Валерий Елманов - Подменыш

• Название: Подменыш
• Автор: Валерий Елманов
• Издательство: Крылов
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9717-0854-4

Мальчик, ставший в три года великим князем всея Руси Иоанном IV, превратился в зверя. Не выдержав произвола и террора, его приближенные вступили в сговор — и на троне очутился двойник, бывший холоп. Молодому государю-самозванцу поневоле приходится думать о великих делах, чтобы стать достойным своего титула.

А тот, первый, жив, и он мечтает о мести…

---

— Вот и пожалуйста, — вздохнул Адашев. — И зачем они вообще все это затеяли? — задал он риторический вопрос. — Не удивлюсь, если Данило Романович прямо сейчас еще и жаловаться государю побежит.

— Он в беспамятстве, так что у него ничего не получится, — угрюмо заметил Воротынский, которого тоже изрядно раздражала эта суета до срока — ведь жив еще Иоанн, так чего уж тут. — Тебе же отвечу тако. Все человечьи законы имеют свои опасности и неудобства, вот как ныне у нас с дитем Димитрием. Но присягнув ему, мы тем самым присягнем и порядку, кой оплот и твердыня державы. Потому малолетство царя, может, и причинит Руси на время бедствия, но лучше снести их, нежели порушить главное. Ныне одного нам восхотелось избрать, завтра, разохотившись, иного на престол позовем, чрез седмицу — третьего… А чего? Рюриковичей-то на Руси полным-полнехонько.

— Что ж, — вздохнул Адашев. — На умное слово надобно отвечать умным действом.

Он прошел к столу, где лежали присяжные листы, подобрал валявшееся на полу перо, которое так и не сумел растоптать князь Старицкий, задумчиво обмакнул его в чернильницу и, чуть помедлив, делая вид, будто снимает с кончика прилипший волосок, размашисто расписался.

Между тем события закручивались все быстрее, образовывая страшную воронку, которая со временем грозила превратиться в кровавый водоворот, могущий поглотить всю Русь. Подписавших присягу оказалось изрядное количество, но все больше худородных. Из истинной знати, из князей, листы на верность Димитрию подмахнули лишь князья Иван Федорович Мстиславский, уже упомянутый Владимир Иванович Воротынский, Дмитрий Федорович Палецкий, Иван Васильевич Шереметев, Михайло Яковлевич Морозов, да, пожалуй, и все.

Уже к вечеру все больше и больше князей и бояр — Петр Щенятев, Иван Пронский, Дмитрий Немой-Оболенский и прочие, — рассуждая о Владимире Андреевиче, вспоминали то его твердость, то мужество, то острый ум, то… Словом, выяснилось, что юный князь, оказывается, бесценный кладезь сокровищ, как телесных, так и умственных. А князь Симеон Ростовский вообще во всеуслышание заявлял, что «лучше служить старому, нежели малому и раболепствовать Захарьиным». К тому же сурово помалкивали Шуйские, и, что уж там они замышляли, оставалось только догадываться.

Собравшиеся на другой день начали с того, что допросили лекарей. Вести были неутешительные. Получалось, что Иоанну оставалось жить самое большее день, от силы два. Следовало поторопиться. Однако разговора между сторонниками «старого» и остававшихся в память Иоанна верными «малому» не получилось. Слово за слово, все острее и острее, и спустя час стали уже называть друг друга одни изменниками, другие — властолюбцами. Дело дошло до угроз, а князь Владимир Андреевич, в досаде, что его не слушают, неожиданно заявил, что идет к брату. Пусть он, дескать, сам скажет — точно ли по его просьбе так засуетились Захарьины.

Чувствуя недоброе, на пути в опочивальню, где находился умирающий Иоанн, горой встали Воротынский, Шереметев и Михайло Морозов. Последний, не желая преждевременно ссориться с князем Старицким, на каждый его крик только смешно тряс головой, поминутно повторяя, что под этой треклятой Казанью окаянные пушки совсем загубили его слух, и все время переспрашивал князя Владимира:

— Ась? Чаво? Пошто? На кой?

А тут еще в дело вмешался отец Сильвестр. Всеми уважаемый, хотя и не всеми любимый, на сей раз он встал на сторону Владимира, заявив, что негоже удалять брата от брата и злословить невинного, желающего лить слезы над болящим?

Данило Романович, зло засопев, тут же заявил, что он исполняет присягу, коя повелевает служить Иоанну, а также его законному наследнику Димитрию.

— Я про огород в бузине, а ты, боярин, про деньгу в калите, — укоризненно заметил ему на это Сильвестр. — Ты ответь, неужто сам государь воспретил пускать к нему его брата?

— Иоанн Васильевич никого не узнает, и ныне лекари повелели к нему никого не пускать, — заметил Владимир Иванович Воротынский.

— И изменников он зрить не желает, — встрял младший брат Данилы Никита Романович, глядя при этом почему-то не на Старицкого, а на самого Сильвестра.

— Сказывают, что злобный пес и господина грызет, — тихонько заметил священник. — Заехал ты околицей, боярин, да не в те ворота. Ну да господь с вами со всеми. — И, перекрестив собравшихся, молча повернулся и вышел.

