Ирина Кнорринг - О чём поют воды Салгира

• Название: О чём поют воды Салгира
• Автор: Ирина Кнорринг
• Издательство: Кругъ
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7396-0216-9

Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.

---

«Ты мечтаешь: „Вот вернусь домой…“»

Ты мечтаешь: «Вот вернусь домой,
Будет чай с малиновым вареньем,
На террасе — дрогнувшие тени,
Синий, вечереющий покой».

Ты с мальчонкой ласково сидишь…
«Занят я наукой и искусством…»
Вспомним мы с таким хорошим чувством
Про большой и бедственный Париж.

Про неповторимое изгнанье,
Про пустые мертвенные дни…
Загорятся ранние огни
В тонком, нарастающем тумане…

Синий вечер затенит окно,
А над лампой — бабочки ночные…
— Глупый друг, ты упустил одно:
Что не будет главного — России.

5 — III — 1930

Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)

«Печального безумья не зови…»

Печального безумья не зови.
Уйдём опять к закрытым плотно шторам,
К забытым и ненужным разговорам
О вечности, о славе, о любви.

Пусть за стеной шумит огромный город,
— У нас спокойно, тихо и тепло,
И прядь волос спускается на лоб
От ровного и гладкого пробора.

Уйдём назад от этих страшных лет,
От жалких слез и слов обидно-колких,
Уйдём назад — к забытой книжной полке,
Где вечны Пушкин, Лермонтов и Фет.

Смирить в душе ненужную тревогу,
Свою судьбу доверчиво простить,
И ни о чём друг друга не просить,
И ни о чём не жаловаться Богу.

13 — III — 1931

Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)

«И вовсе не высокая печаль…»

И вовсе не высокая печаль,
И не отчаянье сдвигало брови…
Весь вечер пили, долго пили чай,
И долго спорили о Гумилеве.

Бросали столько безотчётных слов,
— Мы ссорились с азартом, и без толку.
Потом искали белый том стихов,
Повсюду — на столе, в шкафу, на полках.

И не нашла. И спорили опять.
Стихи читали. Мыкались без дела.
И почему-то не ложились спать,
Хоть спать с утра мучительно хотелось.

День изо дня — и до каких же пор?
Всё так обычно, всё совсем не ново.
И этот чай, и этот нудный спор
О Блоке и таланте Гумилева.

31 — I — 1930

Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)

О РОССИИ

1. «Я в жизни своей заплутала…»

Я в жизни своей заплутала,
Забыла дорогу домой.
Бродила. Смотрела. Устала.
И быть перестала собой.

Живу по привычке, без цели.
Живу, никуда не спеша.
Мелькают, как птицы, недели,
Дряхлеет и гибнет душа.

2. «Однажды случайно, от скуки…»

Однажды случайно, от скуки, —
Я ей безнадежно больна, —
Прочла я попавшийся в руки
Какой-то советский журнал.

И странные мысли такие
Взметнулись над сонной душой.
Россия! Чужая Россия! —
Когда ж она стала чужой?

3. «Россия! Печальное слово…»

Россия! Печальное слово,
Потерянное навсегда
В скитаньях напрасно-суровых,
В пустых и ненужных годах.

Туда — никогда не поеду,
А жить без неё — не могу,
И снова настойчивым бредом
Сверлит в разъярённом мозгу:

Зачем меня девочкой глупой,
От страшной, родимой земли,
От голода, тюрем и трупов
В двадцатом году увезли?!

13 — VII — 1933

Из сборника «Окна на север» (Париж, 1939)

СТИХИ К СЫНУ

«За то, что нет у меня друзей…»

За то, что нет у меня друзей
И с детства я была одинокой;
За то, что за морем, в стране далёкой,
Осталось так много ненужных дней;

За то, что нечего мне терять;
За то, что звонкий смех разлюбила;
За то, что днём валюсь на кровать
Без мыслей, без слов, без слёз, без силы;

За горечь длинных, пустых недель;
За сердце холодное, но не злое, —
Дана мне тихая колыбель,
Глаза голубые и детский лобик.

