Ульф Старк - Петтер и поросята-бунтари

• Название: Петтер и поросята-бунтари
• Автор: Ульф Старк
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1981

Весёлая и остросоциальная повесть о десятилетнем Петтере из рабочей семьи, живущей в фабричном посёлке современной Швеции.

---

— Что проку плакаться, друзья, ведь сделать ничего нельзя, — пропищала Лотта.

Ева сидела за швейной машиной и вшивала в Лоттин комбинезон новую молнию.

В общем, утро как утро, ничего особенного.

Оскар теперь снова ходил на работу. Ходил будто кому-то назло.

Из того утра мне ещё запомнился запах свежеиспечённого хлеба. Вкусно пахло сдобой. И теперь, как только я услышу этот запах, мне сразу вспоминается то утро. И сразу к горлу подступает комок, и я готов разреветься.

Телефон зазвонил уже ближе к вечеру. Ох уж этот проклятый, зловредный телефон! Он затрещал пронзительно на всю квартиру.

Подошла Ева. Она вдруг страшно побледнела. Лицо стало совсем белое. Она, по-моему, даже ничего не ответила. Она опустилась на стул, а трубку так и держала в руке, будто не знала, что с ней делать. Мы с Лоттой как раз были на кухне. Ева закрыла лицо руками. Она прикусила палец, чтобы не закричать.

— Ты чего? — спросила Лотта. — Ева, ну чего ты?

— Оскар… — прошептала Ева. — С Оскаром несчастье. Звонили с работы. Его отвезли в больницу. Они сказали — наверное, что-то серьёзное.

А дальше я ничего почти не помню. Помню только, что было очень страшно и очень тоскливо. Мы с Лоттой прижались к Еве, а она крепко обняла нас. Так, прижавшись, мы и сидели все втроём. Мне кажется, мы просидели так целую вечность. Сидели мы, по-моему, на полу.

Потом уже я узнал, как это всё произошло. В том цехе, где работал Оскар, на полку на стене поставили какую-то там громоздкую деталь машины. В цехе всё тряслось от работы машин, и эта тяжёлая штуковина стала сползать к краю полки. А кто-то из товарищей Оскара по работе стоял как раз под этой полкой. И Оскар случайно увидел, что эта штуковина сползла на край и вот-вот рухнет. Оскар крикнул, чтобы предупредить того. Но тот не расслышал из-за шума и грохота в цехе. Он только взглянул на Оскара и улыбнулся. Стоял себе, улыбаясь, под этой железякой, которая каждую секунду могла рухнуть ему на голову. Наверное, он подумал, что Оскар крикнул ему что-нибудь шутливое.

Тогда Оскар подбежал и оттолкнул его плечом в сторону. Но сам он не отскочил, а ухватился за эту штуковину и попытался удержать, её. Тут уже и другие увидели, что происходит. Но никто не пришёл Оскару на помощь. На них на всех будто столбняк напал. Лицо у Оскара было багровое от ярости. Он будто собрался сделать невозможное — поднять в воздух этот кусок железа и метнуть его, как пушечное ядро, в фабричные стены. Но наконец он не выдержал. Колени у него подогнулись, и руки начали медленно сгибаться. Тут остальные вышли из своего странного оцепенения. Они бросились на помощь, но было уже поздно. Железная махина рухнула на Оскара и придавила ему ноги. Он лежал на грязном полу, будто придавленный обломком скалы.

Потребовалось четыре человека, чтобы освободить Оскара. Он уже был без сознания. Вызвали «скорую». Все молча, с Опущенными головами, шли за носилками. Какие-нибудь несколько секунд могли бы спасти его. Почему никто даже не двинулся с места? И ведь Оскар предупреждал насчёт этой несчастной полки, как раз на днях. Почему всё так получилось? Какая нелепица. Так всё ужасно, и несправедливо, и нелепо.

Я плохо помню, как мы ехали к Оскару в больницу. Вообще в моей памяти вся эта история будто покрыта туманом. Помню, что Ева очень быстро вела машину, но ехали мы очень долго, потому что до больницы было далеко. У Евы было заплаканное лицо. А Лотта сидела, зажав рот рукой.

В больнице нам пришлось ждать. Наконец нас пустили в палату. Лицо у Оскара было белое-белое, не отличить от простыни. И всё в палате было белое: наволочки, занавески, ночная рубашка на Оскаре, халаты сестёр. Я смотрел на это белое лицо: глаза закрыты, все черты застыли, будто он уже не дышал.

И мне вспомнился тот кошмарный сон, который привиделся мне, когда я болел. Тот сон про замороженных Оскара, Еву и Лотту, которые будто совсем меня забыли. Наверное, из-за того, что здесь всё было такое белоснежное, а Оскар был как застывший.

Ева подошла к Оскару и наклонилась к самому его лицу. Мы сели рядом. Ева погладила Оскара по щеке. Прошло много-много времени — мне показалось, несколько часов — но вот он открыл глаза. Он растерянно посмотрел вокруг.

— Где я? — прошептал он так тихо, что я с трудом разобрал.

— Ты в больнице, — сказала Ева. — Произошёл несчастный случай на работе. Но тебе нельзя разговаривать. Лежи тихо.

