Марта Кетро - Книга обманов (сборник)

• Название: Книга обманов (сборник)
• Автор: Марта Кетро
• Жанр: Русское современное

Героини этой книги относятся к обману очень серьёзно, видя в нём творческий акт, средство для укрепления хрупкой реальности или инструмент власти. Путь Лжеца кажется им героической стезёй и единственно верной дорогой для художника. Но раньше или позже каждая из них догадывается, что главным делом её жизни стал обычный, отнюдь не героический, самообман. Эти женщины думают, что сочиняют романы и собственные судьбы, – но, по правде говоря, все они пишут одну и ту же книгу о несбывшейся любви.

Они, в сущности, заняты извлечением своей души из темноты отчаянья, заворачивают в мягкое обожженное сердце, баюкают раненое самолюбие, – и пишут, пишут эту проклятую книгу, надеясь однажды освободиться от неё окончательно и сбежать – по белому снегу, по зелёной траве, туда, где не будет боли.

В сборник вошли повести: «Такой же толстый, как я», «Жена-лисица», «Магички», «Знаки любви и её окончания».

---

Она должна сосредоточиться на своей цели, а мужчина не может стать целью, когда тебе тридцать восемь лет. Другой человек вообще ничего не значит, когда твоя душа идёт по своему пути. Но когда Марк заговорил, он сказал совсем не то, чего она боялась:

– Ты молодец, Мардж, я горжусь тобой. Нужно быть ужасно смелой, чтобы прекратить делать то, что делала последние годы, и перейти на новый уровень, подняться над ремеслом и заняться Творчеством. – Он произносил это слово с явным нажимом.

Мардж думала примерно так же, но слегка обиделась на неуважение к её труду и неловко рассмеялась:

– Ну, мои книжки не совсем уж бездарны, правда?

– Конечно, дорогая, ты отличный рассказчик и могла бы всю жизнь развлекать женщин историйками о любви.

Но это не Творчество.

– А что такое творчество?

– О, это создание целого мира, погружение в иную реальность, из которой невозможно выйти прежней. Не трусь! – он торжественно поцеловал её в лоб.

– Спасибо, Марк, – почти искренне ответила она и отошла к другим гостям.

Энн, как всегда на вечеринках, стояла рядом с мужем – они всюду ходили вместе и, даже беседуя с другими людьми, держались за руки. Со стороны это казалось проявлением большой любви, но только некоторые друзья, вроде Мардж, знали, что виной всему невроз Энн. Она была ревнивой и тревожной настолько, что теряла самообладание, едва Феликс засматривался на незнакомку или выпивал лишний стаканчик виски в гостях. Он уважал особенности психики своей талантливой жены и соблюдал правила игры – тем более, когда Энн работала, он был совершенно свободен и мог развлекаться напропалую.

Энн писала длинные исторические романы, со множеством достоверных деталей и богатой культурной подложкой – разбуди её ночью и спроси, как выкроить аутентичный елизаветинский воротник, ответит не задумываясь. Иногда, впрочем, она безбожно путалась в самых простых вещах, героиня могла в начале романа быть блондинкой, а к концу небрежно откинуть с лица прядь цвета воронова крыла. Забавно, что редакторы, потрясённые энциклопедическими знаниями автора, часто пропускали такие ляпы (тем более Энн дралась из-за каждой правки как тигрица), а читатели, наоборот, находили и шумно радовались. Один из них написал в сети, что давно уже покупает романы госпожи Редкинд только ради удовольствия наблюдать необъяснимые метаморфозы персонажей – изменение цвета глаз, роста, а то и пола: зеленщик ненароком превращался в зеленщицу, которая как ни в чём не бывало продолжала разговор, начатый её мужским воплощением двадцать страниц назад. Маленькая поджарая Энн по-своему любила Мардж, считала её добродушной толстушкой без Искры Божьей, зато не претендующей ни на славу, ни на Феликса. Наличие у Мардж писательских амбиций оказалось неприятной неожиданностью.

– Милая, ты, конечно, обязательно должна попробовать и всё такое, но умоляю, не мучай себя! Дай слово: если ничего не получится, ты вернёшься к нам через три месяца. Не хватало ещё тебе впасть в депрессию.

– Что делать, даже слоны иногда беснуются, – раздражённо повела круглым плечом Мардж.

– Не загоняй себя, малышка, – Энн вдруг всхлипнула и порывисто обняла её.

– Почему? Почему ты раньше не сказал мне, что всё так плохо?!

Библиотекарь шикнул на неё, как на курицу, и Мардж потянула Криса в коридор. Студенты, занимавшиеся за соседними столами, дружно отвели глаза и навострили уши, но Крис заговорил, только когда они вышли из здания.

– Детка, ты мне друг, но истина дороже! Когда я прочитал все твои розовые карамельные рассказики один за другим, то понял: тебя нужно спасать. Ты не без таланта, это понятно, но стоишь на лёгком пути, ведущем в никуда.

– Спасибо, – ответила Мардж, но Крис не заметил иронии.

– Рад помочь, детка, кто, если не я? Надеюсь, ты не в обиде? Ты выше пошлых бабьих истерик, правда?

Мардж кивнула. Она не хотела признаваться в том, как сильно была уязвлена, поэтому продолжила с ним общаться почти как раньше, разве что решительно отвергла сексуальные поползновения. В глубине души Мардж чувствовала себя преданной.

