Андрей Лысиков - Инфекция

• Название: Инфекция
• Автор: Андрей Лысиков
• Жанр: Ужасы и Мистика

Человек — венец природы. И он же — ее губитель. Что станет с миром однажды, когда человечество доиграется в свои «игрушки» до летального исхода?

---

Евдохин готов был выдирать волосы на голове. Медицина не давала не то, что конкретного, а вообще никакого ответа на вопрос, что же происходило. Человек заболевал, чувствуя боль в горле и резко подскочившую температуру. В остальном болезнь протекала вариативно. У кого-то сильно подскакивало давление, кто-то буквально захлебывался в собственной мокроте, кто-то просто сгорал, будучи не в состоянии долго жить со столь высокой температурой тела. Ртутный столбик термометра зашкаливал за сорок два градуса, и мозг человека получал такой мощный температурный удар, что не в состоянии был его побороть. Сам командир гарнизона чувствовал себя не лучшим образом, с самого утра буквально исходя соплями, почти непрерывно кашляя и заражая своих подчиненных.

Вот и в тот вечер сильно уменьшенном в составе часть вышла на улицы города, пытаясь пресекать малейшие беспорядки. По крайней мере, именно такое задание было у военных. Уже в сумерках пришлось вступить в перестрелку с группой молодых оболтусов, ранее вскрывших оружейный магазин, а затем решивших поживиться в бытовом супермаркете. Военные даже не замечали их, пока им во фланг не ударили первые выстрелы. Двое сразу получили по пуле и остались лежать в придорожной пыли, предоставленные самим себе. В завязавшейся перестрелке удалось перестрелять всех грабителей, потеряв при этом еще троих ранеными. Среди трупов убитых не обнаружили ни одного человека старше тридцати лет, а самому младшему на вид было лет шестнадцать. Один из мародеров был только ранен. Он был через несколько минут повешен прямо на фонарном столбе с картонкой с надписью «мародер» на груди. После этой казни настроение у всех без исключения испортилось. Никто не мог понять, зачем горожане пытаются грабить магазины. Уже практически все были уверены, что лекарства от болезни не существует, просто некоторые уже заболели, а другие — еще нет. Темнота, по-летнему быстрая, накрывала город темным покрывалом. Заканчивался еще один тяжелый день.

Толик смотрел на происходящее, и у него в душе росла настоящая паника. Сегодня он увидел, как ушел из жизни его приятель Никита. Как-то буднично и без эмоций. С громадным трудом он дождался наступления темноты. В прилегающих к дороге домах во многих окнах свет уже не зажигался, поэтому на улице было довольно темно. Он ждал подходящего момента, чтобы решиться, наконец, на отчаянный рывок. И момент настал. Следующая улица, по которой проходили военные, была довольно узкой, а к ней примыкал еще более узкий переулок. Стараясь ступать бесшумно и даже не дышать, Толик сделал несколько шагов по направлению к переулку, а затем прислушался. Из строя не доносилось ни звука, никто не заметил отсутствие в строю бойца. Ступая все быстрее, он дошел до переулка и там уже не выдержал, припустив бегом. В полной амуниции это было довольно сложным, но Толян справился. Остановился он только через два квартала, переводя дыхание. Вокруг не было ни души. Ниоткуда не доносилось ни звука. Город тонул в подступившей темноте летней ночи. Он поправил лямку автомата, перевесив его так, чтобы можно было, в случае чего, моментально принять боевую позицию, и зашагал в темноту. Приятно было сознавать, что ему удалось вырваться.

Неожиданно у него неприятно защекотало в гортани, а спустя минуту резкий приступ кашля заставил его остановиться. Толик с расширяющимися от ужаса глазами ощупал шею, ответом на прикосновения были приступы пока еще терпимой, но все же боли — гланды стремительно опухали. Теперь он все-таки по-настоящему испугался. Толик видел, как болели другие. И к чему приводила болезнь он тоже видел. Чуть слышно застонав, даже скорее заскулив от предчувствия беды, солдат зашагал по ростовской улице. Вскоре южная ночь поглотила в себе его силуэт.

Спустя несколько минут после его ухода по той же улице, шагая вразнобой, прошли солдаты из его же части. Их было явно меньше, чем выходило с базы несколько часов назад. Никто старался не замечать, что на рейд по городу вышли не менее сорока человек, а в часть возвращалось не более тридцати. Неровным строем солдаты прошли по улице (Толик почувствовал, что его догоняют, и спрятался за углом), повернули на соседнюю улицу и вскоре вернулись на базу в сильно усеченном составе.

