Павел Жадан - Русская судьба : Записки члена НТС о Гражданской и Второй мировой войне

• Название: Русская судьба : Записки члена НТС о Гражданской и Второй мировой войне
• Автор: Павел Жадан
• Издательство: Терра
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5-85255-079-5

Книга «Русская судьба: Записки члена НТС о Гражданской и Второй мировой войне.» впервые была издана издательством «Посев» в Нью-Йорке в 1989 году. Это мемуары Павла Васильевича Жадана (1901–1975), последнего Георгиевского кавалера (награжден за бои в Северной Таврии), эмигранта и активного члена НТС, отправившегося из эмиграции в Россию для создания «третьей силы» и «независимого свободного русского государства». НТС — Народно Трудовой Союз. Жадан вспоминает жизнь на хуторах Ставропольщины до революции, описывает события Гражданской войны, очевидцем которых он был, время немецкой оккупации в 1941-44 годах и жизнь русской эмиграции в Германии в послевоенные годы. Его книга — интересное и убедительное свидетельство рядового участника трагической судьбы русской истории и русского рассеяния XX века.

---

Группа друзей Союза встречалась нерегулярно. Зато на эти встречи часто приглашались новые люди, которые могли дать свежее освещение событий. Рига в то время была центром, куда со всего севера России стекались беженцы, в том числе много интеллигенции. На таких встречах друзей Союза я познакомился с Михаилом Николаевичем Залевским. Я сначала не предполагал, что он имеет отношение к Союзу но, послушав друг друга, мы однажды вместе, вышли в соседнюю комнату, где никого не было, и почти одновременно задали друг другу вопрос: «Вы знаете Виктора Михайловича?» В результате — рукопожатие, затем тесная связь.

В этой же группе я встретил известных русских профессоров, среди них Сергея Алексеевича Алексеева-Аскольдова, Ивана Михайловича Андриевского, Павла Ивановича Ильинского и Василия Ивановича Алексеева. Последние двое, приехав из Новгородской области, передали мне письмо Редлиха, просившего меня о них позаботиться. Оба вскоре вступили в Союз. Наш псковский руководитель молодежи продолжал работать с молодежью в Риге, в частности, устраивать доклады. Один из таких докладов, посвященный философии, оказался неудачным. Аудитория, человек сорок самого разного возраста, реагировала вяло. Вдруг в задних рядах поднялся невысокий, с седой бородой, профессорского вида человек, и сказал мягким голосом: «Разрешите мне сказать несколько слов по поводу доклада. Прочитанный доклад не имеет отношения к философии, а представляет собой компиляцию из большевицких пропагандных брошюр». Затем он по порядку доказал несостоятельность положений докладчика. Правильный русский язык, ясное выражение мыслей захватили аудиторию, и в ответ раздался гром аплодисментов.

Я подошел к господину, чье выступление спасло положение, и поблагодарил его. Он оказался Николаем Ивановичем Осиповым, человеком большой эрудиции и типичным представителем внутренней эмиграции в СССР. Радости Осипова и его жены не было границ, когда они узнали, что я в Югославии знал доктора Александра Рудольфовича Трушновича. Оказалось, что они с ним близко дружили до его отъезда из СССР в 1934 году. Позже Н. И. Осипов и его жена вступили в Союз. В первое послевоенное десятилетие он был одним из видных идеологов НТС, соавтором, вместе с Р.Н.Редлихом, «Очерков большевизмоведения».

В августе 1944 года, когда советские войска приближались к Варшаве, встал вопрос об эвакуации из Риги русских беженцев, в частности, профессуры. Явилась идея, что беженская организация, в которой я работал, откроет во Франкфурте-на-Одере в помощь русским беженцам «Курсы юристов». Туда были в первую очередь записаны Члены и друзья Союза. Желающих было около 80 человек. Отказался лишь Осипов, на том основании, что он не юрист. Даже когда речь шла о спасении от большевиков, он отказывался лгать. В конце концов, он согласился на формулировку, что «желает познакомится с юридическими науками», и выехал вместе с другими.

В начале сентября 1944 года всей беженской организации, в которой я работал, было приказано эвакуироваться в Германию. Уже выехав, мы узнали, что путь по железной дороге отрезан; нас направили на север и на небольшой пристани погрузили на пароход, который вдоль берега доставил нас в Данциг. Оттуда мы поездом приехали во Франкфурт-на-Одере, где «Курсы юристов» уже начались и для слушателей было устроено общежитие и столовая. На курсах осталось около 60 человек, почти все — новые эмигранты: профессора, учителя, инженеры, служащие. Лекции читались специалистами, но они мало кого увлекали, так как над каждым довлел вопрос: что дальше? Люди чувствовали себя как на вокзале, с которого расходятся поезда в разные стороны.

Среди участников курсов было примерно 15 членов Союза, в большинстве поступивших недавно. Все они старались держаться вместе. Находясь в постоянном контакте, мы делились мыслями и наша группа пополнялась друзьями и доброжелателями.

11. Аресты руководства НТС

Почти с первого дня существования бюро «Организации помощи русским беженцам» в Риге к нам стал наведываться русский из Эстонии, довольно обходительный человек среднего возраста. Мы установили, что он работает в немецкой службе безопасности СД, и разговоры с ним старались вести на безобидные темы. В конце июня он зашел и, перебросившись несколькими фразами с сотрудниками, пожелал поговорить со мной наедине. Он сообщил, что в Берлине арестованы все руководители НТС, что среди арестованных — три женщины, и что мне следует быть особенно осторожным. Было ясно, что этот человек знает о моей принадлежности к НТС. На следующий день он передал и фамилии арестованных. В их числе была моя жена Лидия Владимировна. Через несколько дней я получил подтверждение об арестах в Берлине по линии Союза.

