Генри Парланд - Вдребезги

• Название: Вдребезги
• Автор: Генри Парланд
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-7516-0594-2

Впервые в России выходит книга Генри Парланда — финского писателя и поэта, писавшего по-шведски. Необычайно одаренный молодой человек, за несколько лет творческой жизни Парланд успел издать сборник стихов, высоко оцененных современниками, написать десятки рассказов, опубликовать статьи и эссе о литературе, кино, театре, балете и, наконец, написать прославивший его роман «Вдребезги».

Герой романа пытается возродить в памяти образ умершей возлюбленной, для чего обращается к ее фотографиям. Процесс воспоминания сравнивается с проявлением фотоснимков. Возвращаясь в прошлое, подробнейшим образом реставрируя облик девушки, деталей и примет времени, герой пытается понять, почему их роман так и остался лишь взаимной привязанностью, основанной на стремлении героя подчинить подругу своей воле и ее равнодушной покорности.

В книгу вошли также стихи Генри Парланда, написанные им по-русски.

---

Случается, вечерами Ами пребывает в дурном настроении, ее лицо на фотографии приобретает недовольное равнодушное выражение, и тогда у меня перо валится из рук, и я не смог бы написать ни слова, если бы не память об этой злосчастной шляпе. Стоит мне (пусть и неохотно, поскольку это прежде всего вызывает во мне беспокойство и подавленность) представить Ами четко и ясно, и я сразу вижу перед собой душную летнюю улицу и большой застывший пятиэтажный дом с мертвыми окнами. Потом в сознании возникают акустические воспоминания: звуки шагов, которые торопливо и мягко отдавались на тротуаре (у него наверняка были резиновые набойки на каблуках) и вдруг затихали на перекрестке. И если я ныне все же задерживаюсь на миг на этом воспоминании и, преодолев чувство страха, которое, стоит мне слишком увлечься, неизменно хватает меня за горло, позволяю прошлому заполнить мои мысли, то в моем сознании образуется некая брешь и я могу беспрепятственно бродить среди событий того лета. Мне достаточно наклониться и поднять с земли тот или иной случай, чтобы почувствовать, как он трепещет в моих руках, а потом, пусть и против воли, послушно ложится на страницу этой книги. Но, как уже говорилось, я делаю это весьма неохотно, поскольку возвращение в прошлое всегда связано с множеством неприятных ассоциаций и мыслей, они мучают меня по ночам, не давая заснуть, и даже во сне не оставляют меня в покое. Тогда я просыпаюсь слишком поздно, и мне приходится одеваться второпях, чтобы поспеть в консульство и завершить дела. Но пока я одеваюсь, во мне бродят неясные воспоминания о снах прошедшей ночи, и забываются они лишь во время работы, которую я в такие дни выполняю с особой тщательностью — словно ради самозащиты.

Пожалуй, эта навязчивая идея завладела мной именно в тот день, когда Ами пришла просить работу. Она сидела вот так, то всхлипывая, то утирая глаза, и украдкой бросала в мою сторону умоляющие взгляды, которых я не замечал, поскольку яд уже проник в меня, а в ее облике было что-то такое, что невероятно ускорило процесс заражения. Как и тем утром, когда мы гостили у Рагнара, я чувствовал явное противодействие с ее стороны, а моя фантазия превратила это противодействие в огромный пугающий фантом. В конце концов я видел лишь Ами и шляпу в ее руке — стены комнаты, пишущие машинки, конторка и все прочее исчезло неизвестно куда, оставив меня один на один с моей навязчивой идеей, жадно подбиравшейся к самому сердцу. Почему она ничего не ответила, когда я спрашивал ее накануне утром по телефону? Ясное дело: чувствовала себя виноватой. Я спросил ее, почему она не отвечает, и если она не поняла, то должна была бы сразу переспросить, что я имел в виду. Она ведь любит разговаривать по телефону часами. Но я застал ее врасплох, разбудив своим звонком, и она просто-напросто повесила трубку, чтобы спокойно обдумать свою ложь. А теперь, теперь она явилась сюда ко мне, разыгрывает невинного ангела — и хочет работать. Черт меня побери, если я позволю так просто меня одурачить! И как натурально она плачет! Уверен, ей даже удалось выжать несколько слезинок. Нет, настала пора поговорить разок начистоту. Какого черта она вертит в руке эту шляпу! Все же это моя, а не его…

Скорее машинально, под влиянием последней мысли, чем с намеренной грубостью я вырвал шляпу у нее из рук и швырнул на книжную полку. Ами вздрогнула и с недоумением и огорчением посмотрела на меня. Она и впрямь выглядела заплаканной, но когда, сначала с непониманием, а потом с явным отвращением, прочла выражение моего лица, то забилась в угол огромного кресла, словно собака, которая предчувствует взбучку, но не может вспомнить, чем провинилась.

— Послушай-ка, Ами, — начал я, — прекрати свои вечные причитания, я ими сыт по горло. Прежде чем мы продолжим разговор о твоей просьбе, будь добра, ответь мне на несколько вопросов. Сиди, где сидишь! — Она было привстала, словно собралась уйти. — Хочешь сигарету?

