Марина Дяченко - Парусная птица. Сборник повестей, рассказов и сказок

• Название: Парусная птица. Сборник повестей, рассказов и сказок
• Автор: Марина Дяченко
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27031-6

Эксперимент в зоопарке заканчивается внезапной эволюцией его обитателей - вам нравятся разумные крокодилы? Высокоразвитый социум овец тщетно борется с трагической реальностью: «И волки сыты...» Телеведущая распадается на две отдельные, плохо совместимые личности, и обе влюблены в знаменитого боксера. Ждет гостей Земля Веснаров; процветает бизнес торговли русалками...

Повести и рассказы Марины и Сергея Дяченко, составившие этот сборник, - итог работы настоящих мастеров художественного слова.

Содержание:

Парусная птица (повесть), 5-62

Осот (повесть), стр. 63-148

Соль (повесть), стр. 149-202

Зоопарк (повесть), стр. 203-258

Волчья сыть (повесть), стр. 259-320

Две (повесть), стр. 321-392

Тина-Делла (повесть), стр. 393-424

Феникс (рассказ), стр. 425-440

Сказки для Стаски, стр. 441-474

---

Я был уверен, что сейчас пойму что–то очень важное, но с этот момент снова вошла Горчица. Поставила перед Аррфом тарелку с горячим мясом, а передо мной – миску густого бобового супа. Подала Аррфу вилку с ножом, а мне – круглую деревянную ложку.

Ложка встала посреди суповой жижи, не торопясь падать. Вот это варево, может, и вправду надо было с самого начала останавливаться в «Фатинмере»…

– Мальчишка–то, Реф, сам не свой, – негромко сказала мне Горчица, игнорируя мага.

– Напугался, понятно, – я коснулся губами края ложки, но суп был еще очень горячий. Обжигающий.

– Горюет он, – в голосе Горчицы скользнул упрек. – Отца убили. Брат пропал невесть где.

– Брат отыщется, – сказал я без особой уверенности.

– Ты бы поспал, веснар, – проговорила Горчица, по обыкновению чуть помолчав.

Я покосился на мага. Тот ответил мне кислой ухмылкой.

– Вы бы поспали оба, – сказала Горчица. – Я отведу для вас комнаты и прослежу, чтобы никто не беспокоил.

– Спасибо, но мы не будем спать, – ответил Аррф. – Я не хочу во сне умереть от дряхлости.

Пришла моя очередь ухмыляться. Горчица, не дожидаясь приглашения, села рядом на ступенчатую деревянную скамью.

– Значит, это ты Осот? – спросила, глядя мне в глаза. – Тот самый… младший Осот? Последний?

– Да.

– Вот оно как, – она отвела взгляд. – Говорили, что тебя застрелили. То говорили, что ты жив… Много лет тобой йолльцы друг друга пугали, – она улыбнулась.

– А ты сама? – я чувствовал неловкость. – Я тебя… помню?

– Нет, – она равнодушно покачала головой. – Я не из ваших мест, я с Побережья. Родители у меня померли от красной чумы, вот и моталась по свету… Пока не осела, – добавила она со странным выражением.

Я хотел упрекнуть ее бароном, но не смог.

– Об Осотах слышала, и немало, – Горчица продолжала рассказывать, будто ее кто–то об этом просил. – Старуха, правда, из дома почти не показывалась. Военный комендант, тот, что в Холмах тогда правил, семь раз велел своим людям дом Осотов спалить вместе со старухой.

Я содрогнулся.

– И что?

– Семь раз ему докладывали, что дом спалили и пепел развеяли. В те времена горела половина Холмов… Дым стоял до неба… Бывало, что и сосед соседа поджигал, да на йолльцев списывал.

– А дом Осотов? – спросил я, подавляя дрожь.

Горчица прикрыла глаза:

– Где же найдется такой сумасшедший… Дом веснаров в пяти поколениях… Каждое бревнышко хозяина помнит… Не горит он, сколько не поджигай. А вот кто такой дом пальцем тронет – стареть начнет и через год помрет от дряхлости.

– Сказки все это, – вырвалось у меня. Горчица выдержала свою обычную крохотную паузу.

– Может, и сказки… Только в те времена не было слова страшнее, чем «веснар». Для йолльцев. Да и наши… сам ведь знаешь, Осот, завидовали вам, завидовали до белых костяшек, – она сжала загорелый кулак, будто подтверждая свои слова проступившей сквозь кожу белизной мослов. – Кто в поселке самый богатый? Веснар. К кому на поклон с подарком идти? К веснару… А йолльцы давали хорошие деньги. Трудно удержаться, понимаешь.

Она говорила, чуть улыбаясь, посверкивая глазами, и от этого ее слова исполнялись еще большей жутью. Маг сидел над своей тарелкой, сгорбившись. Глаза его запали, подбородок и щеки покрылись серой неопрятной щетиной. Я знал, что выгляжу не лучше.

– А бывало такое, чтобы веснар предавал веснара? – спросил я хрипло. Перед глазами у меня стояло бледное лицо Усача.

– Вряд ли, – Горчица покачала головой. – Помилования вашему брату никто не обещал, вот хоть у его милости мага спроси.

– Он сказал «беги», – пробормотал я, – а сам остался на месте… Он привел нас на гребень Песчанки, выставил, как мишени… А сам остался лежать…

– Кто?

– Усач. Ты знала такого человека?

