Николай Панов - Морские повести

• Название: Морские повести
• Автор: Николай Панов
• Издательство: Военно-морское издательство Военно-морского министерства СССР
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1951

---

— Что там в видимости?

— Пока сплошная муть, товарищ старший лейтенант, — с досадой сказал краснофлотец. Снова точным движением поднял к глазам бинокль, смотрел вдаль: собранный, зоркий, полный предвкушения близкого боя.

«Нет, это не прежний Афонин. Это какой-то новый Афонин. И голос у него теперь звонкий, мужественный, боевой голос», — радостно подумал старший лейтенант.

Капитан-лейтенант Ларионов стоял у машинного телеграфа, тоже всматриваясь вдаль. Но впереди ничего не было видно, кроме однообразно крутящейся, летящей прямо в глаза массы тяжелых, мокрых снежинок.

— Штурман, — крикнул командир в переговорную трубу, — как прокладка?

— Выходим к цели, — отозвался штурман. — Сто кабельтовов до заданных координат.

— Лейтенант Лужков, все готово к торпедному залпу?

— Все готово к торпедному залпу, — звонко ответил Лужков.

Даль стала проясняться. Снег падал медленнее и реже, открывалось бугристое, белеющее барашками море, горизонт светлел и отодвигался с каждой минутой. Ларионов прикусил губу.

— Штурман, сколько до заданной цели?

— Девяносто кабельтовов до заданных координат, — прозвучал голос штурмана.

— Будете докладывать дистанцию каждую минуту.

— Есть докладывать дистанцию каждую минуту!

— Прямо по носу слышу орудийную стрельбу, — доложил Гордеев. Он начал эту фразу громко и вдруг понизил голос, как будто враги могли услышать его.

Невнятный орудийный гул нарастал с каждой секундой.

С каждой секундой светлел и отодвигался горизонт.

Вот сейчас прояснится уже близкий берег, сигнальщики «Геринга» увидят «Громовой», тяжелый крейсер закроет эсминцу дорогу стеной заградительного огня.

— Шестьдесят кабельтовов до заданных координат. «Шестьдесят кабельтовов, — думал Ларионов, — а я могу стрелять только с тридцати кабельтовов. И выведет ли меня штурман точно на цель? Трудная задача! И правильно ли я ориентировал его? Там ли сейчас «Геринг»?.. «Геринг» еще в снеговой завесе, а мы на открытом месте, он, может быть, уже запеленговал меня, уже, может быть, открывает огонь».

Даль попрежнему гудела стрельбой, ветер свистел в снастях, хлопал брезентом ветроотводов, над мачтой светлело небо.

— Торпедный залп не давать без приказа, приготовиться к артиллерийскому залпу, — размеренным голосом сказал Ларионов.

— Пятьдесят пять кабельтовов до заданной цели, — докладывал штурман.

— С веста идет новый снежный заряд! — ликующе крикнул Гордеев.

И снова потемнело вокруг, все кругом затянуло мокрой белизной, снова летел в лица снег, этот желанный, необходимый сейчас снег. «Природа сочувственно относится к большевикам», — мелькнула в голове Калугина крылатая фраза доктора.

Калугин уже прочел свою речь в микрофон, теперь он стоял в глубине мостика. Он видел лицо Ларионова, будто вырубленное из мореного дуба, жесткий, окаймленный глубокими складками рот. Командир сбросил перчатки, положил голые руки на медные ручки телеграфа, весь в одном порыве наклонился вперед.

— Пятьдесят кабельтовов до заданных координат, — донесся подчеркнуто спокойный голос из штурманской рубки.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Обвес и чехол казенной части орудия обледенели. Они гремели, как листовое железо. Широбоков и досылающий Терещенко торопливо снимали их, в то время как установщик прицела Гулин, согнувшись на креслице в стальной коробке щита, прижался бровью к резиновой оправе оптического приспособления.

Краснофлотцы сметали снег с палубы. Как и все моряки орудийного расчета, Старостин надвинул на глаза тяжелую каску. Распоряжался негромко и звучно. Под белой сталью, пересекавшей лицо на уровне бровей, его черты казались особенно значительными, полными уверенного, почти надменного выражения.

Снова взлетела над полубаком волна, обдала моряков фонтаном длинных брызг.

— Смотрите, как бы заряды не замочило! — крикнул Старостин.

Вестовой Гаврилов, по-боевому стоявший вторым снарядным у пушки, стал старательно подтыкать брезент, укрывающий боезапас.

Все молча, стоя вокруг орудия, всматривались вдаль. Снег падал так густо, что до горизонта, казалось, можно было дотронуться рукой.

Но вот снег стал лететь реже, горизонт отодвинулся, кругом просветлело.