Ами нерешительно взяла одну, но ее лицо уже успело принять утомленное и упрямое выражение, которое она всегда напускала на себя в подобных ситуациях для защиты. Конечно, я выбрал не самый подходящий момент, чтобы вытянуть из нее признание, но я зашел уже слишком далеко в своей ревности и не мог так просто остановиться.

— Может, будешь столь любезна и объяснишь, чем ты занималась в тот вечер, когда мы вернулись от Рагнара? Я проходил мимо в час ночи, и у тебя в окне горел свет. Кто у тебя был?

Она сделала нетерпеливый жест:

— Но я уже…

— Ты лжешь.

Ами закрыла глаза, и усталые порочные складки пролегли в углах ее рта. Я сразу их узнал, я заметил их в самом начале нашего знакомства, когда Ами еще поддерживала отношения со своими старыми приятелями.

— Так кто же был у тебя?

Ами вскочила со стула, уперла руки в бока и рассмеялась мне в лицо безумным презрительным смехом.

— Мужчина, в такой же серой шляпе, как у тебя, но это единственное, в чем вы похожи. Потому что ты — просто крыса!

Хорошо, что у меня под рукой не оказалось ничего тяжелее, чем письменный прибор, а тот угодил в дверь, которую Ами успела за собой захлопнуть.

9 Мои страхи

Время после ссоры у меня в конторе принадлежит к тем периодам моей жизни, в которые мне труднее всего возвращаться. Я не могу вспомнить отдельные реальные факты той поры, хотя, возможно, ничего особенного или значительного тогда и не случалось. Кажется, будто эти дни укрыла тяжелая серая пелена, где непрерывно проблескивают крошечные светящиеся точки — mouches volantes — и откуда, вспыхивая на долю секунды, всплывают воспоминания и подобно вспышке магния позволяют мне увидеть то, чего никогда не было на самом деле. Чтобы описать этот период моей жизни, который, вероятно, продолжался не дольше недели, но произвел на меня необычайное, почти не поддающееся пониманию воздействие, необходимо поймать эти яркие мгновения, едва они всплывут в памяти, и удерживать их до тех пор, пока они не будут закреплены на бумаге и не станут, таким образом, материализованными и — банальными. Мне всегда казалось, что я совершаю святотатство, когда приступаю к исследованию собственного подсознания и вытягиваю оттуда этих удивительных глубоководных рыб, называемых галлюцинациями, снами и т. п. И вот когда такое чудище после долгого и часто безнадежного ожидания в конце концов попадается на крючок, на который воля нанизала самые аппетитные извивающиеся ассоциации, просто потянуть на себя удочку оказывается не достаточным: в этот момент мозг должен работать четче, чем когда-либо, чтобы немедленно сделать снимок добычи, проявить его и закрепить. Глубоководные рыбы, стоит их извлечь из знакомой среды обитания, превращаются в бесформенные мертвые желеобразные куски, поскольку непривычное давление воздуха на поверхности моря разрывает их. Так и воспоминания разрушаются, едва попадают на дневной свет.

Ловля рыбы на удочку требует большого терпения. Вот и мне частенько приходится ждать часами, не сводя глаз с поверхности моего сознания, время от времени покрывающейся рябью, но поплавок приходит в движение лишь от случайных порывов ветра или покачивается на невесть откуда взявшейся волне. Сидишь и смотришь, как тени и зыбь скользят по воде, порой вдруг покажется: поплавок накренился, и ты долго-долго ждешь — вот сейчас он нырнет и исчезнет. Но обычно это лишь обман зрения. Разве что какая-нибудь крохотная мыслишка вдруг набросится на крючок с ассоциациями, вытянешь леску — наживки и след простыл, а жесткий блеск голого крючка распугал робких глубоководных рыб. Ничто так не раздражает, как эти мелкие мыслишки, — порой они наплывают плотными рядами, так что вода начинает сверкать от трепещущих ударов тонких хвостов. Тогда приходится сматывать удочки и перебираться на новое место, дальше по берегу, и там опять забрасывать крючок, и снова неотрывно следить за покачиванием поплавка. Но и тут подстерегает обман: маленькие рыбешки объедают наживку, а потом подплывают к поверхности, чтобы погреться на солнышке и половить пылинки, лежащие на воде. Ты насаживаешь самую жирную, самую свободную ассоциацию, и она, извиваясь во все стороны, нехотя исчезает в глубине. Тени и рябь скользят по воде. Ты уже устал ждать, немного клюешь носом и начинаешь дремать, а отблески крошечных мыслей все еще отражаются в глазах. Тогда ты забываешь о поплавке, который ветер относит куда-то в сторону, нервное напряжение постепенно отступает, дыхание становится ровным и спокойным. Но вот над сетчаткой глаза проплывает некое новое видение — тень от круга на воде, которая движется к берегу и заставляет вздрогнуть спросонья. Ты непонимающе оглядываешься вокруг и сразу замечаешь, что поплавок исчез из виду, а у берега слышится плеск. Ты тянешь к себе удочку, она изгибается дугой, леска натягивается как скрипичная струна, и наконец всплывает чудище, пролетает, переливаясь всеми цветами радуги, у тебя над головой и шлепается на берег где-то за твоей спиной.