Она покачала головой:

– Если ты о веснаре, то те из них, кто выжил, имена сменили и подальше от дома перебрались. От тех мест, где их знали. Опять же, двадцать с лишним лет прошло, парнишка превратился в мужика, жизнью его покорячило… Так, бывает, люди меняются, что мать родная не узнает.

– Только зачем ему меня убивать? – спросил я растерянно.

– А ты, может, узнал бы, – заговорил маг, наконец–то оторвавшись от созерцания тарелки с мясом. – Ты, может, помнишь его, этого Усача. Или он боится, что ты его помнишь.

Я напряг память: кого я видел, вернувшись в Холмы? Кто видел меня? Смотритель в будке на станции. Хозяин и хозяйка безымянной гостиницы с йолльской лицензией на гвозде. Продавец пива… Сборщик налогов – муж черноволосой Розы…

Хозяин гостиницы.

«Беги, Осот! Спасайся!»

– Значит, Крикун присылал слугу – узнать, что с его постояльцем? – я обернулся к Горчице.

Она подняла белесые брови:

– Ты на Крикуна подумал? Он, вроде бы, не местный. Семь лет назад приехал, гостиницу открыл, мне еще грозился, что разорит, мол. Разори–ил, – она ухмыльнулась. – Какие–то приметы были у твоего Усача?

Я задумался. Не над приметами Усача. Над тем, как близко я могу подводить йолльского мага – к тайному веснару. Не сказал ли я слишком много. Не проговорилась ли Горчица.

Мне вспомнилось лицо умирающего деда – с огромными удивленными глазами. «А йолльцы давали хорошие деньги. Трудно удержаться, понимаешь»…

Но Усач?!

Горчица смотрела на меня – ждала ответа. Брови ее сошлись, пролагая две глубокие морщины на переносице. Я подумал, что она старше, чем мне с самого начала показалось.

* * *

Перед маленькой безымянной гостиницей топтались лошади. Высился над плетнями одинокий всадник – офорл. Я почувствовал, как напрягся Аррф.

– Привет, соотечественник! – крикнул всадник по–йолльски. Нас с Горчицей он будто бы не заметил.

– Привет, соотечественник, – отозвался Аррф хрипловато. – Что, собственно…

– Медицинская служба, плановый рейд! Есть замечания, пожелания от наместника?

– Никаких, – ответил Аррф после паузы. – Доброй работы.

Из гостиницы вышли двое в черных плащах, каждый с медицинским чемоданчиком.

– Привиты? – спросил тот, что повыше, глядя мимо меня. Я закатал рукав, показывая давний круглый рубец. Рядом, иронично хмыкнув, поддернула рукав Горчица. Двое в черных плащах равнодушно скользнули взглядом по нашим отметинам.

– Было время, – Горчица говорила, по обыкновению, улыбаясь. – Взяли как–то меня, бродяжку, доблестные йолльские солдаты… Думала, убьют.

* * *

Девушка пролежала в канаве весь вечер, а в темноте попыталась вырваться из окружения. Долго ползла, задержав дыхание, прислушиваясь. Погружалась с головой в затхлую воду, пережидая шаги и голоса йолльских охранников. Она не понимала их язык: казалось, йолльцы разговаривают волшебными заклинаниями, лишенными смысла, но полными угрозы. Казалось, над головой у нее ходят огромные жуткие птицы, позвякивающие железными перьями.

Она выждала момент, вскочила и побежала. Была опасность, что ее достанут стрелой, но полночь была безлунная, темная. Девушка рассчитывала, что стрелок, умеющий посылать смертоносное острие в полет – на огромное расстояние – промахнется на этот раз и позволит ей уйти.

В нее не стали стрелять. Ее догнали, скрутили руки за спиной и повели в поселок, где на заре поднялся крик, вой и плач.

Оцепление не выпускало никого. Щелкая кнутами, оскаленные солдаты выгоняли людей из домов – на площадь. Там, под навесом, стоял длинный стол, и трое людей в черном молча перебирали инструменты в железном ящике. Какой–то человек, йоллец, пытался что–то объяснять на языке Цветущей, кричал, пытаясь перекрыть гвалт, и так коверкал слова, что понять его было невозможно. В конце концов он охрип, махнул рукой и отошел в сторону.

Стремясь удержать толпу в повиновении, солдаты хлестали кнутами направо и налево. Кричали, ругались, но слов их все равно не понимал никто. Девушка, знавшая несколько слов по–йолльски, разбирала только «стоять», «растения», «ни с места»; прочие жители поселка, располагавшегося далеко от моря, с роду не говорили на языке чужаков и ничего не могли понять. Нарастал ужас: люди не знали, что с ними будут делать.

Потом взошло солнце, и началась экзекуция. Солдаты выхватывали из толпы человека – мужчину, женщину или ребенка – и волокли к столу, и там один из черных йолльцев всаживал иголку жертве в руку повыше локтя. После этого солдаты вдруг теряли к жертве интерес – наоборот, гнали с площади прочь, и многие, обезумев от испуга, не возвращались домой, а удирали подальше – в поля…

Когда девушку поволокли к столу, она вырывалась что есть силы и, извернувшись, укусила солдата. За это ее наотмашь хлестанули кнутом, а потом, повалив на стол, все–таки всадили в плечо иголку. Боль была слабее, чем страх. Солдат, которого она укусила, бранился, обливаясь кровью, и еще раз ударил ее кнутом – напоследок…