Генри Бестон - Домик на краю земли

• Название: Домик на краю земли
• Автор: Генри Бестон
• Жанр: Классическая проза

Генри Бестон — американский писатель-натуралист — пользуется у себя на родине большой популярностью. Для его творчества характерен взгляд, отражающий слияние науки и поэзии, глубокой мысли и художественного видения.

«Домик на краю земли» — первое произведение Г. Бестона, переведенное на русский язык. Это рассказ об одном из мест на северо-восточном побережье США, где автор в полном одиночестве прожил год. Бестон видит необычно и тонко особенности океанского прибоя, наблюдает жизнь прибрежных дюн, рассказывает об их обитателях — птицах, млекопитающих, насекомых. Книга написана давно, в 20-х годах двадцатого века, но мысли автора о бережном отношении к природе, о ее охране особенно актуальны в наши дни.

Рассчитана на самый широкий круг читателей.

---

К востоку от гребня дюны спускаются к пляжу песчаными кручами. Прогуливаясь по пляжу вдоль откосов, оказываешься в полуденной тени, отбрасываемой этим своеобразным песчаным эскарпом футов семь-восемь высотой, а то и пятнадцать−двадцать, если считать до вершины купола дюны. Кое-где штормы размыли в стене глубокие проемы. Растения дюн отлично чувствуют себя в этих сухих ложах. Их длинные корни, углубившись в песок, оплели погребенные в песке корабельные останки. Самое распространенное среди здешних растений — Artemisia stelleriana пробивается пыльными пучками. Она буйно разрослась на самых видных местах. Спускаясь по обнаженному склону, эта полынь пытается укорениться даже на песчаном пляже. Летом серебристая, буро-зеленая, осенью она одевается элегантным золотистым красновато-коричневым покровом исключительной красоты.

Трава гуще всего на склонах и на плечах холмов; ее длинные стебли скрывают мясистые головки пробивающегося пучками назойливого золотарника. Еще ниже по склону лежит открытый песок, здесь копья травы редеют, и пляжный горошек выделяется приметными листьями и увядшими цветками; еще ниже, на почти пустынных участках, торчат хохолки травы бедности и плоские зеленые звезды бесчисленного молочая. Единственный настоящий кустарник этих мест — пляжная слива, ее жидкие кустики отстоят довольно далеко друг от друга.

Все эти растения имеют чрезвычайно длинные главные корни, которые внедряются очень глубоко, достигая влажного слоя песка.

Большую часть года в моем распоряжении два пляжа: верхний и нижний. Нижний, или приливный, пляж начинается от отметки среднего уровня малой воды и взбирается по чистому склону до отметки полной воды при средней высоте прилива. Верхний пляж, скорее напоминающий плато, занимает пространство между уровнем полной воды и дюнами. Ширина этих пляжей меняется после каждого прилива и шторма, однако я не слишком ошибусь, если назову ширину каждого равной приблизительно семидесяти пяти футам. Штормовые нагоны воды, возникающие вне расписания, и очень высокие приливы начисто переделывают поверхность пляжа. Зимние приливы суживают верхний пляж, перекатываясь через него до подножия дюн. Пляж формируется в основном летом, и кажется, будто с очередным приливом из глубин моря выносится все больше и больше песка. Возможно, морские течения намывают его с внешнего бара.

Совсем непросто подыскать нужное слово или фразу для того, чтобы описать цвет истемского песка. Его цветовые тона меняются в зависимости от времени года и даже суток. Один из моих приятелей так определил это: желтый цвет, переходящий в коричневый; другой ссылался на цвет шелка-сырца. Какие бы краски ни сообщили эти определения воображению читателей, истинный цвет здешнего песка в погожий июньский день отличается весьма теплым тоном. Ближе к закату пляж и окаймляющий его океан словно покрываются нежной бледно-фиолетовой вуалью. В здешнем ландшафте нет резких линий, в них нет четкости севера, откровений цвета и форм; здесь царит застенчивая меланхоличность, нечто потустороннее, таящееся в земле и волнах, деликатно скрываемое природой.

Песок Кейп-Кода живет своей жизнью, даже если эта жизнь всего лишь перемещение, вызванное ветром. Однажды прелестным осенним полднем, когда с запада дул резкий, порывистый ветер, я заметил небольшого «ветрового дьявола» — миниатюрный торнадо высотой футов в шесть, который вынырнул на полной скорости из лощины, взвихрился, вобрав в себя пляжный песок, и завертелся далее, в сторону бурунов. Когда «дьявол» пересекал пляж, он поймал солнце, и тогда из сердцевины этого дымного песчаного облачка вырвалась наружу крутящаяся дуга фантастического ярко-коричневого цвета.

