Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса II

• Название: Сказки старого Вильнюса II
• Автор: Макс Фрай
• Жанр: Городское фэнтези
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-367-02470-8, 978-5-4357-0091-6

В центре Вильнюса ровно сто восемь улиц. И если ходить по ним достаточно долго, то есть почти каждый день на протяжении нескольких лет, на некоторых улицах можно стать свидетелем удивительных историй. А на некоторых — даже их участником.

В подобных случаях, я знаю, обычно говорят — дескать, такие истории могли, конечно же, произойти где угодно. Но мы этого утверждать не станем — зачем же людей обманывать? Нет уж, эти истории могли случиться только у нас в Вильнюсе. И только гуляя по улицам здешнего Старого города, можно было их сперва услышать, а потом записать.

Эта книга — второй том большого цикла. В нее вошла двадцать одна история. Представляете, как много у нас впереди?

---

Личинка антихриста тем временем начинает беспокойно ерзать на стуле и как-то подозрительно на меня коситься. Неужели заметил, что я их подслушиваю? Странно, обычно мне удается сохранять более-менее невозмутимый вид. А сейчас еще и телефон держу в руке, со стороны должно казаться, будто я что-то сосредоточенно там читаю. Очень удобная штука эти телефоны, а все-таки обычная газета гораздо лучше: развернув ее, можно укутаться практически с ног до головы, не опасаясь, что ваше лицо станет в какой-то момент слишком уж заинтересованным.

И кстати, если уж на то пошло, я вообще никого не подслушиваю. А просто сижу в летнем кафе на Одминю, не спеша пью кофе и заодно слышу доносящиеся до меня голоса. Не затыкать же демонстративно уши, ну в самом деле.

Мальчишка что-то неразборчиво шепчет на ухо брату, тот хмурится и громко спрашивает:

— Мелкий, ты что? Зачем?!

— Иногда должно случаться и такое, — отвечает тот. — С тем, кому повезет, в городе, которому посчастливится. Это же как лотерея. Не обязательная, но возможная для всех, в любой момент, в каком угодно месте. Родиться — все равно что купить билет. А дальше — как получится.

Боюсь, к этому моменту от моего якобы невозмутимого вида уже и следа не осталось. Ну да что тут поделаешь.

* * *

Если в этот двор случайно забредут влюбленные и один из них скажет: «Я тебя люблю», второй ничего не услышит. Невелика беда, прочтет по губам, увидит в глазах, поймет, расшифровав ритм сердечных ударов. Зато когда много дней спустя во двор зайдет одинокий человек, он, если остановится там хоть на миг, непременно услышит: «Я тебя люблю». И улыбнется неведомо кому, и уйдет — спасенный.

Из книги Мартинаса Радкевичюса «Неполный каталог незапертых дворов» * * *

Рыжий мальчишка залезает на стул, а потом и на стол — с ногами. Поднимает руки, и я вдруг понимаю, что он не просто так сжимает кулачки, а держится за конец толстого каната, свисающего… А откуда, собственно говоря?

Ну, в общем, откуда-то свисающего. Не с неба же, в самом деле.

И мальчишка начинает по этому канату карабкаться. Только не спрашивайте меня, куда именно. Я и сам себя об этом спрашивать поостерегусь. Просто по канату. Вверх, точка.

Люди за соседними столиками не обращают на его выходку никакого внимания, только братец укоризненно качает головой да я сижу с распахнутым ртом, как последний дурак. Или как первый. Смотря с какого конца нас, дураков, считать.

Одолев несколько метров бесконечного пути к небу, мальчишка останавливается и заговорщически мне подмигивает. И зачем-то показывает язык. И громко говорит:

— Изнанка — это просто та часть правды, которая не на виду. А наизнанку — это значит, что все секреты вдруг оказываются снаружи. Чего тут непонятного, Мартинас?

И лезет дальше. Я смотрю, а он все лезет и лезет, а я все смотрю и смотрю, пока не понимаю, что больше ничего не вижу, потому что из глаз текут слезы — с чего бы, интересно?

Похоже, я просто слишком долго смотрел в небо, напрочь забыв о необходимости иногда моргать.

Проморгавшись всласть и утерев слезы салфеткой, я, конечно, обнаруживаю, что ничего нет. Ни противного рыжего мальчишки, ни дурацкой веревки, ни, кстати, его брата-сказочника. Этот-то, интересно, куда делся? Просто встал и ушел? По всему выходит, что так.

«Чего только не примерещится от жары и скуки», — почти сердито думаю я. И тут же обрываю себя: «Цыц, дурак! Почему это сразу — „примерещилось“? Есть другой прекрасный глагол: „произошло“. Чего только не происходит время от времени, да? По-моему, так гораздо лучше».

В кои-то веки у меня есть возможность выбирать.

«Для галлюцинации, — думаю я, — это как-то чересчур глупо. Зато для события, случайного эпизода, крошечного фрагмента жизни — в самый раз. Чего только порой не случается, ну правда».

