Эндрю Крами - Пфитц

• Название: Пфитц
• Автор: Эндрю Крами
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-89091-220-8

Эндрю Крами (р. 1961) — современный шотландский писатель, физик по образованию, автор четырех романов, удостоенный национальной премии за лучший дебют в 1994 году. Роман «Пфитц» (1995) — вероятно, самое экстравагантное произведение писателя, — приглашает Вас в XVIII век, в маленькое немецкое княжество, правитель которого сосредоточил все свои средства и усилия подданных на создании воображаемого города — Ррайннштадта. Пфитц — двоюродный брат поручика Киже — возникнув из ошибки на бумаге, начинает вполне самостоятельное существование…

---

И все же годы спустя он возьмется за то, что станет величайшим изо всех его творений. Князю шел уже шестой десяток, он имел полное право гордиться своими успехами и мог быть уверен, что потомки не забудут его имя. Но все это не приносило удовлетворения. Рана, нанесенная неудачей со Шпеллензее, все еще саднила, а ведь были прежде и Помония, и Герцхен, и превыше всего — Маргаретенбург, его первая и (при всех очевидных огрехах) лучшая работа, лучшая, потому что она шла от сердца. А потом — князь видел это с ужасающей ясностью — его творческий путь пошел под уклон, постепенно превратился в пустое разбазаривание таланта, дарованного ему судьбой. Он создавал работы, получавшие признание, но не имевшие непреходящего значения.

Князь надолго погрузился в черную меланхолию. Он забросил государственные дела и семью, предпочитая им общение с чертежами и рисунками своего первого города, извлеченными по его приказанию из мавзолея.

После долгих недель исследований и одиноких раздумий князь нашел наконец предмет, достойный его усилий, — свершение, которое не только оправдает все его прежние труды, но и блистательно их увенчает. Маргаретенбург прямо выводил его на верный путь, но тогда, в прошлом, он сознательно закрыл глаза на эти указания, погнался за суетным, преходящим и ничтожным. Он растратил лучшие годы своей жизни на города наслаждений, пустопорожних празднеств и легковесных развлечений. Теперь он возьмется за проект, не уступающий Маргаретенбургу в благородстве высокой цели, но на этот раз никто его не остановит, ничто не заставит его поступиться своими идеалами, — завершить поставленную задачу невозможно по самой ее природе, но он будет работать над ней сколько продлится его жизнь и позволит здоровье.

Он спроектирует город-энциклопедию, город, объемлющий всю совокупность человеческих познаний на их современном уровне. В его центре не будет ни королевских дворцов, ни садов наслаждения, ни увеселительных заведений. Вместо всего этого там будут выситься Музей и Библиотека, превосходящие все, что существовало или хотя бы мыслилось ранее. Одного уже этого достаточно, чтобы занять его до скончания жизни, но там, в великом городе его воображения, будет и много другого.

Для начала князь собрал совершенно новую команду проектировщиков, архитекторов, картографов и граверов. Он отдавал преимущество людям молодым и восприимчивым, людям, не дрожащим за свою репутацию, а потому готовых двигаться к цели, как бы ни пролегла ведущая к ней дорога, куда бы она их ни привела. Ни одна идея не будет отвергнута как дикая и смехотворная, все будет подвергаться равно тщательному исследованию и обсуждению. И этот город, в отличие ото всех прочих, будет спланирован до последней, мельчайшей детали, ничто не останется незавершенным. Предстояли колоссальные расходы, но и это было принято во внимание. Само Государство — всеми своими средствами и всей рабочей силой — сосредоточится на том единственном труде, который обеспечит каждому из его граждан вечную память благодарных потомков. Их убогий, будничный город (маленький, несовершенный и незначительный) пожрет самого себя, дабы породить другой — идеальный топографически, гармоничный социально и, если оставаться в пределах хранящихся в нем знаний, принципиально не способный к расширению.

Было продано все, на что нашелся покупатель. Двор был распущен, все придворные были приставлены к проектированию. Вне рамок проекта остались лишь те из подданных, чьи занятия были абсолютно необходимы для поддержания благоденствия, а значит, и для выполнения княжеского плана. Был объявлен конкурс на название города; его выиграл некий профессор филологии, предложивший (по причинам, занимающим большую часть первого тома Вводных Замечаний к Городу) поименовать его Ррайннштадт.

Прокладка улиц и проектирование зданий были лишь малой, простейшей частью грандиозного предприятия. Нужно было спланировать и изобразить не только внешний вид каждого строения, большого и малого, но и их внутренний вид, их обстановку и, что самое важное, всех их обитателей — предстояло сочинить их биографии, их письма, записки и мемуары (взаимосогласованные и снабженные системой перекрестных ссылок, для чего требовалось неослабное внимание и масса кропотливейшего труда). Требовалось написать картины для размещения в галереях и музыкальные пиесы для исполнения в концертных залах (не пустышки, как то было в случае Шпеллензее, но творения глубокие и прекрасные), а также анализ и комментарии как к этим работам, так и к биографиям их авторов. Отделу, вычислявшему погоду в Ррайннштадте — характер облачности, периоды холодные и теплые, ясные и дождливые, — предстояло совершить настоящий переворот в метеорологии. Но важнее всего было планирование Музея и Библиотеки, а также их не известного еще человеку содержимого.

