Александр Золотько - 1942: Реквием по заградотряду

• Название: 1942: Реквием по заградотряду
• Автор: Александр Золотько
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-60531-6

Прошел год, как харьковский студент Всеволод Залесский попал из январского вечера 2011 года в горячий июль 1941-го. Всеволод постепенно освоился с фронтовой жизнью, привык к тяготам армейского быта, научился не кланяться пулям. Война между тем шла своим чередом. Приближается Сталинградская битва. И как бы плохо ни знал Всеволод историю Великой Отечественной, об этой кровавой мясорубке он кое-что слышал. И ему вовсе не улыбалось оказаться в ней. Тем не менее, когда Всеволоду выпал шанс опять вернуться в XXI век, продолжить учебу, жить как все его сверстники, он решительно отказался. Уж не захотелось ли ему стать героем? Война покажет…

---

Севка умер и Костя умер.

Дал бы в рожу своим мальчикам этот младший сержант с генеральскими лампасами? Наверное, дал бы. Очень уж он всю ночь пытался доказать красным командирам, что не бандит какой, а воин. Службу знает, сука недобитая.

Ему Севка вчера вечером так и сказал – сука недобитая. Это когда он попытался орден с Севки снять.

Вот решил, значит, что орден Красной Звезды у лейтенанта лишний. Повезло ему еще, что не сам полез, а молодому приказал. Вот этому, что сейчас целится Севке в лицо. Грыше.

В хате было сумрачно, горела одна керосиновая лампа, да и то еле-еле.

– Сними с комиссарика орден, – расслабленно повелел младший сержант, или как там по казачьему званию. – Грыша, оглох, что ли?

Грыша встал с лавки, потянулся лениво и пошел к комиссарику за орденом. Спокойно пошел, с усмешкой. А чего тут бояться? Комиссарик связан, и приятель его, второй комиссарик, только без ордена, связан. Грыша с вечера даже успел пару раз врезать и тому, и другому, ничего так приложил, со знанием дела.

Походочка у Грыши образовалась вальяжная, движения плавные, скользящие и ухмылка на конопатой роже – самая мерзкая. Получает, тварь, удовольствие от эмоциональной составляющей эпизода. Ручку протянул к ордену медленно, пальчики растопырил…

Руки у Севки были связаны, это правда, а вот ноги… Нет, на них не было сапог, и бить ногой высоко было не слишком удобно, но ведь и у Грыши коленную чашечку никто не отменял. А она, чашечка, даже у таких героев, как рыжий Грыша, имеет поганую привычку съезжать в сторону, если ударить, к примеру, ногой, пусть даже и босой.

Грыша завыл от боли, неожиданности и обиды, согнулся вдвое, чтобы пострадавшую чашечку приголубить, и подставился под следующий удар. Не сильный, но болезненный. Бил бы Севка, то приложил бы в голову или по шее, и убил бы к свиньям собачьим, если бы повезло, но Костя успел первым и врезал Грыше босой ногой по афедрону. Крепко так оформил: рыжий щучкой отправился в угол хаты, перевернув по дороге табурет.

– А ты мне его давал, сучара? – ласковым тоном спросил Севка. – Я четверых штыком пропорол, чтобы орден получить. Четверых, между прочим. А ты ручонки тянешь…

Грыша вскочил, бросился на Севку и отлетел к столу. Глиняная миска упала на пол и звонко щелкнула, разлетаясь на осколки, бутыль с самогоном покачнулась, но младший сержант… или как там его… ее подхватил и водрузил на место.

– Остынь, – приказал младший сержант, когда Грыша схватил со стола нож. – Сядь и помолчи…

– Да чего они, дядя Яша? Я ж их…

– Сядь, я сказал! – прикрикнул дядя Яша. – Не смог сразу справиться – не позорься дальше… Выпей вот и остынь.

Дядя Яша налил полстакана самогона из бутыли, задумчиво посмотрел на Севку.

– Четверых, говоришь?

Севка усмехнулся. Даже не усмехнулся, а так – дернул щекой.

– Вот так, штыком? А не врешь?

– А ты, дядя, дай мне винтовку со штыком, там и посмотрим…

– Выходит, повоевали вы… – протянул дядя Яша. – И дружок твой тоже грех смертоубийства на душу принял?

– И не один раз, – сказал Костя. – Говорят, у меня это особо хорошо получается.

– И нравится небось?

– А чему тут нравиться? Это вот твоим придуркам такое может нравиться… Я видел, как они днем раненых добивали. Улыбочки были на рожах… – Костя сплюнул на пол, между полосатых вязаных половиков. – Уроды…

– Сам ты – урод! – Грыша залпом осушил стакан. – И тех добили, и следующих в степи перехватим – кончим. Я тебя в куски порежу с орденоносцем твоим. На ремни…

– Вот в это верится сразу. Это да. Связанного, если постараешься, ты, конечно, одолеешь… – Костя вздохнул печально. – Не попался ты мне хотя бы недельку назад…

– А что было бы? Думаешь, я бы тебя испугался? – Грыша вскочил со скамьи, но дядя Яша хлопнул ладонью по столу, и Грыша сел на место.

– Это почему они уроды? – спросил дядя Яша. – Оттого, что ваших в расход пускают? Потому уроды? А как красные здесь погуляли – ты знаешь? И в девятнадцатом, и в тридцатом… Знаешь, что красный карательный отряд творил? Думаешь, они нас жалели?

