Кир Булычёв - «Если», 2002 № 12

• Название: «Если», 2002 № 12
• Автор: Кир Булычёв
• Издательство: ООО "Любимая книга"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 0136-0140

ФАНТАСТИКА
Ежемесячный журнал
Содержание:

Кир Булычёв. ЗОЛОТЫЕ РЫБКИ СНОВА В ПРОДАЖЕ, повесть

Том Пардом. ЗАЩИТНИК ДЕМОКРАТИИ, рассказ

Видеодром

*Писатели о кино

*****Марина и Сергей Дяченко. ВСТРЕЧНЫЕ ВОЛНЫ, статья

*Хит сезона

*****Тимофей Озеров. ЛУЧШЕ МЕНЬШЕ, ДА ЛУЧШЕ

*Рецензии

*Адепты жанра

*****Дмитрий Байкалов. НЕМНОГОСЛОВНЫЙ НАЙТ

Пол Макоули. ПАССАЖИРКА, рассказ

Йен Уотсон. ГОЛОС ДЕРЕВЯННОГО МОРЯ, повесть

Вл. Гаков. ИЭН В ЧРЕВЕ КИТА, статья

Стивен Бакстер. ШИИНА-5, рассказ

Дмитрий Янковский. ТАРЕЛКА КРЕПКОГО БУЛЬОНА, рассказ

Рог Филлипс. ЖЁЛТАЯ ПИЛЮЛЯ, рассказ

Евгений Харитонов. ФОНОТЕКА ИМЕНИ АЙЗЕКА АЗИМОВА [окончание]

Экспертиза темы // Авторы: Владимир Михайлов, Андрей Саломатов, Юлий Буркин

Рецензии

Евгений Прошкин. ПОХОД В НИКУДА, ИДИ ЗАТОВАРЕННАЯ БОЧКОТАРА, статья

Сергей Лукьяненко. АПОСТОЛЫ ИНСТРУМЕНТА, статья

Экспертиза темы // Авторы: Олег Дивов, Александр Тюрин, Г. Л. Олди

Курсор

Геннадий Прашкевич. МАЛЫЙ БЕДЕКЕР ПО НФ, ИЛИ КНИГА О МНОГИХ ПРЕВОСХОДНЫХ ВЕЩАХ, эссе [продолжение]

Personalia

Приз читательских симпатий «Сигма-Ф»

---

И где изустная паметь выляжет, тут по ней суд и правеж».

Ледяная пустыня, снег. Траурные лиственницы по горизонту. Пробежит бесшумно олешек, оставит след, рассеется, как дым, тучка. А тут жаба воркует, уговаривает мягко, а вторая лает отрывисто.

О чем спор, жабы?

АРКАДИЙ НАТАНОВИЧ

Аркадий Натанович любил поговорить.

А за бутылкой коньяка любил поговорить еще больше.

Однажды меня и мою жену Стругацкий-старший повел в ресторан. Конечно, хотел блеснуть, показать Дом кинематографистов, угостить раками, свести в кегельбан. Но Дом кинематографистов оказался на ремонте. На ремонте оказался и Дом архитекторов. А в шумный ЦДЛ не хотелось. В итоге оказались мы на вечерней пустой Кропоткинской рядом с магазином «Бакы». — «Значит, купим одноименный коньяк», — обрадовался Аркадий Натанович. — «Но где же мы выпьем этот коньяк?» — удивилась Лида. И Аркадий Натанович ответил: «У Гиши».

Это означало — у Георгия Иосифовича Гуревича.

В Чистом переулке, выходившем на Кропоткинскую.

Впрочем, это неважно. Хоть в подворотне. С Аркадием Натановичем везде было просто и интересно. Место человека во Вселенной? Сущность и возможности разума? Социальные и биологические перспективы человека? Да ну! Интереснее полистать сборник документов, изданный ГАУ НКВД СССР в 1941 году. «Думаешь, о чем это? — смеялся Аркадий Натанович. — Вот и не угадал. Это всего лишь документы, связанные с экспедицией Беринга».

