Михаил Панин - Камикадзе

• Название: Камикадзе
• Автор: Михаил Панин
• Жанр: Русская классическая проза

---

А товарищ командир сам бывает на берегу раз в месяц. Мог бы и чаще, с десяток заместителей, но на берегу ему начинает сниться пожар в ангаре авианосца, где горючего - под завязку. Когда такое снится - не до секса. Предпочитает жить на корабле, чтобы в случае чего наблюдать картину лично. Но он хоть моральное удовлетворение имеет: командир большого корабля, трехкомнатная каюта с ванной и санузлом. Цветной телевизор, японская стереосистема, холодильник. В холодильнике что хочешь, напитки со всех концов света: "Джонни Уокер", "Белая лошадь", текила, граппа, "Столичная" высшей очистки. А качественные напитки хотя бы частично скрашивают неустроенность личной жизни. Жена командира плюнула на него, забрала детей и сошлась во Владивостоке с каким-то стоматологом. Стоматологи спят дома.

Ну, а неженатых лейтенантов и прочий корабельный пролетариат отпускают с авианосца вообще редко - зачем им, раз семьи нет. Так и живут годами в своих каютах, едят, спят, жиреют. Несут вахту. А для разрядки поднимают тяжести или бегают кругами по взлетной палубе. Палуба величиной с футбольное поле, но играть в футбол нельзя - мячик падает в море, не напасешься. Был случай: лейтенант, выпускник инженерной академии в Ленинграде, бегал по всему авианосцу голый, кричал: "Мне мало суток на берегу, чтобы войти в половой контакт с незнакомой женщиной! Я не папуас! За сутки я могу только познакомиться и преподнести цветы. В гробу я видел этот авианосец! Лучше бы меня распределили на ракетный катер, они во Владивостоке у набережной стоят!" Хотел прыгнуть в море и плыть к берегу пять километров, он с кем-то там познакомился. Патрули его поймали, посадили на "губу" и в наказание на следующий месяц вообще на берег не пустили.

Но я не просто моряк, я летчик. А жизнь летчиков палубной авиации намного лучше, чем у моряков. Можно сказать, совсем другая жизнь. Потому что полк штурмовиков ЯК-38 с вертикальным взлетом базируется на береговом аэродроме. У летчиков свой поселок - пятиэтажные дома, продуктовые и промтоварный магазины, кафе "Ромашка". И незамужний женский контингент есть. А если есть еще и мотоцикл, сел - и в рыбсовхоз на дискотеку. Там со всего Союза дамы укладывают рыбу в банки. Потанцуешь, переночуешь в общаге, а утром еще и с собой дадут пять-шесть банок сайры натуральной с добавлением масла. Летчиков отпускают даже во Владивосток, три часа на катере, посидеть в ресторане "Океан" - там одних рыбных закусок сортов двадцать.

Во Владивостоке живешь полной жизнью. Живешь в гостинице для моряков, один в комнате, завтракаешь и обедаешь в ресторане, с коньяком. Где ужинаешь, не помнишь. И - с кем... Иногда проснешься, а рядом такая страшила: синяк под глазом, одна нога толще, другая тоньше. С хорошей же девушкой не познакомишься просто так, надо идти в филармонию. А станешь выгонять - пошла вон, зараза! так она еще и морду расцарапает до крови. Потом сделает ручкой "чао" и уйдет. Сунешься в карман, а денег нет, добираешься домой как бич. На каждом шагу патрули, а ты в форме и с разукрашенной физиономией. Иногда и в комендатуру заберут, для выяснения личности, посадят на гауптвахту. Но это частности, а так - жить можно.

И только перед очередным походом самолеты грузят в чрево авианосца, а летчики переселяются с берега в каюты на корабле. И первым делом, распаковав чемоданы, ставят на тумбочку фотографию любимой в рамке, если женат, и без рамки, если познакомились за два-три дня до похода. Прощай, любимый город... А что там любить, если неженатый? Но бывает, и у холостяка защемит сердце, когда громада авианосца медленно стронется с места, поплывут назад пологие сопки и островки в бухте, и такие красивые, когда смотришь с моря, панельные домишки на зеленых склонах сопок - точь-в-точь Сан-Франциско. По корабельной трансляции "Прощание славянки" режет душу. Берега почти не видно, берег далеко. Но ты все равно стоишь на взлетной палубе с товарищами по оружию и стараешься отыскать в толпе провожающих у причалов кого-то в белом платье - в белом, в горошек, в джинсах, неважно. Важно, чтобы у девушки все было на месте и ноги не разные. В случае чего можно и жениться. А то бывает, подадут заявление в загс (перед тем целый день ходили по поселку, она прижимала к груди его фуражку), а потом оказывается, что у нее груди накладные, из поролона. Он ее даже не пощупал за целый день. А груди - это же такое дело, может, отрастут, а может, и нет, - что тогда делать?