К югу от меня дюна, которую я окрестил Большой, время от времени причудливо видоизменяется. Если смотреть вдоль нее, то можно заметить, что гигант имеет форму волны. Чистый песчаный склон, обращенный к океану, кажется роскошным, широко развернутым веером. Западный склон — спуск к песчаному амфитеатру. Прошлой зимой один из контрольных постов Береговой охраны располагался на самой вершине дюны. Ноги ночных патрулей примяли и как бы надрезали гребень; вскоре эта незначительная зазубрина начала самостоятельно «разрабатываться», расширяться. Сейчас она достигает девяти футов в высоту и стольких же в ширину. Со стороны вересковых зарослей в гребне имеется нечто напоминающее округлый выкус. В ненастную погоду, когда западный ветер и морские течения набирают полную силу, взвихренный песок, по-осеннему сухой и сыпучий, выдувается через этот туннель на восток. В такие дни вершина дюны курится, словно вулкан. Дым напоминает то струящийся темный султан, то странный желтоватый призрак. Он вздымается, закручивается винтом, будто вставая из миниатюрного Везувия.

Между дюнами и топями во всю ширь расстилаются солончаки. Они начинаются от песчаных склонов и достигают ручьев с низкими берегами, подтопляемыми приливами. Каждому клочку земли присущи лишь ему свойственные растения, и луга напоминают лоскутные одеяла, вытканные из трав, соперничающих в красоте. Поздним летом и осенью болотная лаванда, растущая довольно жидко, видна повсюду. Она приподнимает облачка крохотных увядших цветков над побуревшими травами. Заболоченные островки там, вдалеке, не представляют интереса — это стены тростника, растущего в топкой грязи или на песке, пропитанном влагой. Посреди этих заброшенных топей есть много скрытых бассейнов, выдающих себя блеском воды только при заходе солнца. Дикие утки хорошо изучили эти водоемы, служащие для них укрытием при появлении охотников.

Удивительно мало написано о птицах Кейп-Кода! А между тем, с точки зрения орнитолога, этот полуостров — одно из интереснейших мест в мире. Однако внимания заслуживают вовсе не коренные обитатели, тем более что они малочисленны по сравнению с другими районами страны. Главное в том, что здесь наблюдается разнообразие пернатых, невиданное для такой обособленной местности. Например, вокруг Истема я наблюдал в числе птиц — посетителей и мигрантов, и постоянных жителей, и случайных визитеров, болотных и сухопутных птиц, прибрежных и кустарниковых, морских, береговых и даже обитателей открытого океана. Вест-индские ураганы нередко доставляют на эти берега интересные тропические и субтропические экземпляры: однажды я видел глянцевитого ибиса, в другой раз — фрегата. Живя непосредственно на пляже, я был особенно внимателен во время штормов.

Я завершаю эту главу рассказов о том, что представляет особый интерес для любознательного натуралиста. Истемский бар имеет протяженность всего три мили при ширине едва ли более одной четверти. Тем не менее даже в таком ограниченном мире природа снабдила свои самые крохотные создания защитной окраской. Задержитесь на станции Береговой охраны и постарайтесь поймать саранчу на тамошнем газоне — там водится особый, морской вид саранчи — Trimerotropsis maritima harris. Изловив, внимательно рассмотрите ее. Вы увидите, что она зеленого цвета. Отойдите футов на пятьдесят в сторону, в дюны, и отыщите другой, экземпляр. Вы обнаружите насекомое, словно сделанное из песчинок. Пауки тоже как бы склеены из песка — в этой фразе нет преувеличения. Жабы — любительницы попрыгать по берегу у самой воды при свете луны — тоже окрашены под цвет пляжа. Стоя у кромки прибоя, можно изучить целый мир, свободно помещающийся на ладони.

Итак, решив остаться на пляже, я стал ждать наступления октября, начала великой миграции и зимы. Когда я пишу эти строки, землю обнимает сентябрь — наступила ранняя осень.

Самая живописная картина открывается из моих окон по вечерам.

В эти прелестные и прохладные сентябрьские ночи ровный, недвижный свет заливает убранные по-осеннему небо и землю. Осень царствует под ногами и над головой. Обширные буро-оранжевые острова растворяются в темноте, русла проток одеваются бронзой заката, алеющие луга с приближением ночи покрываются пурпуром. Эта цветовая гамма блекнет, словно испаряясь, поднимается к небу. Луч маяка, проникая в мою обитель с севера, бледно высвечивает участок стены моей спальни. Первая вспышка, вторая, третья, затем следует непродолжительный интервал, когда сектор затемнения шествует между «Полубаком» и фонарем. Ясными лунными ночами я различаю выбеленную маячную башню и ее огонь; в темные ночи — только огонь, надежно подвешенный над землей.

Сегодня очень темно, и осеннее небо разворачивает над океанской равниной свиток, испещренный зимними звездами.

Осень, океан и птицы

1

Пляж зазвучал по-новому, гораздо величественнее.

День ото дня прибой становится тяжелее, и на отдаленных станциях, разбросанных на всем многомильном протяжении берега, в грохоте волн людям явственно слышится приближение зимы.