Юлия Пахоменко - В других краях

• Название: В других краях
• Автор: Юлия Пахоменко
• Жанр: Русская классическая проза

---

Забираясь под тонкое одеяло, Женька думала, что проведет ночь в мучительных раздумьях, но тут же крепко заснула и спала без свяких сновидений.

х х х

Cерафима разбудила всех, как обычно, в шесть, хлопая опухшими со сна глазами и звеня градусниками в стакане. "Подъем, засранки," - кричала она равнодушно, включая в палатах свет. Отовсюду сонно ворчали. Нина Павловна сидела на кровати и на лице ее было написано отчаяние и отвращение ко всему вокруг. Да, утро было здесь, пожалуй, самой тяжелой частью дня, и новеньким приходилось хуже всего. Правда, процедуры тоже иногда не сахар, но днем как-то легче владеть собой.

- Боже мой, ну почему, почему? - Нина Павловна никак не могла понять, зачем же больных поднимают в такую рань, если дел у них никаких нет и быть не может, а врачи приходят только к полудню. Женька cчитала, что их просто хотят уморить за целый день, чтобы засыпали пораньше. Но ведь вечер - это время отдыха после тяжелого дня, время обсуждений произошедших событий, разговоров в тесной компании или с глазу на глаз, и вообще самое лучшее время в течении больничной жизни. Так что засыпает народ все равно поздно, а что недосыпается, то ухватывается на лекциях, сидении в очередях на процедуры и тихом часе (уж тут-то все храпят железно).

Женька вскочила с кровати с ощущением чего-то нового и сразу вспомнила про Лидку. Потягиваясь, она вдруг подумала о том, что рассказывала Варька Селезнева. Мол, раньше она Лидку никогда не видела и инчего про нее не знала, но когда приходила в себя после клинической смерти в кабинете Вадима Сергеевича, то видела как во сне Лидку и всю нашу палату. Именно поэтому она поняла, благодаря чему она вернулась с небес на грешную землю, - ведь Вадим-то Сергеевич никаких мер к ее возвращению не принимал, а, напротив, сел писать отчет о ходе эксперимента с летальным исходом, и был недоволен, что пришлось его потом исправлять. И Женьке пришло в голову, что может быть потом, если все хорошо закончится, этот неизвестный мужчина будет вспоминать какие-то свои потусторонние сны, и обитатели больницы будут там фигурировать в не очень-то привлекательном виде. Тогда она сразу побежала занимать очередь в умывальную, радуясь, что, во-первых, не так давно выменяла у Верки Семенцовой из 7-й палаты резинку для волос на пачку жевачки (подарок от Оли Баскиной, которая получает посылки из дома - счастливая!), а во-вторых, под матрасом лежит чистая футболка, совсем почти новая, и недраные носки.

Когда Женька вернулась в палату, Лидка уже крутилась у зеркала, прихорашиваясь. И даже Валентина чесала свои прямые волосы, закалывая челку набок.

- Девки, - язвила Раиса, - никак на свиданку собрались? Видать, Вадика решили окрутить, или в Потрошителе вызвать симпатию?

Валентина отбрехивалась, а Женька сгорала от нетерпения обсудить положение на свежую голову. Но сейчас еще было нельзя. Хотя на зарядку в обычные дни не выгоняли, потому что сестрам было лень, все все равно должны были сидеть в рекреации и слушать бодрые передачи по радио про общественную и производственную жизнь. Потом была перекличка, и староста Дарья Вениаминовна считала всех и осматривала. Женю и Лидку она даже похвалила за внешний вид. Странно, что народ любил Дарью. Вообще-то старостами становились выбившиеся "в люди" стукачки и все ненавидели их так же, как и прочее начальство, а доводили больше, потому что это было "нижнее звено". Но Дарья не была злюкой, никогда не докладывала о неприятностях, если можно было промолчать и пользовалась авторитетом "нормальной бабы". Ее крупная фигура, прямая осанка и решительное выражение лица внушали уважение больничной обслуге и даже, видимо, начальству. Когда она отправлялась в Шишак заступаться за кого-нибудь, высоко неся свою седую голову, то часто добивалась успеха. Ходили легенды, что много лет назад, еще на свободе, Дарья могла "все" и никто не мог справиться с ней, но потом "завязала" и не сопротивлялась, даже когда ее водворили сюда и сильно обрабатывали. За долгое время "безупречного поведения" Дарья стала неотъемлемой частью больничной жизни. Могла ли она выйти отсюда? Ведь если кого-нибудь и выписывали раз в год, так это старост, или "особо отличившихся в сотрудничестве". Время от времени проносились слухи, что Дарью вот-вот выпишут. Но Женьке казалось, что та сама не стремится на волю, будучи, по каким-то причинам, вполне довольна своей судьбой.

Дарья еще раз окинула взглядом нестройную шеренгу женщин в полосатых футболках и черных юбках и зачитала расписание мероприятий на день. Все было как обычно: процедуры до обеда и хозработы после тихого часа.

