Андрей Островский - Напряжение

• Название: Напряжение
• Автор: Андрей Островский
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1981

Работа оперативников милиции и чекистов в блокированном Ленинграде в годы войны — таково содержание заглавной повести книги. Кроме того, в нее входят ранее опубликованные повести «Звонкий месяц апрель», «Ночь не скроет» и «Твоих друзей легион».

---

Потащил Марину на воздух. Прошлись по Красному проспекту, ели мороженое. Хотел проехать с ней в парк, но она отказалась.

Очень странно. Как только мы остались одни, она стала другой — грустной, задумчивой. В чем дело? Устала? Может быть, хоть она и сказала, что нет. Но разве от усталости так сразу меняются люди? Тут что-то другое. Но что?.. Кто говорил, что женщина — сфинкс? Если никто, то я.

В общем, прогулка не получилась. Взял ее под руку. Прошли несколько шагов, она руку опустила, пробормотав, что жарко (жары-то уже никакой не было!). Вдруг я ей неприятен?

Я много болтал, но так, чтобы только не молчать.

Когда прощались, она сказала: «Не сердитесь, Слава, бывает… Пройдет…»

Что бывает, что пройдет? Или она считает, что я специалист по разгадыванию загадок?

Но все-таки день был хороший.

4 июня.

После вчерашних ярких впечатлений жизнь сера и обыденна. Снова пять динозавров на кроватях, снова товарная база, снова усмешечки. Записаться, что ли, в художественную самодеятельность?

Взялся за политэкономию. Прочитал предисловия к «Капиталу».

А все-таки, что могло случиться?

6 июня.

С сегодняшнего дня вместо комбригов и комкоров у нас будут генералы. Любопытно, как к ним обращаться: товарищ генерал? Странно звучит.

Читаю Маркса. Интересно.

8 июня.

По прилежанию я бы поставил себе со своей скромностью «пять».

11 июня.

Можно даже накинуть для ровного счета «плюс», но боюсь себя захвалить.

Где Марина? Что с ней?

15 июня.

Грызу. Совершенно ясно, что гранит науки, а не сухари. На вкус гранит горьковатый, но не противный.

Ходили с Левушкой (ах, почему не с ней!) в кино на «Линию Маннергейма». Здо́рово! Потрясающе!

Жара не спадает. 30° в тени. Нехорошо, товарищ светило!

27 июня.

Отныне у всех будет восьмичасовой рабочий день. Заниматься придется шесть дней, а выходной — по воскресеньям. Надо на всякий случай выучить дни недели: я всегда путаю, что следует за чем — среда за четвергом или наоборот.

Если подходить с точки зрения государственной, то это нововведение правильно, необходимо. Я — человек государственный, а посему новшество поддерживаю.

Джек говорит, что постановление вызвано международной обстановкой. Пожалуй, он прав. Обстановочка не из блестящих.

Думаю о Марине. Как она все это воспринимает? Мне кажется, она должна думать так же, как я.

28 июня.

Даешь 4-й курс! Завтра последний!..

29 июня.

Вот и все. Наполовину я педагог, учитель словесности, чистописания и всяческой литературы.

В институте уже никого нет, в общежитии хоть шаром покати. Оставшиеся, высунув языки, мотаются с «бегунками», хотят быть чистыми перед господом богом, а также перед библиотекой, комендантом и бухгалтерией. Завтра я тоже пущусь в бег с препятствиями. А что будет потом?

Сыновний долг заставляет меня вернуться к матушке, на лоно природы, где мою персону ожидает ласка, парное молоко (два раза в сутки) и трактор ЧТЗ (естественно, не личный). Но я, кажется, поторопившись, написал, что отказываюсь от всех благ и не покажу своего длинного носа с веснушками.

И осел же я! Забыл, что Марина не только студентка, а еще и рабочий человек. Ее же ждет завод! Это мы, интеллигенция, гуляем по два месяца. Марина едет в дом отдыха на 12 дней, а потом на работу. А что я буду делать 12 дней?

Вечером устроили мужской банкет, прощальный. Завтра едут Джек и Левушка, послезавтра — Митька и Сашок. У всех, кроме меня, чемоданное настроение. У меня — плохое. Не люблю прощаний.

Говорили о политике, последних событиях, о занятии нашими войсками Бессарабии и Северной Буковины. Потом разговор перекинулся на извечную тему любви. Митька все допытывался у меня: «Вот ты влюблен, любишь, а скажи, за что, чем она тебе нравится?» Я хотел ответить, но понял: не могу. Вообще, по-моему, так ставить вопрос может только не совсем нормальный человек.

