Лена Мухина - Блокадный дневник Лены Мухиной

• Название: Блокадный дневник Лены Мухиной
• Автор: Лена Мухина
• Издательство: Азбука
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01677-4

То, что блокадный дневник школьницы Лены Мухиной сохранился, — само по себе уже чудо.

В 1962 году он попал в Ленинградский партийный архив (теперь Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга) и хранится там по сей день.

Мы знаем «взрослые» свидетельства того чудовищного, до конца не изученного явления, которое называется Ленинградской блокадой: «Воспоминания» Д. С. Лихачева, «Записки блокадного человека» Л. Я. Гинзбург, «Блокадный дневник» Г. А. Князева, «Воспоминания о блокаде» В. М. Глинки и многие другие. Но «детских» свидетельств — мало. По ошеломительности воздействия на читателя можно назвать одно: дневник Юры Рябинкина, приведенный в ленинградском Евангелии — «Блокадной книге» Д. Гранина и А. Адамовича. И вот теперь — дневник Лены Мухиной. Что можно противопоставить мучительному умиранию от голода в условиях, когда рушатся общепринятые нормы морали? Что может спасти от духовной деградации в условиях, когда борьба за выживание лишает «человеческого лица», а голод и страх смерти превращают человека в животное?

Одним из средств спасения оказался алфавит, порядок букв. Попытка через слово осмыслить происходящее, понять себя. И еще: интуитивное знание, что нужно сохранить свою историю, свой опыт — для других.

Когда-то Лена мечтала написать вместе с подругой книгу, «которую хотелось бы прочесть, но которой, к сожалению, не существует».

Эта книга — существует. И является свидетельством того, что в самое бесчеловечное время люди пытались сохранить свою человеческую сущность. Именно это сегодня дарит нам надежду.

Дневник подготовлен к изданию сотрудниками Санкт-Петербургского Института истории РАН. Вступительная статья С. Ярова.

---

Сегодня в 4 часа дня завыли сирены и гудки. Эта была 4 воздушная тревога. Я быстро оделась и продолжала читать книгу, я почему-то успокаивала себя мыслью, что днем бомбы не бросают. В общем, я не спустилась сразу вниз, но оделась.

Началась стрельба зениток. Все ближе, ближе. Дело в том, что за нашим домом на катке устроена военная площадка, там установлены зенитки. Это очень опасно. И вот когда зарявкали зенитки с катка, я решила, что пора идти. Когда я выбежала на лестницу, послышался совсем над головой, как мне показалось, жуткий вой и свист. Из квартир выскакивали люди и мчались стрелой вниз.

— Скорей, скорей, на нас летят бомбы! — закричал кто-то.

Мы помчались еще быстрей. Послышался какой-то глухой взрыв, потом еще и еще. Опять свист, вой, и опять взрыв. Мы инстинктивно съежились, нам казалось, что на нас рухнет потолок.

Наконец мы в бомбоубежище. Мы все тряслись. Мы были спасены. Но никто не верил этому счастью. И действительно. Наше счастье, бомбы упали не на дома, а на мостовую.

К вечеру мы узнали о результатах бомбардировки: были сброшены фугасные бомбы. 3 упали у 5-ти углов{48}, 3 поразили расстояние от 5-ти углов до площади Нахимсона{49}. Одна бомба разрушила дом на Колокольной, и одна упала опять-таки на мостовую на ул. Правды. Благодаря счастливой случайности наш дом остался цел. Даже стекла целы. А на улице по обеим сторонам у тех мест, где упали бомбы, стекла выбиты. Да, я забыла еще сказать, что на площади Нахимсона бомба попала в трамвай, но пустой. Пассажиры уже все вышли.

Бомбы во многих местах разрушили трамвайную линию. Разорваны электрические провода, так что трамваи все стоят.

Да, жуткий денек, а сколько их таких еще впереди!

22 сентября

Я пока жива и могу писать дневник.

У меня теперь совсем нет уверенности в том, что Ленинград не сдадут.