– Зазнаёшься, детка, – насмешливо отметил Крис, получив очередной отказ. Дело в том, что после ужасного двухмесячного молчания в нескольких журналах появились доброжелательные статьи, книгу признали удачной, и Мардж потихоньку взялась за вторую. Она не хотела обижать Криса и выглядеть задавакой, приглашала его на каждую презентацию и дарила новинки, о которых тот высказывался со сдержанным отвращением. С годами он становился ещё более язвительным и желчным, удача бегала от него, как от чумы, и чужие успехи раздражали всё сильней. Тем не менее Мардж привыкла, что Крис где-то рядом, и, не задумываясь, позвала на прощальную встречу в узком кругу.

Крис поднял бокал и громко произнёс:

– Я хочу выпить за тебя, Мардж, за твою победу над розовыми соплями! Беги от бессмысленного городского шума и суеты в пустыню, вернись к мексиканским корням, припади к истокам. Иди же, босая, по горячим пескам своей внутренней Мексики навстречу восходящему солнцу. Пусть оно закалит твоё вялое тело и даст новые силы! Хайре! – Он выпил все одним глотком и картинно швырнул бокал в камин – на счастье.

Ошалевшая Мардж машинально глотнула вина и поперхнулась, долго не могла вздохнуть, Марк кинулся стучать её по спине, а молчаливая студентка откинула голову и неудержимо расхохоталась. Смех клокотал в её нежном белом горлышке, она всплескивала руками и была так соблазнительна, что Энн дёрнула заглядевшегося Феликса за руку, заорала неожиданным для её тщедушного тела баритоном: «Не пялься!» и влепила ему звонкую пощёчину. На этой мажорной ноте вечер завершился. Мардж давно хотела завести котёнка, но в договоре аренды городской квартиры был пункт: «без животных». Иногда подумывала найти другое жильё, с более мягкими правилами, но всё не решалась покинуть привычное и сравнительно недорогое место. Теперь, перебираясь в дом, ужасно жалела, что некому охранять запасы от мышей. Дело в том, что Мардж всерьёз решила уйти в затвор и минимум три месяца не выезжать со двора. Она знала, как это бывает: неделю-другую работа не клеится, а потом кончаются овсяные хлопья, ты садишься в машину, отправляешься в супермаркет и обнаруживаешь себя на другом конце страны, на побережье. Не то чтобы Мардж уже позволяла себе такие эскапады, но примерно представляла, как далеко способна убежать, если окажется перед лицом невыполнимой задачи. И потому составила огромный список самого необходимого, добавила немного лишнего и велотренажер в придачу.

Когда крепость была подготовлена к трёхмесячной осаде (а если говорить точнее и честней, к трёхмесячному тюремному заключению), Мардж переехала. До начала апреля оставалась неделя, начинать новую жизнь с двадцать четвёртого числа не хотелось, и Мардж решила хорошенько побездельничать. Горожанки уже переобулись в лёгкие туфельки, надели весенние плащи из новых коллекций и тёплыми розовыми вечерами выходили на улицы выгуливать наряды. А здесь, среди холмов, земля подсыхала медленно, в низинах ещё тянуло сыростью, но на солнцепёке зеленела трава, распускались глупые желтые цветочки, чьё название Мардж не помнила, – она любила город и много лет не покидала его в это чудесное время. Теперь просыпалась ранним утром, брала плед и уходила из дома. Выбирала местечко повыше и посуше, ложилась на спину и часами смотрела в бездонное небо, на белые облака и чёрных птиц. Потом переворачивалась на живот и разглядывала землю с любопытством инопланетной гостьи. Неизвестные насекомые быстро и равнодушно сновали возле самого лица, муравьи таскали куда-то соломинки и свою муравьиную еду – точно как она, когда набивала продуктами кладовую и рефрижератор. Травы тянулись к солнцу, и Мардж иногда прихватывала зубами кисловатые стебли, чувствуя себя великой белой коровой, пасущейся на вечных лугах. Она старалась запомнить медленный ритм природы, её парение, прорастание и вздохи, чтобы потом перенести эту музыку в текст. Она готовилась сплетать плавные фразы, долгие, как зелёные косы древесных дев, томные, как полуденный жар, и полноводные, как ленивые реки равнин.

В глубине души Мардж понимала, что собирается написать довольно скучную книгу. То есть нет (она мысленно прикусывала язык… или прикусывала свой мысленный язык?), нет, на семинарах это называлось «плотная», или «барочная», проза, перенасыщенная метафорами и смыслами. Она больше не желала набрасывать характеры и портреты летучими штрихами, грезила о глубоко прописанных образах, уходящих к архетипам. Самое неприятное, что слишком точно представляла, какая это будет книга, но пока не знала – о чём. Имелось несколько сюжетов на примете, но все они казались легковесными для масштабного полотна, которое замыслила Мардж. Хотелось исторических экскурсов, мифологических корней и религиозных прозрений. Мардж отчаянно завидовала тем, кто способен не только написать пятисотстраничный том, но и сохранить до финала неколебимую серьёзность и мессианский дух, без которого, как известно, крупную вещь не сделать. Вспомнилась семнадцатилетняя девушка, представившая на обсуждение молодых литераторов огромный роман, над которым проработала три года. В нём, помимо людей, действовали архангелы, Сатана и Духи Стихий со сложными именами. Мардж запуталась уже во второй главе, но мужественно дочитала до конца. Текст был призван улучшить нравы и дать юношеству новую мораль, сказал автор во вступительной речи. Посему клеймились пороки современного общества, и особенный упор делался на половую распущенность. Когда очередь высказать мнение подошла к Мардж, она вздохнула и всмотрелась в писательницу: подростковая кожа, тёмные волосы, собранные в хвост, толстые очки.