Во время рейда в палате медсанчасти скончался Евдохин. Одному Богу ведомо, скольких он сумел заразить, слишком со многими командир вступал в контакт с утра, но сам сгорел за считанные часы. По вечер температура сильно поднялась. Последний приказ, который он отдал: открывать огонь на поражение во время рейда в город. Приказ жестокий и неадекватный. Но, в любом случае, оказавшийся последним. К моменту возвращения бойцов с рейда на базу военный врач констатировал у Евдохина смерть от неизвестной болезни, теряясь в догадках, почему вирус, столь похожий на простудный, способен убивать взрослого человека столь быстро и безжалостно…

К утру город мало напоминал столицу Южного Федерального округа. Повсюду полыхали пожары, дымились машины, сгоревшие ночью, то тут, то там валялись безжизненные тела. Еще живые, но уже мало походившие на таковых люди еле передвигались по улицам, держась за стены домов. Пурпурный рассвет безжалостно осветил умиравший город. Болезнь, еще вчера начинавшаяся как простуда, убивала наповал, и лекарства от нее не существовало.

За порядком в городе уже почти никто не следил. Подтянутые к городу части внутренних войск таяли на глазах. Солдаты не подчинялись командам оставшихся в живых редких офицеров. То в одном, то в другом месте постоянно вспыхивали стычки военных с гражданским населением. А иногда такие же схватки происходили и между военными. Довольно молодого майора расстреляли на месте трое его собственных подчиненных за то, что он отдал приказ стрелять на поражение по группе гражданских лиц, занимавшихся мародерством. Вскоре участники этой самовольной казни были повешены остальными, решившими не нарушать субординацию. Убийцы были вздернуты на фонарных столбах прямо в городе.

Все чаще среди мародеров встречались одетые в военную форму люди — солдаты самовольно бросали позиции и присоединялись к грабителям. Из всего ростовского гарнизона оставалась на ногах едва ли треть личного состава. И люди продолжали умирать. Больницы были переполнены. Врачи валились с ног от усталости, или, что еще хуже, сами заболевали и присоединялись к своим недавним пациентам. И посреди этого хаоса оставалось все меньше здоровых, а главное душевно здоровых людей. Павел стоял на тротуаре и наблюдал за происходящим. Вот какой-то больной, явно обезумев, бросился на одного из военных и тут же получил очередь в живот. Выстрелы отбросили его назад, превратив его туловище в кровавое месиво. Несчастный приложил ладони к животу, пытаясь сдержать уже начавшие вываливаться кишки, а затем неожиданно посмотрел прямо на Павла пристальным взглядом, от которого тому захотелось закричать. Во взгляде не было отчаяния, в нем не читалась грусть, было лишь какое-то странное отстраненное спокойствие. Затем голова человека с гулким стуком, которого Сорокин предпочел бы никогда не слышать, упала на асфальт. Через мгновение человек был мертв, лишь глаза покойного слепо таращились на улицу.

Павел начинал постепенно понимать «вована», с которым разговаривал сегодня днем, а еще вчера схлестнулся из-за незнакомой девчонки. Тот, кажется, говорил ему, что собирается бежать из города. С утра на построении, на которое смогла выйти едва ли четверть личного состава, он его не смог разглядеть, сколько не смотрел по сторонам. С одной стороны, парень мог уже быть мертв — таких ночью набралось не меньше полутора десятков. А с другой, он говорил, что собирается сбежать во время вечернего рейда. По всему выходило, что он так и сделал.

А что ему самому мешало поступить точно таким же образом? Долг? Присяга? О чувстве долга забыли, казалось, все вокруг. А страна, которой он присягал, уходила в прошлое, умирала с каждой минутой. Внутренний голос нашептывал ему, что наставало время послать всех и вся подальше и бежать, куда глаза глядят…

Его приятель Юрка умер пару часов назад. Паша не отходил от него ни на шаг, наплевав на то, что и сам мог бы заразиться. Эта вероятность его не пугала. Поэтому он просто сидел рядом с койкой, на которой лежал его друг и держал его за руку, слыша жуткие хрипы. Внутри у Юрки, казалось, кипел чайник. Не хватало только свиста. Зато вот бульканье было слышно отчетливо. Последние несколько минут стали самыми жуткими. Юра вдруг изогнулся весь, руки его взметнулись к горлу, и он стал ногтями разрывать его, словно пытался дать воздуху дополнительный путь к легким. А затем он сделал последний натужный вздох и замер. Теперь уже навсегда. Накрыв лицо приятеля простыней, Павел вышел из казармы и отправился в город. На пропускном пункте его никто не окрикнул и не попытался остановить. Обведя мутным взором окрестности, он убедился, что никого у входа на территорию части не было. Видимо, часовые последовали за некоторыми своими сослуживцами и поспешили исчезнуть в неизвестном направлении. Поправив лямку автомата на плече, Павел вышел за ворота части и направился в город.