4 — IX — 1929

«Вечерами в комнате отдельной…»

Вечерами в комнате отдельной,
Всю её внезапно полюбя,
Я ласкаю песней колыбельной
Слабого и нежного — тебя.

Я спою о том, как дни скользили
Как мелькали мутные года,
Расскажу большие сказки-были
Про зверей, поля и города.

Расскажу о море тёмно-синем,
О большой и путаной судьбе,
О какой-то сказочной России.
Никогда не ведомой тебе.

И под гнётом прежних слёз и бедствий,
Опустив на лампу абажур,
Про своё оборванное детство
Колыбельной песней расскажу…

1929

«Я знаю, как печальны звезды…»

Я знаю, как печальны звезды
В тоске бессонной по ночам
И как многопудовый воздух
Тяжёл для слабого плеча.

Я знаю, что в тоске слабея,
Мне тёмных сил не одолеть.
Что жить во много раз труднее,
Чем добровольно умереть.

И в счастье — призрачном и зыбком,
Когда в тумане голова,
Я знаю цену всем улыбкам
И обещающим словам.

Я знаю, что не греют блёстки
Чужого яркого огня;
Что холодок, сухой и жесткий
Всегда преследует меня…

Но мир таинственно светлеет,
И жизнь становится легка,
Когда, скользя, обхватит шею
Худая детская рука.

9 — II — 1932

Из сборника «Окна на север» (Париж, 1939)

В ДЕРЕВНЕ

Пробежимся со мной до распятья,
Вдоль сухих, оголённых полей.
На ветру мое пёстрое платье
Замелькает еще веселей.

Я сгрызу недозревшую грушу,
Ты — хрустящий, сухой шоколад.
И в твою нерасцветшую душу
Перельётся широкий закат.

А обратно — мы наперегонки
Побежим без оглядки домой.
Будет голос твой, тонкий и звонкий,
Разрезать предвечерний покой.

И завидя наш маленький домик,
Ты забьёшься в густую траву,
Ну, совсем белобрысенький гномик,
Чудом сбывшийся сон наяву.

А потом, опуская ресницы,
Ты задремлешь в кроватке своей.
И тебе непременно приснится
Белый зайчик с колючих полей.

30 — VIII — 1932

Из сборника «Окна на север» (Париж, 1939)

«Жужжит комар назойливо и звонко…»

Жужжит комар назойливо и звонко.
Ночь голубеет в прорези окна.
Спокойный облик спящего ребёнка,
И — тишина. Навеки — тишина.

Мне хочется, что б кто-то незнакомый,
В такой же напряженной тишине,
В таком же старом деревянном доме
Сидел один и думал обо мне.

В его окне — сиянье летней ночи,
От сердца к сердцу — ласковая грусть…
И несколько чужих, прекрасных строчек
Я нараспев читаю наизусть…

12 — VII — 1933

Из сборника «После всего» (Париж, 1949)

«Ты не вспомнишь уютного детства…»

Ты не вспомнишь уютного детства,
Знал ты только сумбур и хаос.
Без любви к обстановке и месту,
Будто в таборе диком ты рос.

Без понятья о родине даже:
Кто ты — русский, француз, апатрид?
Никогда ты не встанешь на страже
У могильных торжественных плит.

Ты не знал «беззаботного детства»,
Дать тебе я его не смогла.
Но другое, другое наследство
Для тебя я всю жизнь берегла.

И дано оно очень немногим:
Ты полюбишь сильней и сильней
Шорох шин по пустынным дорогам
И свободу несчитанных дней.

Ты полюбишь большие просторы.
Ты научишься в сердце беречь
Каждый новый посёлок и город,
Новизну неожиданных встреч;

Каждый день, неизвестный заране;
Каждый новый крутой поворот;
И на карте огромных скитаний
Нити властно зовущих дорог.

Возлюбив, как бесценное благо,
Небо, землю под твёрдой ногой,
В жизнь войдёшь ты бездомным бродягой
С неспокойной и жадной душой.

7 — IX — 1941

Мамочке