Между походами живешь нормально. Но в походе опять начинаются мучения. Плывешь месяц, плывешь два. Можешь еще полгода плыть, а что толку, одна вода. Ночью, для разнообразия, звезды. В порты заходим редко. Слоняемся по "блошиным" рынкам. Женатые суетятся: то жене купить, другое, колечко, джинсы, босоножки. Детям одежку покрасивше. А у тебя перед глазами - одни ноги... В босоножках, без босоножек, босые, черные от пыли, лишь бы теплые. Южная Азия, Африка... В песнях поют больше про глаза: очи черные не дают покоя мне. Чепуха, изящная словесность! Не дают покоя - ноги и то место, откуда они у женщины растут. С этой точки зрения, Джоконда - вещь в себе, не поймешь, что там у нее, а загадочная улыбка еще ни о чем не говорит.

Другое дело - американский летчик. Когда его "Энтерпрайз" приходит в порт на Сицилии, его не ведут на базар покупать штаны и зажигалку. Он сходит на берег, а его там уже ждет прибывший на "Боинге" из отечества публичный дом или что-то в этом роде - мюзик-холл, женский ансамбль музыкальных инструментов, неважно, как называется. Сто негритянок, вьетнамок, китаянок. Больше того, американского летчика в Италии может ждать собственная жена, доставленная на встречу с мужем, как и бордель, на средства министерства обороны. Снимают номер в гостинице, с видом на море. Живут неделю, месяц. Авианосец стоит себе на рейде. И боеготовность не страдает. А наши день и ночь дежурят на корабле, даже когда стоят под окнами своего дома. Вот-вот на них янки нападут. Но если и нападут: тут дежурь не дежурь, одна ракета или две - и от этой плавучей тюрьмы только круги на воде останутся. Из экипажа уцелеют как раз те, кто ночью дома спал, а не резался в домино на авианосце. Эти плавучие мишени пустить на металлолом - толку больше будет. А мы ходим, под постоянным прицелом, по азиатским-африканским задворкам социализма, демонстрируем мощь.

Иногда думаешь, думаешь... И хочется сказать что-нибудь такое, чего еще никто не говорил. Но потом думаешь - а зачем? Я не честолюбив. Мое дело телячье, я только капитан. А мог бы уже год быть майором. Не дают майора. Но когда-нибудь этот момент настанет. А пока и капитан морской авиации - звучит гордо. Ходишь в ботинках, в штанах навыпуск, а не в сапогах-портянках. Видишь дальние страны - пальмы, негров. Несколько раз видел слонов. А обезьян сколько угодно, по улицам бегают. Много видишь... В портах выдают валюту. Это самое интересное в заграничном походе, всегда напряженно ждешь, сколько дадут. А потом ходишь по базару и за карман держишься. Раз в бордель нельзя, купишь себе и своей девушке что-нибудь, себе - очередные джинсы, майку с картинкой, девушке - тоже джинсы, если девушка не разового пользования и написала на бумажке все свои размеры: объем бедер, бюста, размер обуви. На обувь валюты не хватает. Но если девушка хорошая, можно продать неграм командирские часы со светящимся циферблатом, кожаный ремень или фотоаппарат. С валютой в стране плохо.

Но вернулся из похода, а девушка уже вышла замуж. Что делать с подарками? Срочно ищешь другую девушку, подходящих размеров. Находишь, договариваешься о встрече, бежишь в продуктовый за шампанским и коньяком.

И тут оказывается, что, пока ты плавал, как дурень, непонятно куда и зачем, летал над Индийским и Тихим океаном, рисковал шкурой, какой-то дурак взял и ввел в стране сухой закон. Все только по талонам! А откуда у меня талон, если я только что вернулся из похода? Нонсенс. Но ориентируешься быстро. Покупаю два талона с рук. Становлюсь в очередь - человек двести, военных и штатских.

Сначала очередь двигается быстро, милиционер смотрит за порядком. Потом милиционера начинают бить, кого-то без очереди пустил. Бьют штатские, с молчаливого одобрения военных. Торговля на время сворачивается. Девушка там ждет, весь на нервах. Стоишь и думаешь: ... твою мать! Зачем летать, плавать, сексуально голодать? Рисковать жизнью? Американскому летчику палубной авиации за сто взлетов и посадок присваивают звание "центурион" - высший класс, дают специальный нагрудный знак, чтобы все видели и уважали. А у меня взлетов и посадок на палубу в два раза больше! Причем мы взлетаем и садимся даже в Заполярье, где американцам запрещено взлетать, скользко. И вот я стою, переживаю: хватит или не хватит водки? Какое там шампанское, какой коньяк... Дождется девушка или плюнет и уйдет? Главное, конечно, девушка. Спиртное и конфеты так, необходимый этикет, как у некоторых - цветы. Но прийти с цветами, а не с водкой, слишком ответственно, может не так понять. А зачем мне это нужно. Очередь наконец трогается, пошла. Но всего полчаса до закрытия осталось. Рванулся без очереди - граждане, мне надо! Я из похода пришел, меня ждут, войдите в положение! Я летчик, я катапультировался над Индийским океаном! "Пошел ты!.." - сзади схватили за шиворот, какая-то баба с синей мордой. Китель треснул. А дать бабе по морде нельзя - защитник Отечества. Вылез из очереди, уже не до любви. Дрожу от возбуждения. Думаю: да зашибись ты, весь военно-морской флот, надводный и подводный, политуправление флота и все министерство обороны с такой организацией жизни и быта военнослужащих! Вот что теперь делать?