– А что вас жалеть? Тебя жалеть? Видать, карательный отряд вам достался не очень… Если бы я тут был, то тебя бы в первую очередь… – Севка говорил зло, уверенно, а сам все смотрел на руки дяди Яши. Не отрываясь, смотрел.

Пальцы у дяди Яши сжались в кулаки, костяшки побелели. Еще немного подогреть – и все получится. Сам пристрелит или рыжему, вон, прикажет. Тут же, на месте. И что с того, что хозяйка просила хату не пачкать? Если разогреть как следует собеседника, то можно проскочить к казни напрямую, мимо допроса и пыток.

Ходики на стене неторопливо отсчитывали время. Как рефери на ринге. Десять, девять, восемь… Ну, напрягся Севка, давай, дядя, на ремне – кобура. Достал, выстрелил, аут…

Не получилось.

– Жаль, что тебя не было в том отряде, – кивнул дядя Яша, и кулаки его разжались. – Как они долго умирали, красные каратели… Брюхо когда распорото – оно долго получается… Один даже просил, чтобы добили… Ползает в пыли, кишки за ним тянутся, а он сапог целует и просит смертушки… Долго просил.

– Значит, ты выжил, а остальные?

– Кто как… Кто ушел за кордон, кто тут остался… – младший сержант пожал плечами, погоны выгнулись дугами и опали.

– А ты, значит, дядя, остался… – со значением протянул Севка. – Значит, жить захотелось…

– А что – нельзя? – недобро прищурился дядя Яша.

– Можно, чего там… Если очень хочется… ты, значит, оружие спрятал, в колхоз вступил… Так?

– Так.

– И задницы комиссарам лизал… На выборы ходил?

– Конечно, ходил! – засмеялся Костя. – Он же жить хотел… Он, понимаешь, про гордость да смелость вспоминает, когда можно, когда не слишком опасно. Вон, выше младшего урядника и не выслужился. Что так, дядя? Где широкие лычки и георгиевский бант?

Лицо дядя Яши, и без того смуглое, налилось кровью и почернело.

– Сейчас кровь из ушей потечет, – сказал Севка. – Голова лопнет.

Ему очень хотелось умереть на месте. Разозлить младшего урядника Войска Донского и умереть – чисто, почти без боли и, самое главное, быстро.

Не так, как умер сегодня младший политрук Зельдович. Политработник и еврей – им занялись первым. И провозились до заката. Только потом начали разговор с Севкой и Костей.

– Да что ты на них смотришь, дядя Яша? – Грыша дернул кадыком и взял со стола нож. – Кончить их – и делов…

– Ты, Грыша, как дураком был, так дураком и помрешь, видать, – медленно проговорил дядя Яша.

Было видно, каких усилий ему стоит загнать злость себе обратно во внутренности. В печенку-селезенку, в кишки поглубже. Так он, наверное, и Советскую власть пережил. Сжал кулаки, сцепил зубы и терпел-терпел-терпел… А вот теперь…

– Они легкой смерти выпрашивают, – сказал младший урядник. – Хотят, чтобы мы их на тот свет отпустили, пока Учителя нет…

Севка искоса глянул на Костю и вздохнул. Нет, этот дядя не отпустит. Этот проведет по всем затейливым изгибам допроса и пытки. Странно, но смерти Севка не боялся. Или не странно, а вполне себе понятно: что такое смерть по сравнению с пыткой? Зельдовича пытали на глазах у остальных пленных. Этот их Учитель оказался большим выдумщиком по части причинения боли.

В одной умной книге – Севка сейчас не помнил, в какой именно – было написано, что самые изощренные жестокости придумывает тот, кому не придется самому их осуществлять. Гиммлер, писали, при осмотре концлагеря в обморок грохнулся. Но ничего, все остальное время, на расстоянии, руководил решительно и безжалостно.

И Учитель этот, интеллигентного вида мужчина лет пятидесяти, тоже лично пальцы не ломал и кожу не сдирал. Сидел, попыхивая трубочкой, и направлял юную, задорную энергию молодого поколения в нужном направлении. Иногда даже глазки отводил в сторону. Сглотнет, будто комок поперек горла встал, затянется трубочкой… Но пыток не прекращал.

Самоотверженная такая сволочь.

После того как вытащили из хаты Зельдовича, Учитель приказал младшему уряднику начать беседу с товарищами командирами. Тот решил снять орден… Ну, и так далее.

– Так что, Грыша, ты не бесись, выпей чуток, закуси… Им это погорше будет, чем если б ты им зубы переполовинил… – дядя Яша усмехнулся. – А товарищ лейтенант расскажет…

– А товарищ лейтенант пошлет тебя на хрен, – Севка прикинул расстояние до стола и понял, что доплюнуть-то, доплюнет, но вот с точностью могут быть проблемы. А нужно бы попасть в рожу. Да чтобы повисло у дяди на усах.

– А и пошлет, – согласился дядя Яша. – Его право. Я законы воинские знаю. И ты, Грыша, учись у комиссарика, как умирать нужно.

– Была охота, – пожал плечами Грыша и снова потянулся к бутылке. – Чего тут учиться?

– Не скажи, Грыгорий, не скажи… – протянул урядник. – Правильно умереть – штука важная. Слышь, лейтенант, это тебя в пионерах красиво умирать выучили?

– Не имел чести носить красный галстук, – отчеканил Севка и вдруг сообразил, что его ведь уничтожать будут как проклятого большевика, комуняку, а он-то по этому поводу – ни в одном глазу.