Сколько говорили, сколько было громких слов и речей: Киев и Ленинград стоят неприступной крепостью!! … Никогда фашистская нога не вступит в цветущую столицу Украины, в северную жемчужину нашей страны — Ленинград. И что же, сегодня по радио сообщают: после ожесточенных многодневных боев наши войска оставили… Киев! Что же это значит? Никто не понимает.

Нас обстреливают, нас бомбят.

Вчера в 4 часа ко мне пришла Тамара, мы пошли с ней гулять. Первым делом мы пошли смотреть разрушенные дома. Это совсем близко. На Большой Московской, рядом с домом Веры Никитичны, бомба попала в дом и разрушила почти все здание. Но с улицы разрушений не видно, они со двора. В соседних домах, в том числе и в доме Веры Никитичны, отсутствуют стекла. На площади Нахимсона в 4-ех местах взломан асфальт, это следы от бомб. Далее, по стороне, где зоомагазин, от загиба пр. Нахимсона до переулка, что напротив Нового ТЮЗа{50}, также отсутствуют стекла. Но еще ужасней разрушения на Стрелькином переулке{51}. Там в одном месте разрушены здания по обеим сторонам переулка. Переулок засыпан обломками. Кругом ни одного стекла. Но страшней всего это вид одного здания: у него срезан весь угол и видно все: комнаты, коридоры и их содержимое. В комнате на 6-ом этаже у стенки стоит дубовый буфет, рядом маленький столик, на стене висят (это очень странно), висят старинные часы с длинным маятником. Спинкой к нам, как раз у той стенки, которая отсутствует, стоит диван, покрытый белым покрывалом.

Когда мы с Тамарой шли домой, нам повстречался Миша Ильяшев. Он все время нашей встречи как-то смущенно улыбался, чем смущал и нас. Мы поздоровались за руку. Поговорили. Потом простились за руку. Он сказал, что идет в столовую чего-нибудь пошамать. Я опять вела себя не так, как следовало. Не смотрела на него, а только взглядывала. Я чего-то опять боялась. Миша очень возмужал, окреп. Руки у него заскорузлые, рабочие. Совсем изменился мальчик.

Простившись с Мишей, буквально через 5 шагов мы встретили Гришу Хаунина. Он нас не заметил или сделал вид, что не заметил, уж не знаю, но только мы так и прошли мимо.

Потом мы с Тамарой стояли в булочной в очереди за газированной водой, потом сидели полчаса в бомбоубежище, потом полчаса спорили, кто к кому пойдет. Победила я, мы пошли ко мне. Тамара застряла у меня из-за В. Т. до 8-ми часов, мы с ней общими усилиями написали записку от меня Вовке. Дело в том, что этот негодяй снова по-свински поступил со мной: весь дом красит известкой чердак, за нашу долю чердака надо заплатить 15 рублей. Мы с мамой решили, что выкрасим сами. Я решила позвать на помощь своего товарища, тем более ему это не ново. Я пошла к нему, его не было дома, я оставила ему записку, которую передала его отцу. Я просила придти и помочь мне. Но он не пришел. Если бы он был занят, он мог бы забежать и сказать, что «я, мол, занят». Нет, непростительно. И даже если он был бы только знакомый (уж не говоря о товарище), то из рыцарского чувства, которое должно быть свойственно всем воспитанным мальчишкам его возраста, он должен был бы придти. Я написала ему очень крепкую записку и передала Тамаре для передачи ему. С Тамарой же мы сговорились, что, если будет ответ, она сама после 5-ти зайдет ко мне, если ответа не будет, я сама иду к ней.

Сегодня Тамара не пришла, я к ней тоже не пошла, так как все время воздушные тревоги. Вот я и не знаю, есть ответ или нет. А это весьма любопытно. По-моему, так: если Вова все же считает, что мы товарищи, и ему станет совестно за свое свинское обращение, то он, конечно, напишет ответ. Если эта записка явилась для него пустой бумажкой и ему нет до меня дела, ответа не будет. Хотя может быть и так: он покажет эту записку ребятам и они сообща настрочат мне ответ. Но тогда такой ответ не будет для меня иметь никакой цены.