Офицер Стругацкий отдал Камчатке лучшие годы, я лучшие годы отдал Курилам. Он допрашивал японских браконьеров, я ходил маршрутами по необитаемым островам. «Травяное вино, — цитировал я наблюдения Стеллера, — вредно для здоровья, так как кровь от него сворачивается и чернеет. Люди от него быстро пьянеют, теряют сознание и синеют. Выпив несколько рюмок, человек всю ночь видит удивительные сны, а на другой день так тоскует, как будто сделал какое-либо преступление». — «Значит, под девяносто, — понимающе кивал Аркадий Натанович. — Камчадалы знали толк в напитках».

Но в России всегда что-нибудь происходит.

Доходили неожиданные новости из Гульрипша: там пикетчики, требовавшие законов по совести, расстреляли из ружей машину с обыкновенными проезжими. В Фергане (куда мы с Лидой и Н. Гацунаевым чуть было не угодили в самый разгар событий) насиловали турчанок. На крышу милиции (четвертый этаж) взобрались русский и турок с охотничьими ружьями. Они отстреливались от толпы. В конце концов русского сбросили с крыши, еще живого облили бензином и сожгли, а турка просто убили. Толпа орала «Узбекистан для узбеков!» — а из окон смотрели на происходящее местные милиционеры. Приказ был — не вмешиваться.

К черту!

Мы меняли тему.

Грузный, в полосатых пижамных штанах, Аркадий Натанович валялся на диване в своей квартире на проспекте Вернадского. «Куда мне в Новосибирск, когда тяжело дойти до магазина». Он так и не приехал в Новосибирск, куда я вытаскивал в то время самых разных писателей. «Лучше объясни, откуда такое?» — попросил он, прочитав в рукописи повесть «Демон Сократа».

Есть поселок Кош-Агач, рассказал я, затерянный в центре одноименной каменистой пустыни. Выцветшее небо, мелкий песок, растрескавшиеся от жары камни. Ни травинки, ни кустика, только на крылечке поселковой лавки — таз с землей. А из земли проклюнулись картофельные ростки (Стругацкий одобрительно хмыкнул). Наверное, к празднику выращивали.

Мы вошли в лавку.

У самого прилавка стоял огромный холодильник «ЗИЛ», на ценнике было указано — 50 руб. «Беру!» — завопил шофер, напуганный такой удачей. «Берите», — согласилась медлительная, на редкость удачно сложенная метиска, стоявшая за прилавком. У нее были лунные алтайские глаза, она вся светилась, как длинное облако тумана. «Беру!» — заорал шофер, тыкая пальцем в цветной телевизор «Горизонт» (50 руб.). — «Берите», — медлительно повторила метиска. А что ей было торопиться? У холодильника (50 руб.) выдран агрегат — продавалась, собственно, оболочка. У телевизора (50 руб.) лопнул кинескоп. Кому нужен дырявый телевизор? У древнего велосипеда (30 руб.) не было цепи и руля. Стулья (каждый — по 3 руб.), составленные в пыльном углу, не имели одной, а то и двух ножек. Стоял в лавке еще фантастически скучный брезентовый «цветок-подсолнух» (7 руб.) и много других горбатых, искривленных, нелепых вещей, несомненно, побывавших в какой-то ужасной катастрофе. А на пыльном прилавке лежал чудовищной величины штопор, с лезвием, пораженным коррозией, и с деревянной наструганной рукоятью.

Не знаю, существуют ли бутыли с горлышками такого калибра, но штопор меня поразил. Я мгновенно влюбился в нужную мне вещь. Полкило железа. Килограммов пять дерева. И цена — 0.1 коп.

Я щедро бросил на прилавок копейку:

— На все!

Метиска туманно улыбнулась.

— Не могу.

— Почему?

— Штопор только один.

— Ну давайте один.

— Не могу.

— Почему?

— Стоит 0.1 коп. Нет сдачи.

— Не надо сдачи, — повел я рукой.

— Не могу.

— Почему?

— Приедет ревизионная комиссия. Как отчитаюсь?

Я бился с нею часа полтора. Алтайка за прилавком оказалась адептом правды, слепой ее приверженицей. Я предлагал купить сразу все — и телевизор, и холодильник, и велосипед, и даже брезентовый «цветок-подсолнух», но вместе с ними получить штопор, алтайка отвечала одно:

— Нет сдачи.