— Будто вижу крейсер, матросы, — крикнул Гулин из глубины щита. Все подались вперед, всматривались изо всех сил. Но горизонт попрежнему был затянут стремительно кружащимся снегом.

— Разговорчики! — сказал Старостин сквозь зубы.

— Улучшается видимость! — крикнул на мостике Гордеев, перегнувшись через ветроотвод.

— Сорок кабельтовов до цели! — донесся из рубки голос штурмана.

Лейтенант Лужков припал к оптике аппарата центральной наводки торпед, сжал до боли шершавую сталь штурвала. Снегопад прекратился. Совсем близко возникли белые обрывистые берега, свинцовая полоса воды между ними, посреди этой воды высокий и длинный силуэт корабля с поднятой к тучам многоярусной башней мачты. Штурман Исаев вывел корабль прямо на цель!

И командир тоже увидел силуэт «Геринга», сразу признал его, таким видел его в справочниках, на фото. Да, штурман вывел корабль на цель! Но если бы снегопад продержался еще хоть минуту!

«Еще рано давать торпедный залп», — думал капитан-лейтенант Ларионов. Но над палубой «Геринга» удлинились и вновь стали сокращаться стволы орудий. Значит, «Геринг» тоже увидел нас, повернул к нам пушки, сейчас будет залп…

— Огонь главным калибром! — скомандовал Ларионов артиллеристу. И Лужкову: — Дистанцию и пеленг. Стреляю одним первым аппаратом!

— Есть стрелять одним первым аппаратом! — повторил Лужков. Дал командиру пеленг и дистанцию, скорость и курсовой угол противника.

— Залп! — выкрикнул Агафонов. Прозвучал ревун, четыре прямых оранжевых огня метнулись от борта «Громового».

Но Ларионов еще медлил с торпедным ударом. Он еще выжидал. Выиграть хоть несколько секунд, подвести корабль ближе к цели! Две задачи решает командир корабля при торпедном ударе: максимальное сближение с врагом и расчет торпедного треугольника. Он еще недостаточно сблизился с «Герингом»!

Но вот полыхнул залпом вражеский борт, и огромная стена воды, смешанной с огнем и дымом, почти скрыла из видимости «Геринг». Недолет!

— Дистанция… Пеленг!.. — вновь кричал Лужков сквозь грохот стрельбы.

— Первый аппарат! Залп! — скомандовал Ларионов.

— Первый аппарат! Залп! — крикнул Лужков в телефон.

Всей ладонью Афонин нажал большой круглый кнопочный замыкатель, почувствовал, как он сработал под рукой. Три торпеды вылетели из труб, пошли в сторону врага.

— Торпеды пошли хорошо! — доложил Лужков, перегнувшись через поручни.

— Право руля! За поручни держаться! — скомандовал Ларионов и дал «самый полный» в машину.

…Глубоко внизу, в турбинном отделении, прозвучал густой бас ревуна, вспыхнула красная лампочка, и, не сводя глаз со стрелок телеграфа, стиснув зубы, старшина Максаков мягко повернул маховик.

И в соседнем отсеке, глядя на циферблат, мичман Куликов подал команду, и Никитин переложил рычаги; бешено заревело в топках оранжевое пламя. Запрокинув лицо с распухшими губами, положив руку на штурвальчик, регулирующий поступление воды в котел, Зайцев всматривался в ртутный блеск водомерной колонки. Палубу под ногами рвануло, но котельные машинисты не сдвинулись с мест.

Палубу рвануло, но в турбинном отделении старшина Максаков стоял, как отлитый из металла, уперев ногу в ступеньку трапа, слегка откинувшись назад, сжав маховик маневрового клапана, среди мерно, одобрительно ревущих турбин.

А когда недалекий разрыв снарядов «Геринга» заглушил залпы «Громового», дрожью прошел по переборкам и с паропроводов посыпалась асбестовая пыль, опять вспыхнула лампочка на щите контрольных приборов.

— Дым давай! — крикнул Никитину мичман.

…Старостин подал команду. Сергеев распахнул нарезы орудийного замка, и очередной снаряд, подхваченный с палубы Гавриловым, переданный Широбокову и досланный в лоток, совсем бесшумно, казалось, ушел в глубь ствола. Следом скользнул заряд, крутясь полетел в сторону пустой пенал… Сергеев вставил запальную трубку, захлопнул замок.

Прозвучал ревун, снаряд унесся вдаль, и опять Гаврилов нагнулся, подхватил новый снаряд, поднес к распахнутому, горячо и остро пахнущему орудийному замку.

Это было чудесное ощущение боя, ощущение предельной точности всех движений, власти над сложным и грозным механизмом. Усталость, тревога, ожидание исчезли. И странное дело: снаряд, казавшийся на тренировках таким невыносимо тяжелым, скользким, рвущимся из рук, теперь как будто сам перелетал от одного краснофлотца к другому.