4/Х-41 г[19]

Как давно я не писала. Но сегодня прорвалось. О Господи Боже мой, что с нами делают, с нами, ленинградцами, и со мной в том числе.

Я работаю в госпитале при Инст[иту]те охраны материнства и младенчества им. Клары Цеткин{52}. У нас, санитарок, суточное дежурство: с 9-ти утра до 9-ти утра следующего дня работаю, а потом сутки отдыхаю до 9-ти утра следующего дня. Итак, я должна спать через ночь. Это очень тяжело, но еще терпимо. Но когда вообще не приходится спать, а только дремать в бомбоубежище, это уже страшно. Вот сейчас без четверти 7 утра. С полвосьмого вечера вчерашнего дня до 6 часов утра было 6 воздушных тревог, из коих 2 продолжались по 3 часа, 2 по два часа, а остальные две по полчаса и по часу. Я работаю в госпитале, и работа очень трудная, но я понемногу привыкаю. Зато я в дни дежурств бываю сыта и получаю карточку первой категории с 400 гр. хлеба в день.

С того раза, как мы вечером сочиняли Вове записку и условились увидеться на другой день, я не видела Тамару. Вчера я написала ей записку и попросила Розалию Павловну передать ее Осе, чтоб он передал ее Тамаре. Так я до сих пор не знаю ничего о судьбе моего послания к Вове. Но я нисколько не раскаиваюсь, что так резко написала ему.

Как-то во время В. Т. я разговорилась с Идой Исаевной о дружбе между мужчиной и женщиной. Ведь любить можно только одного, а помимо любви можно дружить со многими мужчинами. Ида Исаевна рассказывала мне, что когда ей было еще 17 лет, у ней были друзья из мальчиков. И до сих пор их дружба ничем не омрачается. Из класса они дружили впятером, двое девочек и трое мальчиков.

У нас тоже ведь двое девочек: я и Тамара, и трое мальчиков — Вова, Миша, Яня. Почему же мы не дружим — не знаю. Разве мальчики плохо к нам относятся — нет. Разве они неподходящие для дружбы — тоже нет, даже наоборот. Именно с таким типом мальчиков, как они, можно дружить. Но в чем же дело? Не знаю. Но, по-моему, мы не знаем, как подойти к друг другу.

Прямо обидно, прямо обидно. В суровые дни войны мы только впятером из всего класса остались в Ленинграде. Как бы могли за это время хорошо сдружиться на всю жизнь. Нам ведь никто не мешает. Нет ни Димы, ни Эммы, ни Розы, ни других девочек. Но!

У нас с Тамарой мало кипучий характер. Мальчики тоже какие-то сухие. Между нами отношения какие-то натянутые, уж очень мы почтительны друг к другу. Да еще Яня не очень подходит. Такой профессор, разве можно с ним дружить. Мы могли бы сдружиться, если бы у нас были простые, незатейливые отношения. Обыкновенные отношения между мальчиками и девочками. Если бы мы друг другу нравились. Если бы они заигрывали с нами. А мы держали себя.

5-ого

В ночь с 4-ого на 5-ое было еще страшней, чем в предыдущей ночи. Правда, было только 4 воздушных тревоги, а не 6. Но зато какие страшные. Непрерывно пол содрогался от разрывов фугасных бомб. Во время 2-ой тревоги я сидела рядом с двумя женщинами. Одна [моло]дая, другая пожилая. Молодая все плакала [и] причитала. Вскоре мы узнали от нее, что они пережили во время первой воздуш[ной] тревоги. Они с трамвая попали в одно [из] бомбоубежищ на Загородном проспекте. Они-то (мать и дочка) вошли в бомбоубеж[ище], но многие, особенно мужчины, остались у в [хода]. И в это время трахнула бомба и завалила вход в бомбоубежище, и всех, кто находился [у] входа, засыпало. Те, кто был внутри, остались целы, у них потолок только слегка] осел. Они вышибли одно из окон и через не[го] вылезли наружу. Они видели, как откапывали засыпанных, многие были живы, но помешались.