— Давайте мы помоем полы, вычистим пыль, отремонтируем велосипед, а вы по трудовому соглашению заплатите нам 0.1 коп.

— Не могу.

— Почему?

— Нет права заключать трудовое соглашение.

— Хорошо, — отчаялся я. — Давайте мы подожжем лавку и спасем вас. А вы в виде благодарности…

— Не могу.

В конце концов, мы договорились с ней ждать до конца сезона. Смотришь, там и цены подскочат. Как на дерево, так и на железо.

— Тебе, наверное, и в голову не приходило, как скоро это случится, — ухмыльнулся Аркадий Натанович.

«Рембо: первая кровь».

— «Они первые начали…»

— А журнал фантастики… — сказал Аркадий Натанович. — Есть какое-то шевеление… Невнятное… Существует какой-то шанс… Но кого в главные?.. Сережку Абрамова? Не знаю… Жукова? Я первый против… Дима Биленкин сам не пойдет, ему здоровье дороже… Парнов? Ну, не дай Бог… А Мишка Емцов с ума съехал на религиозной почве…

— Ну почему? Выпивал я с Емцовым.

— Правда? — Аркадий Натанович обрадовался.

Надымили смертельно.

— Коньяк за тобой. Принесешь в следующий раз. Мне, что ли, стоять в очереди?»

10.

Заговорили о монахе Игнатии.

Не могли не заговорить, потому что Камчатка. Это ее вулканы дымят в повести «Извне». Среди них — вулкан Козыревского.

Иван Козыревский (в монашестве Игнатий), упомянутый, как это ни странно, шотландскими профсоюзными поэтами, оказался русским авантюристом. В 1711 году он действительно принимал самое активное участие в убийстве казачьего головы Владимира Атласова. А на северные Курилы (он оказался первым русским на островах) бежал от наказания, а вовсе не из исследовательского интереса. Скорее всего, и в монахи постригся, уходя от наказания.

В 1720 году монах Игнатий в Большерецке на постоялом дворе не ко времени повздорил с каким-то служилым человеком, укорившим его в том, что прежние приказчики на Камчатке пали от его рук. «Даже цареубийцы государствами правят, — ответил дерзкий монах, — а тут великое дело — прикащиков на Камчатке убивать!» Отправляя в Якуцк закованного в железа Игнатия, управитель камчатский писал: «…От него, от монаха Игнатия, на Камчатке в народе великое возмущение. Да и преж сего в убойстве прежних прикащиков Володимера Атласова, Петра Чирикова, Осипа Липкина (Миронова) он был первый».

Но Козыревский выпутался из беды.

Одно время даже замещал архимандрита Феофана в Якутском монастыре.

Только в 1724 году, когда начали ревизовать сибирские дела после казни известного сибирского воеводы Гагарина, воровавшего так сильно, что удивил царя, вновь всплыло дело об убийстве Владимира Атласова. Но Козыревский бежал из-под стражи. И незамедлительно подал в Якутскую приказную избу челобитную, из которой следовало, что-де знает короткий путь до Апонского государства. Даже явился к капитану Берингу, начинавшему свои экспедиции, но ему не понравился. Опасаясь ареста, отправился с казачьим головой Афанасием Шестаковым на северо-восток Азии — «для изыскания новых земель и призыву в подданство немирных иноземцев». На судне «Эверс» спустился вниз по Лене. В случае успеха сулил ему Шестаков новое надежное судно для проведывания Большой земли — Америки. Но потеряв во льдах «Эверс», в 1729 году Игнатий оказался в Якутске, оттуда отправился в Санкт-Петербург.

Судьба монаху благоприятствовала.

В «Санкт-Петербургских ведомостях» от 26 марта 1730 года были отмечены его заслуги в деле «…объясачивания камчадалов и открытия новых земель к югу от Камчатки». Но опять всплыло старое дело об убийстве приказчиков на Камчатке. Убиенный Владимир Атласов не желал оставить злодеяние безнаказанным. И за нечестивого монаха взялись всерьез. По приговору Сената он был «обнажен священства и монашества» и передан в распоряжение Юстиц-коллегии. Последняя в 1732 году определила расстригу казнить смертью.