусочки», — подумал Салливан.

Хмель еще не прошел, поэтому Салливана время от времени охватывало благодушное настроение. А до полуночи оставалось всего несколько минут.

Салливан задергался, пытаясь хоть как-то передвинуться к калитке.

Рассказывал же этот старый черт! — вспомнил он. — Наблюдая, как кантуют высокий шкаф, он будто бы открыл способ самокантовки. Никем не запатентованный и потому нерегламентируемый! Используя его, если движения кончаются и ты застываешь в неподвижности, можно, раскачавшись внутри себя, попеременно наклоняться то в одну, то в другую сторону и таким образом передвигаться, пусть и медленно…

Вдали послышался шум полицейской машины. Салливан задергался из стороны в сторону, чуть не упал и вдруг неожиданно для себя прыгнул. Но не по направлению к калитке, а чуть в сторону.

«Тьфу! Да чего я мучаюсь-то! У меня же осталось несколько прыжков на двух ногах!»

Салливан совсем позабыл о такой экзотике: купил когда-то по случаю для пикника. А теперь, смотри, пригодились! Сколько же их осталось-то?

Салливан прыгнул еще пару раз и вновь застыл.

«Всего три! — Салливан чуть не застонал от досады. — Ну что стоило прикупить еще пару!»

В начале улицы засветились автомобильные фары: полиция въехала в их квартал.

«Все, пропал! — пронеслось в голове Салливана. — Теперь, теперь… Если бы я умел кувыркаться!» Правда, на асфальте проделывать такие трюки было рискованно, того и гляди расшибешься, но при определенном навыке хороший кувырок мог бы его спасти. А если научиться катиться через голову, не останавливаясь, то…

Регламент на качения пока не установили, и ими можно было пользоваться беспрепятственно.

Фары полицейского автомобиля замерли за несколько домов от дома Салливана. Хлопнула дверца.

«Должно быть, схватили и грузят какого-то несчастного! Скоро и моя очередь… Ах, если бы я мог катиться! Стоп! Но ведь катиться можно не только вперед через голову, но и боком! Ура!»

Салливан упал на бок, слегка ударившись коленом и чуть больнее — локтем, и принялся перекатываться к калитке, глядя на приближающиеся автомобильные фары.

Ф-фух! Успел! Машина едва подъехала к соседнему дому, как Салливан вкатился в калитку, подогнув ноги — вот и потребовались те несколько движений, которые он прихватил на работе, удачно спрятал и теперь принес домой, не соблазнившись обменять их еще на одну кружку пива.

«Тогда бы уж точно — конец», — подумал Салливан, захлопывая ногами калитку.

Все! Теперь он в безопасности. Или почти в безопасности, оставалось еще преодолеть расстояние от калитки до дома, но в окно уже выглядывала жена. Лицо ее выглядело озабоченным.

«Главное — не ползти!» — подумал Салливан. Переползание полицейские могли расценить как маневр злоумышленника, счесть его, Салливана, грабителем, пробирающимся в чужой дом, и открыть огонь без предупреждения! А этого бы Салливану не хотелось.

Ну ладно, в случае чего жена подтвердит, что он — ее муж. Если успеет.

Салливан знал: жена также израсходовала месячный лимит движений вне дома и потому не могла прийти ему на помощь — он доберется и сам.

Ничего, что полицейская машина остановилась у его калитки — частная собственность неприкосновенна, офицер не имеет права войти. Пусть смотрит, пусть кусает локти.

Он даже не сможет поставить Салливана на учет — сегодня последний день месяца! А завтра отсчет лимитов начнется с нуля.

Перекатываясь по-прежнему, Салливан добрался до крыльца и вскарабкался на ступеньку. Недовольно хлопнула дверца отъезжающего автомобиля.

«Надо будет и эту ступеньку убрать, — мысленно сказал себе Салливан, — сделать пологий пандус от самой калитки. Но это потом…»

Жена открыла дверь, Салливан вкатился в дом и поднялся.

Ноги дрожали. Жена подала комплект домашних движений. Они обнялись.

— Сейчас пойду в душ… — прошептал Салливан.

— Я приготовила ужин, — тихо отозвалась жена.

— Ты у меня молодец, — похвалил Салливан.

— У нас осталось в запасе несколько фрикций, — краснея, робко сообщила жена, — я сэкономила… Может быть, устроим небольшую оргию?