«И кстати, — думаю я, — это можно проверить. Согласно моей галлюцинации, сто сорок девять незапертых дворов в центре города вывернуты наизнанку. Секретами, стало быть, наружу — что бы это ни означало. Целых сто сорок девять, эй! Если задаться целью найти хотя бы один, вряд ли это окажется так уж сложно. Ну, или дня через три станет окончательно ясно, что никаких мальчишек не было и несли они при этом полную чепуху. Что вполне простительно: поди расскажи что-то толковое, когда ты — просто чужая галлюцинация».

«Стоп, — говорю себе я. — Ничего подобного мне ясно не станет. Ни через три дня, ни через неделю, ни через год. Никогда. Если уж в кои-то веки у меня есть возможность выбирать, я выбираю, что мальчишки — были. И дворы найдутся. Возможно, не все сто сорок девять, но кое-что найдется, а дальше — как получится. На что спорим?»

На весь мир и новые коньки, как обычно.

* * *

В дальнем конце этого двора стоит стопка узких высоких зеркал, целых, но так потемневших и искривившихся от непогоды, что иной любопытный прохожий, заглянув в одно из них, чего доброго, не узнает свое отражение. И, кстати, будет совершенно прав: оно и есть чужое. И, строго говоря, вообще не отражение, а отдельное самостоятельное существо, одно из обитателей зазеркального пространства, всерьез говорить и даже думать о котором у людей не принято; это табу изредка нарушают лишь дети, безумцы и математики.

Бояться в любом случае не надо. Подсматривающие за нами с той стороны вовсе не враждебны человеку, они, как говорится, не «злы», впрочем, и не «добры» в общепринятом значении этого слова, просто любопытны. Однако следует знать, что взгляд зазеркальных соглядатаев целителен, и всякий, кому посчастливилось быть замеченным, станет тем прекрасным существом, которое увидели их беспристрастные, привычные к чудесам глаза, — самим собой.

Из книги Мартинаса Радкевичюса «Неполный каталог незапертых дворов»

Улица Палангос Palangos g. Например, позавчера

Жилье искал недолго.

Строго говоря, вообще не искал. Взял первую же квартиру из предложенного списка — красивый старый дом горчично-желтого цвета в самом центре города, все положенные удобства, кухня и стиральная машина на месте, белые стены, большие окна, хозяева постоянно живут за границей, оплата через банк. Чего еще желать.

К тому же сдавали квартиру дешево, даже по местным меркам. Красивая девушка-риелтор сказала, здесь очень давно никто не жил.

— Сперва была долгая-долгая тяжба за наследство, — объясняла она, пока ехали в какое-то специальное отделение банка, работающее по субботам, — а потом новые владельцы несколько лет не могли найти жильцов. Хорошая квартира, вы сами только что видели. Не роскошная, но в своей ценовой категории, безусловно, одна из лучших. А клиенты сразу разворачивались и уходили, даже толком не посмотрев. Не нравится, и точка. Почему — бог весть… Что? Над хозяевами тяготело страшное проклятие лишенной наследства родни? Хорошая версия. Но скорее всего, им просто не везло.

Горько ухмыльнулся про себя: «А уж со мной-то как повезло беднягам — подумать страшно. Как ни крути, а свинью я им подложу изрядную».

Но благоразумно промолчал.

В банке перевел на хозяйский счет аванс за два месяца, получил от прекрасной посредницы свой экземпляр договора и связку ключей, забрал вещи из гостиницы, назвал таксисту свой новый адрес: «Улица Палангос», приехал, поднялся на последний этаж, заперся, перевел дух — все, дело сделано. Чур я в домике.

«В домике» — это означает, что можно отключить телефон, запереться на все три замка, задвинуть щеколду и никому никогда не открывать, даже проверяющим из газовой конторы и улыбчивым распространителям рекламы. Всех к черту.

Это означает, что можно остаться в полном одиночестве.

Один на один с собой.

Затем и уехал, никому не сказавшись. То есть, конечно, предупредил тех немногих условно близких, которые могли бы забить тревогу, но даже им ничего толком не объяснил. Выслушал десяток почти одинаковых восклицаний: «Это безумие!» — и великое множество разумных аргументов против. Всех выслушал, со всеми вежливо согласился, а потом собрал чемодан и уехал. В город, где никогда прежде не бывал и не мечтал побывать, о котором и знал-то сугубо теоретически — есть такой населенный пункт, столица страны Литвы, сравнительно недалеко, виза не нужна — это все. Ну и слависту там, как выяснилось, раздолье, почти все местное население говорит по-русски и по-польски, объясняйся — не хочу, было бы желание. Но это случайное совпадение, на выбор нового места жительства оно не повлияло.

Никакого выбора, собственно, и не делал. Просто ткнул пальцем в карту Европы — безответственно, наугад. Попал не то чтобы прямо в Вильнюс, но он оказался ближайшим к месту соприкосновения ногтя с бумагой большим городом. Селиться в деревне в любом случае не хотел, значит, и думать нечего, Вильнюс так Вильнюс. Да какая разница.