Потом я задумался над этим. Сам себе я могу ответить или нет? Нравится она мне внешне. У нее хорошие глаза, теплые и ласковые, мягкие движения. Фигура стройная. Но, мне кажется, я никогда бы не полюбил девушку только за внешность. Взять Лильку Немцову. Красивее ее редко встретишь. Сколько ребят по ней вздыхает! Вокруг нее всегда орава. А она пустельга, статуэтка. От массового обожания капризна, на лице всегда презрительная усмешка; мужчина, парень для нее лишь средство сходить в театр, в ресторан, показать себя, свое превосходство. И никогда никем она не довольна. Ждать настоящего чувства от такой невозможно. Посмотришь, и жалко становится ребят.

Впрочем, каждый ищет, что ему нужно.

У Марины масса хорошего: она любознательна, скромна, у нее сильная воля, любовь к жизни. Впрочем… Человек складывается из маленьких штришков, иногда еле уловимых. Так вот, я ее люблю! Люблю! И ничего не попишешь.

30 июня.

Отсыпался. Видел во сне, будто пропал без вести. Долго и упорно разыскивал сам себя. Бродил по каким-то чащобам, болотам. Проснулся очень довольный: нашелся! Чего только не приснится человеку!

1 июля.

Сегодняшнюю дату надо выбить на мраморной доске. Золотом. С виньетками и лавровыми веточками. Марина зашла ко мне. Я ущипнул себя, как это делают герои в романах, когда не верят своим глазам. Но это была она. Сказала, что шла мимо и заглянула, чтобы попрощаться. Путевка в руках, едет сегодня вечером.

До отхода поезда я уже не отходил от нее. Вместе запаковывали чемодан, а оставшееся время гуляли. В первый раз она разрешила взять ее под руку (я заметил, что перед разлукой люди добреют. Пример: в день отъезда Джек не сказал мне ни единой гадости!).

Я спросил Марину, почему она едет в дом отдыха, а не к родным. Она сказала, что у нее никого нет.

«Как, совсем?» — удивился я. Это вырвалось у меня неожиданно. Марина сказала с грустью: «Совсем. Самый близкий мне человек живет в Ленинграде». — «А в Новосибирске?» — спросил я. «Может быть, будет и в Новосибирске. — Марина засмеялась и добавила: — Дело не в родстве, а в людях».

Она — ленинградка. Но каким ветром ее занесло сюда? Я начал допытываться. Она махнула рукой: «Долгая история, Слава, а поезд скоро отходит».

Когда она уже сидела в вагоне, я сказал в окно: «Я, наверно, приеду в июле».

Марина встрепенулась (я заметил, как заискрились ее глаза) и проговорила: «Да? Это очень хорошо, — но потом, словно спохватившись, спросила: — А зачем? До первого сентября еще много времени». — «Дела у меня», — поспешил соврать я.

Марина прищурилась (у нее изумительное выражение лица, когда она щурится: хитрое-прехитрое) и погрозила пальцем: «Никаких дел, надо отдыхать».

Поезд тронулся, а я до боли в сердце почувствовал, что мне нужно, необходимо именно сейчас что-то сказать ей. Хоть расцепляй вагоны или нажимай стоп-кран за 100 рублей или три месяца принудработ.

Но вагон двигался, а я шел рядом, убыстряя шаги. Мы оба молчали. Она вдруг протянула в окно руку. Я схватил, стиснул и прижал к губам… Марина крикнула: «Не надо! Береги себя, упадешь!..»

Это было сказано очень вовремя: платформа кончалась, а я, конечно, ничего не видел, не замечал, не соображал.

Через несколько минут среди белых огней виднелась лишь красная точка.

И тут только я понял, что она меня назвала на «ты». Сама.

Уже дома я пришел к интересному выводу: все-таки я ей небезразличен. Я даже вырос в собственных глазах.

Сейчас ложусь спать. Одиночество меня не пугает. Даже рад, что никто из нашей братии не видел тех штучек, которые я вытворял от восторга.

2 июля.

Уезжаю домой. Весь день переживаю в уме вчерашние события. Будет ли еще когда-нибудь такой вечер?

18 июля.

Вот я и опять в городе. С трудом вырвался из материнских объятий, оставив ей 6 трудодней — мой вклад в развитие сельского хозяйства за две недели каникул.

Хожу по маршруту: завод — общежитие — завод… Чертовская штука безделье. Так устаешь от него! Силюсь вспомнить хоть какое-нибудь событие сегодняшнего дня. Ничего.

Очень плодотворный день.

Да, был в бане. Как я мог упустить сей исторический момент?

19 июля.

Господи! Архинесчастный человек на свете — это я! Вчера никак не мог добиться ответа, где Марина. В общежитии — замок на двери ее комнаты, в проходной ничего не знают о ней. А сегодня буквально за подол ухватил Майю. Захлебываясь от восторга, что первая сообщает мне новости, она тараторила: Марина была делегатом на слете стахановцев, получила грамоту и часы. А позавчера уехала в командировку в Кемерово. Ну, не свинство ли? Хочется плакать, сломать какой-нибудь симпатичный забор (деревянный, разумеется) или поругаться с первым встречным.