И они устроили оргию.

Крупный план

Андрей Синицын Четвероногие страдания

Евгений ЛУКИН. «ЧУШЬ СОБАЧЬЯ». «АСТ».

Принадлежность к фантастическому цеху дает нам основание перенестись в альтернативное будущее лет эдак на двадцать — тридцать и поприсутствовать на вступительных экзаменах, например, в Баклужинский литературно-языковой университет (БЛЯУ). Основным направлением деятельности этого учебного заведения является изучение омертвевшего языка — русского литературного — и всевозможное внедрение его в русский матерный, повсеместно заменивший русский разговорный на территориях Баклужино, Лыцка и Суслова. При сумасшедшем конкурсе — один человек на сто двадцать мест — упомянутый вуз давно бы закрылся, но тогда пришлось бы отказаться от гранта, ежедневно получаемого от султана Брунея Романа Абрамовича.

Заглянем через плечо единственному абитуриенту, зачем-то старательно корпящему над сочинением, пока его сверстники занимаются разграблением местного краеведческого музея, оставшегося бесхозным после окончания бомбардировок Лыцка авиацией Шестого флота США.

«Сравнительная характеристика Холстомера из одноименной повести Л.Толстого и Ратмира из повести «Чушь собачья» Е.Лукина.

По свидетельству мемуаристов, крупнейший знаток творчества Е.Лукина А.Казанцев утверждал в письме М.Суслову: «Вы делаете ошибку, противопоставляя Толстого Лукину. Неверно. Они, как самые высокие башни одного и того же величественного здания. В них лучшее, что есть в русском языке». Однако главные герои этих писателей — Холстомер и Ратмир — различаются между собой, и различия эти не только внешние, не только различия характеров и обстоятельств, они кроются в замысле авторов, в глубинной концепции произведений.

Но прежде чем сравнивать идейное значение их образов и авторские позиции, сравним обстоятельства и сюжетные детали, связанные с этими героями. Холстомер гораздо старше своего визави: повесть, посвященная его жизни, впервые увидела свет в 1864 году, тогда как Ратмир явился читателям в 2003-м. Кроме того, Холстомер — всего лишь пегий мерин, настоящее имя которого, согласно родословной — Мужик 1-й. Он — банальный натурал, хотя и проявляющий «склонность к серьезности и глубокомыслию». Ратмир же — пес породы боксер, член Гильдии служебных псов (согласно аттестату — последний представитель древнего рода князей Атукаевых). Он не был натуральным киноидом, а лишь полностью перевоплощался в такового в рабочее время. В остальные часы Ратмир Петрович поднимался с четверенек, снимал намордник и налапники, одевался и превращался в того, кем был изначально, — в человека.

По своему социальному статусу Ратмир и Холстомер, конечно, чрезвычайно разнятся. Конь у Л.Толстого — всего лишь средство передвижения. Пес у Е.Лукина — дефицитная и высокооплачиваемая должность, требующая, между прочим, наличия диплома о высшем образовании. Ратмир — лицо фирмы «Киник», где он служит. От уровня его профессионализма зависит престиж учреждения.

Казалось бы, что может быть общего у таких непохожих существ? Да практически ничего! Но, на свою беду, Ратмир «слишком профессионально» работал: на Первом Всесусловском конкурсе «Кинокефал» он даже был удостоен почетного третьего места. Перевоплощение было настолько полным, что наряду с Холстомером Ратмир начал как бы со стороны наблюдать за поведением «той странной породы животных», которых называют людьми. Наблюдения эти приводят как пегого мерина, так и боксера-медалиста к общей мысли: люди «стремятся в жизни не к тому, чтобы делать то, что они считают хорошим, а к тому, чтобы назвать как можно больше вещей своими».

Это, в первую очередь, относится к хозяевам наших героев — Никите Серпуховскому, князю, владельцу Холстомера, и Рогдаю Сергеевичу, директору фирмы «Киник». На беззаветную преданность своих подопечных — «хозяина надо любить до самозабвения, до утраты инстинктов» — они отвечают лишь потребительским отношением и равнодушием. В результате Холстомер признает, что все его беды происходят оттого, что люди вообразили, будто он принадлежит не Богу, а конюшему. Близок к этому же выводу и Ратмир, внимательно прислушивающийся к словам заезжего монаха-доминиканца: «Даже встав с четверенек, не забывайте о том, что у вас есть Хозяин».