— Пить хочется, — прошептал Оскар.

— Тебе сейчас нельзя пить, — так же шёпотом сказала Ева. — Ты лежи тихо, не разговаривай.

Оскар пошевелил рукой. Хотел, наверное, поднять её, но не смог. Ева накрыла его руку своей.

— Больно, — прошептал Оскар. — Железо… Не могу… Тяжело.

Ему, наверное, казалось, что он опять там, в цехе.

— Я здесь, с тобой, — сказала Ева. — Я здесь, и Петтер, и Лотта. Всё прошло, всё уже позади. Я останусь с тобой. Я тебе обещаю. Я никуда не уйду.

Постепенно Оскар успокоился.

— Сыграй мне, Ева, — шепнул он, уже засыпая. — Немножко. Пожалуйста…

И он снова куда-то провалился.

Ева осталась в больнице на ночь. А нас с Лоттой забрал к себе Бродяга. Мы спали на одной кровати. Лотта всё вертелась во сне и тихонько стонала, будто заболела, и всё прижималась ко мне. Я взял в кровать своего деревянного поросёнка. Но он был такой твёрдый и жёсткий. Он совсем не помогал. Но потом, когда я уже стал засыпать, он вдруг сделался весь мягкий и тёплый, будто живой.

— Миленький поросёнок, — попросил я его по привычке, — сделай так, чтобы Оскар выздоровел.

И в эту ночь мне приснился хороший сон.

Мне снилось, будто Оскар стоит под огромной яблоней и собирает яблоки. В руках у него длинный шест и мешок, чтоб сбивать туда яблоки. Яблоки очень большие и красные. Он сбивает яблоки с веток, ещё обсыпанных яблоневым цветом, но яблоки не падают вниз, в мешок, а улетают красными воздушными шариками в воздух. И над цветущими белыми яблонями парят и кружатся красные яблоки. Оскар стоит, смотрит вверх и улыбается улетающим фруктам.

Но когда я проснулся, вернулся и страх.

Поправится ли Оскар? Может, дело совсем уж плохо?

12

Это были ужасные дни. Просто кошмарные дни.

Полная неизвестность. Неизвестно было, выживет Оскар или нет. Ему должны были сделать операцию. Но врачи сами не знали, смогут ли они его спасти. Ева всё время ездила в больницу.

Тяжелее всех это переносила Лотта. Она сама заболела.

Нет, у неё не было температуры, и ничего такого. Но она лежала в кровати и не хотела ни есть, ничего. Такая весёлая, живая девчонка, а тут вдруг сделалась какая-то вялая, ко всему равнодушная, ничего ей не надо было, ничего не хотелось. «Как там Оскар?» — больше её ничего не интересовало.

Я часто сидел с ней и старался хоть немножко отвлечь. Или просто сидел и тоже молчал. Мы оба молчали.

— Ты думаешь, Оскар умрёт? — спросила она меня в один такой вечер.

— Да нет, — сказал я. — Не думаю.

— Может, ты нарочно для меня так говоришь? — сказала она. — Не надо. Я же всё равно пойму.

— Ладно, не буду, — сказал я. — Если честно — откуда я знаю. Может, и правда умрёт.

«Умрёт». Страшно было даже выговорить это слово. Как это вдруг умрёт? Как это вдруг его не будет? И мы никогда по больше не увидим? Никогда-никогда? Невозможно было представить, как же мы будем без Оскара. Только бы он остался с нами! Пускай себе ворчит, и ругается, и бесится. Только бы он был.

— А как это — умереть? — спросила Лотта. — А потом что? Потом, что ли, попадаешь на небо? Как по-твоему?

— Точно, наверное, никто не знает.

— Нет, а как по-твоему?

Как по-моему? Нет, я никак не мог поверить, что есть какой-то там бог и какое-то там небо, куда человек попадает после смерти. Хорошо бы, наверное, во всё это верить… «Надейся на бога…» Нет, не мог я в это поверить, не мог, и всё тут.

Если б был бог, разве он допустил бы, чтобы Оскар умер? И разве он не постарался бы навести порядок на земле, вместо того, чтоб возиться без конца со своими райскими садами? И потом, я никак не мог представить себе Оскара с крыльями и в длинной белой хламиде.

— Нет, — сказал я. — Я не верю, что после смерти человек попадает на небо. По-моему, умереть — это значит, что тебя уже просто не будет. Не будет — и всё. Это значит — ничего больше не чувствовать, ничего не думать. Вот как, по-моему.

— А по-твоему, умереть — это страшно? — не отставала она.

— Умирать иногда, может, и страшно, — сказал я. — Когда тебе очень-очень хочется жить, а ты знаешь, что должен умереть. Хотя вообще-то — всё равно ведь когда-нибудь умрешь. А когда уже умрёшь — это, по-моему, уже не страшно. Чего же страшного, если тебя уже просто не будет. Это, наверное, всё равно что спать, когда ничего не снится.

— Всё равно плохо, — сказала Лотта. — Плохо, когда люди умирают, если они ещё молодые. Для чего это надо? Ну, старые — это ещё понятно, им, наверное, уже надоело, они уже много жили.