Воцарилась тишина, тягостная и незримо давящая на всех присутствующих.

— Напрасно ты так, Никита Романович, — сказал с упреком Морозов, у которого вновь неожиданно прорезался слух.

Воротынский кашлянул.

— Я так мыслю, Данило Романович, — обратился он к старшему из братьев, — что ныне мы ни к чему хорошему уже не придем. Посему лучше бы нам всем собраться к завтрему. Опять же, может, и надобность в подписях отпадет, — добавил он подумав.

— То есть как отпадет? — возмутился Данило Романович.

— А так, что государю полегчает, — невозмутимо пояснил Палецкий. — Али вы, Захарьины, его вовсе к покойникам причислили? — поинтересовался он с ехидцей.

Тот не нашелся что сказать, пробормотал под нос что-то невразумительное и тоже пошел восвояси, сопровождаемый братом.

А Иван Шереметев, глядя ему вслед, задумчиво произнес:

— Дураков не сеют, не жнут — они сами родятся.

На следующий день действительно все вышло гораздо спокойнее. Дьяк Иван Висковатый держал крест, а князь Владимир Воротынский встал подле него. Вид у них был суровый и скорбный, потому что последние вести гласили, что Иоанн, которому стало еще хуже, навряд ли дотянет до завтрашнего утра.

Поначалу, правда, и тут были у некоторых попытки уклониться. Так князь Иван Пронский-Турунтай, искоса посмотрев на Воротынского, сказал с усмешкой:

— Ишь как времена меняются. Отец твой, да и ты сам были, как мне помнится, первыми изменниками после кончины великого князя Василия Иоанновича, а теперь ты приводишь нас к святому кресту.

Если бы возникла перепалка, которая, в свою очередь, легко могла превратиться и в потасовку, на что и рассчитывал Пронский, то о подписании листов можно было бы забыть и сегодня. Но Воротынский все испортил. Он только побледнел лицом, до крови прикусил нижнюю губу, но сумел не просто сдержаться, но даже не повысить голоса, спокойно ответив:

— Считай, князь, что я изменник. Но ты-то праведен. Потому и верю, что ты все подпишешь, как это сделал я. Или ты мыслишь, что ныне твоя очередь изменять подошла?

Турунтай замешкался, после чего, тяжело вздохнув, шагнул к столу…

А к вечеру, когда уже все затихло, двое дюжих холопов внесли на руках князя Дмитрия Курлятева, который все эти дни не появлялся в палатах под предлогом болезни. Подписал и он. Чуть позже появился и еще один больной — казначей Никита Фуников. Он тоже изъявил желание подписать.

На глазах теряя одного своего сторонника за другим, князь Владимир ошарашенно смотрел, как все они присягали на верность Димитрию. Оставшись в одиночестве, Старицкий тоже было шагнул к кресту, послушно поцеловал массивное золотое распятье, подался к столу и уже взял в руки перо, но лист, лежащий перед ним, словно по мановению волшебной палочки, тут же исчез. Он поднял голову и увидел, как князь Воротынский кладет перед ним иной.

— Тебе, Владимир Андреевич, наособицу подготовили, — пояснил он.

Старицкий вчитался в текст. В нем говорилось, что тот обязуется сей клятвенною грамотой даже не помышлять о царстве и в случае кончины государя Иоанна Васильевича повиноваться его сыну Димитрию Иоанновичу как единственному законному наследнику.

— Негоже так-то, — сварливо заметил Старицкий. — А ежели что с самим Димитрием случится, мне и тогда не помышлять?

— Всякое может случиться — это ты верно заметил, князь, — кротко ответил Висковатый. — Одначе коль не будет в живых тех, кто в грамотке сей поименован, то, стало быть, и она сама силу утратит. Посему подписывай смело.

Однако дело было еще не завершено. Чтобы сын и самый неподходящий момент не проявил слабость, поддавшись на сладкоречивые посулы или испугавшись откровенных угроз, Ефросинья Андреевна, как заботливая мать, княжескую печать, без которой подпись Владимира была бы недействительна, держала дома. Посему пришлось ехать к Старицким. Там тоже пришлось попотеть. Лишь после того, как упрямой княгине дали понять, что все равно у нее ничего не выйдет, она со вздохом приложила ее к листу, правда, при этом, предвосхищая иезуитов, тут же многозначительно заявила:

— Что значит присяга невольная? Да ничего — пустое место.

Но что бы она ни говорила, а сторонникам малолетнего Димитрия можно было разъезжаться по домам и смело торжествовать победу.

Тихо стало в Кремле. Даже возле опочивальни царя лишь два скучающих стрельца — и все, более ни души. Внутри тоже один Люев, который должен был дежурить эту ночь у изголовья больного. Феофил, которому предстояло сменить его поутру, уже хотел было прилечь в небольшой светелке, находившейся почти рядом, как вдруг дверь скрипнула, слегка приоткрывшись, и в нее проскользнула маленькая старушонка, ветхая летами…