Женька с трудом высидела завтрак, почти не тронув каши-размазни, и пошла к посту за направлениями. Сегодня, слава богу, не было ничего мерзкого: уколы у старухи Вольдемарихи и таблетки у Берты. После уколов, бывает, конечно, плохо, но все же не так, как после облучения у Вадима Сергеевича, коньки не отбросишь. А у Берты вообще санаторий - сиди себе в кресле, глотай разноцветные таблетки, а рыжая Берта будет делать вcякие измерения. Вообще, самые тяжелые эксперименты проходят, как правило, в санпропускнике, после поступления. Уж там-то есть и Потрошитель, и всякие "токи", а Жанна Вурдалаковна может не задумываясь провести небольшую операцию без наркоза, ежели ей это интересно. В повседневной жизни из всех этих страстей оставался только Потрошитель, да и то редко.

Наконец-то все разбрелись по кабинетам и троица могла спокойно посовещаться в туалете. В это время было трудно уследить за передвижениями больных, да если бы их и заметили, то всегда можно было бы сказать, что процедура требует подготовки (основательного облегчения). И Лидка, и Валентина были оживленные, глаза горели. Женька тоже не боялась - днем совсем другое дело! Валентина предположила, что, может не зря брешут о мужском корпусе неподалеку, и если это так, то "пациента" надо отпустить с миром обратно. Но может быть, это и вранье, а просто шел человек мимо и стало ему плохо? Тогда он теперь далеко отсюда в больнице или дома, и отпустить его - значит пустить на небеса. Да ведь и не просто человек ДС... Дарье решили не говорить - слишком серьезно. Да и что она может?

- Надюша! - воскликнула Лидка. - Нам нужна Надюша!

Надюша была чудом всего отделения. Женька поступила позже нее и не застала Надюшу в первые тяжелые времена - а тогда все бывают такие страшилы! Но с тех пор, как Женька увидела Надюшу в первый раз, она всегда была чистенькой и приветливой. Она всех называла "девуленьками" и "солнышками" и, хотя никакой посторонней одежды носить не разрешалось, любила "наряжаться" шить новые белые воротнички к футболке, мастерить пояски и бантики. Конечно, она и расстраивалась, и трусила, и ревела от боли и обиды, но это было редко, а чаще всего она улыбалась. К Надюше благоволила даже Большая Роза. Та самая Большая Роза, которая, уперев руки в необъятные бока, могла задвинуть речь, полную "шлемазлов" и "кишентохасов" перед лицом самой Скорпионихи; Большая Роза, которой уже давно не давали направлений на Потрошитель, после того, как она там чего-то поломала, и к Вадиму Сергеевичу, которого она треснула по физиономии; Большая Роза, которую звали угомонить самых буйных, съехавших с катушек. Когда Надюша говорила:"Розочка Абрамовна, вы сегодня так хорошо выглядите!", Большая Роза наливалась румянцем и приходила в такое состояние духа, что у нее можно было выпросить таблетку от головной боли, карандаш или даже блестящую заколку.

Надюша попала сюда после очередного "закручивания гаек" за слишком активное участие то ли в сборах, то ли в выборах, Женька была в политике без малейшего понятия. Когда Надюшу засадили сюда, ее парень, который тоже во всем этом участвовал, стал дээсовцем и ушел в подполье. При этом они могли поддерживать телепатическую связь. Об этом знали почти все обитатели отделения - странно, что никто до сих пор не настучал. Наверно, потому, что Надюшу любили. И частенько подкалывали: какая у них, мол, связь - только мысленная, или визуальная, или, может, осязательная тоже? И как насчет пагубных последствий? Надюша краснела, отмалчивалась, и все ей жутко завидовали.

Пока Женька бегала к старухе Вальдемарихе, Лидка нашла Надюшу и рассказала о деле. Надо было, чтобы Надюша посоветова-лась со своим подпольщиком. Когда Женька вернулась к собранию, Надюша возбужденно шептала:"Ой, девчоночки, это просто детектив какой-то, ой, вы себе не представляете, во что вы вмазались!". Остальные толкали ее со всех сторон, горя желанием поскорей узнать, что же там произошло. Было так интересно, так весело, и вдруг Надюша посерьезнела и, оглядевшись, сказала:"Значит, так. Это у нас Сергей Криштай", и все замолчали, и только таращили глаза, слушая ее рассказ.

У Женьки горело лицо и взмокла спина, настолько все услышанное было поразительно. Сергей Криштай был фигурой поистине легендарной. Крупный ученый, он занимался своими научными трудами, пока не наступили "летние погоды", и, уж неизвестно почему, стало можно больше, чем раньше. Попав в русло общественной и политической жизни, Криштай добился больших успехов, и, если Женька правильно запомнила, был и мэром, и делегатом, и депутатом. В это время больницу часто проверяли и даже собрались закрыть. Но вдруг "похолодало", и, снова неизвестно почему, стало уже нельзя то, что было можно. Криштай ушел со всех постов и снова занялся наукой, но после того, как его соратники и бывшие коллеги стали как-то странно исчезать, исчез по своей воле. Тогда-то и была образована ДС, на улицах стали появляться листовки, а зарубежные газеты и радиостанции завели рубрики "Криштай комментирует". Все это Женька узнала из рассказов и жарких споров уже в больнице. А в самое, что называется, горячее и интересное время Женька жила в деревне у тетки Клавы и целыми днями работала на ее огороде. Ни радио, ни телевизора у них не было, и поэтому события тех дней Женьки никак не коснулись. Потом, когда Женьке вдруг досталась квартира по завещанию какого-то дальнего и почти неизвестного родственника, она с Клавой переехали в город. Клава, как опекунша, тоже прописалась в городское жилье, а потом сплавила Женьку в больницу, и до сих пор было неизвестно, с каким же диагнозом.