Этот наиглавнейший элемент предприятия был с самого начала окутан завесой секретности и — как следствие — домыслами. Даже те, кто работал в Музейном отделе, знали о тех его разделах, с которыми не были непосредственно связаны, не больше любого постороннего. Живо обсуждался вопрос, способен ли сам князь досконально проследить за ростом своего детища.

С другой стороны, внешний вид Музея был всем и хорошо известен — великолепное здание с окнами на просторную площадь. Его внутренняя организация также была известна любому, кто взял на себя труд изучить общедоступные планы — множество чертежей, где указывалось размещение стеллажей, шкафов и застекленных стендов. Одно крыло Музея отводилось миру природному, другое — гуманитарному. Аналогичным образом делилось и каждое из крыльев: природный мир распадался на животный и растительный, животный — на летающий, плавающий и пресмыкающийся, пресмыкающийся — на имеющий ноги и безногий, и так далее по непрерывно ветвящейся классификационной иерархии. Таким образом, каждое существо обретало свое логическое место в стеклянном ящике, установленном в соответствующем отделе (законно было предположить, что там будет много пустых ящиков, ждущих открытия существа, попадающего в тот или иной классификационный разряд — четвероногой птицы, если брать простейший из примеров, или пернатой рыбы). Мир гуманитарный был разбит в соответствии с исходной классификацией, основанной на пяти чувствах и трех способностях (память, рассудок и воображение), так что картины, к примеру, должны были размещаться на скрещении двух прекрасных лестниц, одна из которых вела в Фойе Зрения, другая же — в Зал Воображения (по коридору, проходящему через Отдел Ремесел, расположенный прямо над Холлом Осязания). В свою очередь путь к Истории пролегал через сводчатую Галерею Памяти, великолепный (сплошь мрамор и бронза) интерьер которой был запечатлен в серии превосходных гравюр. Взаимосвязанность и взаимозависимость человеческих познаний и достижений как в зеркале отражались в сложности внутренней архитектуры Музея, схожего и сравнивавшегося с губкой, кристаллом и живым, испещренным прожилками листом. Сеть переходов и коридоров непрерывно разрасталась, что вело к бессчетным переделкам чертежей и рисунков, происходившим по мере того, как из Музейного отдела поступали таинственные указания проложить, к примеру, прямой путь из Зальца Забытых искусств в Палату Религии или от Мезонина Честолюбия к Алькову Сметливости. Что означают или предполагают все эти переходы, знал лишь тот, кто был причастен к глубочайшим тайнам воображаемых смотрителей Музея, остальным же оставалось строить догадки.

Что же касается Библиотеки (соединенной со своим соседом системой переходов, сложность которой превышала все возможности символического представления), здесь скрывались тайны едва ли не бóльшие. Была использована та же классификационная система, что и в Музее, — два этих здания зеркально повторяли друг друга (красота этой симметрии особенно заметна на гравюрах, изображающих их фасады). Каждому объекту в Музее соответствовала (по слухам) книга (или несколько книг) в Библиотеке. Но там было и множество книг, не связанных ни с одним из экспонатов (к примеру — естественная история единорогов или геометрия круглых квадратов). Тот факт, что книг подобного рода насчитывалось значительно больше, чем тех, в которых каталогизировались экспонаты Музея, означал, что общая площадь Библиотеки в точности совпадала — несмотря на плотность расстановки стеллажей — с площадью соседа (это же, в свою очередь, обеспечивало сохранение симметрии[1], коя была сочтена столь желательной членами первоначальной бригады архитекторов).

В итоге получалось (получалось бы) идеально уравновешенное здание, где нашло бы себе место все, что смог когда-либо придумать или понять мозг человека. Симметричный комплекс из двух половин, связанных коридорами и переходами, дающими возможность перемещать знания и переклассифицировать, анализировать и синтезировать, не покидая его богато изукрашенного чрева. Создавался некий мозг из мрамора, дерева и стекла, чей мыслительный процесс должен был осуществляться не течением живых гуморов[2], но бесконечными странствиями его смотрителей, служителей и посетителей. Так что Ррайннштадту предстояло стать не только лишь городом-энциклопедией, но и городом-организмом; его центральная, мозгоподобная структура соединялась сетью прекрасных дорог со сторожевыми башнями на городских стенах и с обсерваторией, устроенной на одном из окрестных холмов. Более того, этот организм будет наделен самосознанием — ибо разве не будут все эти карты и чертежи, эти гравюры и биографии храниться в одном из отделов Библиотеки? Разве не будет Музей содержать самого себя как важнейший из своих экспонатов?