Как выяснилось позже, акция началась 12 июня в районе Бреславля, где было арестовано около 40 членов Союза во главе с Дмитрием Владимировичем Хорватом, который потом погиб в концлагере. Одновременно начались аресты в Вене и на территории Польши. Затем, 24 июня, в Берлине было арестовано около 50 человек, в том числе члены Совета НТС Виктор Михайлович Байдалаков, Дмитрий Владимирович Брунст, Кирилл Дмитриевич Вергун, Владимир Дмитриевич Поремский. Вступил в действие запасной центр НТС, в составе Георгия Сергеевича Околовича, Михаила Леонидовича Ольгского и Евгения Романовича Островского (Романова). Но 13 сентября и они были арестованы.

Островский был арестован в редакции «Нового Слова», где работал с января 1944 года. Гестаповцы перерыли весь его кабинет. Главный редактор Деспотули был, за покровительство членам НТС, после июньских арестов отстранен от должности; его место занял «комиссар» СС Амфлет. С 14 ноября вместо «Нового Слова» стал выходить орган созданного в этот день Комитета Освобождения Народов России — «Воля Народа». Его фактическим редактором стал работавший при Власове член НТС А.С.Казанцев.

После ареста запасного центра в Берлине, руководство НТС приняли находившиеся в разных концах Германии Евстафий Игнатьевич Мамуков, Константин Васильевич Болдырев и генерал Федор Иванович Трухин.

Арестованным необходимо было посылать дополнительное питание. Регулярно каждые две недели, вплоть до моего отъезда из Риги, я отправлял большие посылки с салом и другими продуктами по адресу одного члена Союза в Берлине, который должен был их передавать Лидии Владимировне и другим арестованным. От жены доходили мрачные сведения о том, что от недоедания у нее появились нарывы. К этому времени руководство Союзом уже принял Мамуков, и я просил его выяснить, куда деваются посылки, которые я направлял в Берлин. Он посетил человека, которому были поручены передачи для арестованных, и выяснил, что тот большую часть присылаемых продуктов съедал сам, а остатки кому-то отдавал. Моя жена не получила ничего.

Мамуков был возмущен безобразным поступком члена Союза и готов был его избить. Он забрал у него обрезки сала, переслал их моей жене, а мне сообщил, чтобы я нашел кого-нибудь другого, кто бы мог о ней регулярно заботится, так как она очень ослабела.

Я сразу же выехал из Франкфурта-на-Одере в Берлин. Посетил семью Геккеров (сам Гёккер сидел в тюрьме), у которых получил полную информацию о наших заключенных. Мне рассказали, как была арестована Лидия Владимировна, как она страдала в кацете, где и в каком состоянии она сейчас, и в чем нуждается. Геккеры были исключительной семьей. Мать и дочери были сильно перегружены заботой о передачах не только для своего мужа и отца, но и для других членов Союза. Они посоветовали мне обратиться к Сергеевой, матери доктора Николая Митрофановича Сергеева, руководившего деятельностью НТС в лагерях «восточных рабочих», который тоже был арестован и вскоре погиб в концлагере Заксенхаузен. Она охотно согласилась заботиться о Лидии Владимировне, и я через нее передал продукты и вещи. Благодаря исключительной заботе Сергеевой, моя жена немного набралась сил и ее физическое состояние стало лучше.

В дни моего пребывания в Берлине генерал Трухин, с которым я был знаком с 1942 года, устроил мне встречу с генералом Власовым. Власов сказал, что он уже начал предпринимать необходимые шаги, чтобы освободить членов Союза и мою жену, — но эти усилия увенчались успехом лишь через полгода.

О подробностях июньских арестов есть записи других членов Союза. Я ограничусь описанием того, что было с моей женой. Лидия Владимировна была арестована на службе 24 июня 1944 года. Сразу же была помещена в транзитную тюрьму Гестапо, находившуюся в бывшей школе на Gross-Hamburgerstrasse 28, в Берлине. В одну комнату с ней были помещены арестованные в тот же день Таня Одинцова и Нина Быкадорова. Там сидели русские девушки и француженки. Во время воздушных налетов всех их водили в погреб, где они видели других арестованных членов Союза.

1 августа всех трех женщин отправили в кацет Frauenerziehung Zwangsaгbeitlageг Fehrbellin, километрах в 65 на северо-запад от Берлина. Лагерные работы были в поле и на льняной фабрике. Собственную одежду отобрали, взамен выдали рубашку, штаны и платок на голову. Обувь летом не выдавалась, ходили босиком. Утром поднимали в четыре часа и выстраивали на дворе для проверки, которая иногда производилась лишь в шесть часов. В начале сентября по утрам уже было холодно, женщины мерзли в легкой одежде и простуживались. После проверки, кружка теплого эрзац-кофе и кусок хлеба не давали сил для напряженной физической работы. На полевых работах, босиком, с ногами, израненными по стернищу, женщины переворачивали для просушки тяжелые снопы льна или грузили их на повозки и, впрягаясь в них, тащили груз. — Невыполнение работы каралось ударом палки или плети, а выполнение для не привыкших к тяжелому физическому труду казалось невозможным. Для тех, кто был в этом аду, главной заботой было остаться живым к концу дня.