Вали Гафуров - Роман, написанный иглой

• Название: Роман, написанный иглой
• Автор: Вали Гафуров
• Издательство: Издательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1983

Это новое издание двух книг Вали Гафурова, человека трудной и удивительной судьбы, потерявшего в результате ранения на фронте зрение, но оставшегося в строю. Это дилогия о Рустаме Шакирове, прототипом которого является сам автор.

---

Мухаббат не стала больше возражать.

У Фазыла со Светой засиделись допоздна. Холостяцкий дом преобразился. Он сверкал чистотой, дышал каким— то особенным, только руками доброй и любящей женщины создаваемым уютом.

Поужинали, старательно нахваливая молодую хозяйку. Потом долго разговаривали за душистым кок-чаем. Рустам снова повеселел. Казалось, он забыл о недавнем разговоре

Однако рано утром он попросил зеркало, достал из ниши бритвенный прибор и начал взбивать в стаканчике мыло.

— Куда это вы собрались? — удивилась Мухаббат.

— В город. В общество слепых…

Мухаббат промолчала. Она понимала, что никакие слова сейчас не помогут. В душе-то и она соглашалась о Рустамом, только пугалась той неизвестной жизни, к которой так упорно рвался муж. Не слишком ли рано? Достаточно ли он окреп?

СПАСИБО ВАМ, ДРУЗЬЯ МОИ!

Из города Рустам вернулся радостный, окрылённый. Мечта сбылась — он будет работать. Начнётся наконец нестоящая жизнь. Ои окончательно избавится от безвыходного сидения дома, в тягостном одиночество. А если добавить, что теперь Рустам каждый день, всегда, когда захочет, видит самых дорогих и близких ему людей маму, Мухаббат, Адхамджана, видит цветы и солнце, деревья и небо, весь мир, — то каждый поймёт почему этот совсем ещё недавно угрюмый о замкнутый человек беспрестанно улыбается и что-то напевает.

— Что с вами? — поражено застыла на пороге вернувшаяся с работы Мухаббат.

— С тебя суюнчи! — стремительно шагнул ей навстречу Рустам. — Самый жаркий и нежный поцелуй!

— Вай, сгореть мне со стыда! — покраснела Мухаббат и опустила глаза. — Вы поглядите, что с этим человеком делается? Да что случилось-то?..

— Меня приняли на предприятие. Я теперь полноценный человек. Рабочий!

В голосе Рустама прозвучало столько счастья и гордости, что Мухаббат тут же забыла свои недавние страхи и сомнения, и от всей души порадовалась за мужа. Она крепко обняла Рустама и, чего никогда не делала, поцеловала его прямо в губы.

— Ох, держи меня! — шутливо воскликнул он. — Вот это суюнчи!.. Прямо голова закружилась.

— Тоже мне рабочий! — с тёплой иронией прошептала Мухаббат, прижавшись головой к груди Рустами — Горы собирается воротить, а от одного поцелуя с ног валится…

— Родная моя, Соловейчик мой черноокий!

Правда, весь разговор, состоявшийся сегодня в городе, Рустам жене не передал.

Зоя Кузьминична, едва он переступил порог её маленького кабинетика, живо поднялась навстречу.

— Шакиров? — на всякий случай уточнила она. — Я не ожидала, что вы так быстро приедете. Садитесь, пожалуйста. Вот сюда, кажется…

Она попыталась нащупать рукой стул, но Рустам уже пододвинул его и сел.

— Да, — грустно улыбнулась Зоя Кузьминична. — Я я забыла, что вам больше помощники не нужны.

Она тряхнула головой, как бы отгоняя минутную слабость, и лицо её снова приняло жизнерадостное и энергичное выражение.

— Ну как, не устали в дороге?

— Да нет.

— Это хорошо. С бодрым человеком и разговор получится.

Она снова села за стол, стала задумчиво перебирать большие плотные листы бумаги, испещрённые знакомыми точками. Рустама поразило её лицо. Таких красивых женщин он мало видел в жизни. Нежные, чёткого рисунка и в то же время по-детски чуть припухлые губы, ямочка на нежного румянца щеках, высокий чистый лоб, над которым чуть приметными волнами лежали густые каштановые волосы, сбегавшие за плечи двумя длинными тяжёлыми косами. Но твёрдый подбородок и прямой нос с едва приметной горбинкой выдавали сильный, волевой характер, кроющийся за этой женственно мягкой внешностью. И только постоянное напряжение на лице, выражение насторожённости, будто Зоя Кузьминична постоянно к чему-то прислушивалась и не могла расслышать, а оттого виновато улыбалась, свидетельствовали о её слепоте. Глаз, скрытых за изящными чёрными очками, не было видно.

— Рассматриваете? — догадалась она. — Ну и как? Сгодилась бы я вам в невесты, будь сердце ваше свободно?

Рустам смущённо молчал, и Зоя Кузьминична звонко расхохоталась. Рустам вспомнил их первую встречу в собесе, вспомнил, как подумалось, когда впервые услышал её бодрый и хрустально чистый голос: «Девушка, должно быть, лет двадцати». В общем-то ошибся он не очень. Телеграмма Евдокии Васильевны подтвердила это. Да, телеграмма! Сказать о ней Зое Кузьминичне? Нет, не стоит, видимо… Пока не стоит. Он же ещё не знает всего и наверняка. А как бы было замечательно осчастливить сейчас эту милую девушку! Но нет, нельзя. Сначала надо всё до конца выяснить…

— Ну, а теперь перейдём к делу, — уже серьёзно сказала Зоя Кузьминична.

В это время в кабинет вошёл Газимбек Ганнов. Поздоровавшись с Рустамом за руку, присел к с голу.

— Недавно у нас побывала ваша жена, — продолжала между тем Долгова. — Газимбек Расулович рассказывал, что Мухаббат как-то по-особенному присматривалась к производству, к рабочим… Не по вашему ли поручению?

— Нет, специально об этом я её не просил, — ответил Рустам. — Но разговоры о том, что я хотел бы начать серьёзную трудовую жизнь, у нас были. Неоднократно.

— Это хорошо, — задумчиво проговорил Газимбек. — Только одного желания мало… У нас, я вам прямо скажу, пока далеко не мёд.

Ганиеву вдруг вспомнились все треволнения, которые пришлось ему пережить за последнее время. Нехватка сырья, жулики на подсобном хозяйстве, подло обворовывавшие слепых, история с полуавтоматами. Даже случай с лезвиями почему-то вспомнился. Но Газимбек тут же в душе выругал себя: «Какие, дьяволу, лезвия?! И полезет же такая чертовщина в голову, когда, можно сказать» судьба человеческая решается!..»

— … Да, не мёд, — Ганиев даже пристукнул по столу невесть как оказавшимся у него в руках карандашом.

Рустам заметил, как резко переменилась при этих словах Зоя Кузьминична. Губы её нервно дрогнули, но тут же сомкнулись в жёсткую складку. Румянец на лице медленно истаял, оно побледнело и будто окаменело. Даже симпатичные ямочки на щеках пропали.

Заметил перемену и Газимбек. Он начал нервничать.

— Вы поймите меня правильно. Я не против поступления Рустама Шакировича на наше предприятие. Рабочие нам всегда нужны. Тем более такие, грамотные… — Ганиев помолчал, будто подбирая лестные для Рустама определения, но ничего, видно, не придумав, снова пристукнул карандашом по столу. — … Только я хотел бы сразу предупредить…

— Газимбек Расулович, — послышалось напряжение и в голосе Зои Кузьминичны. — Похоже вы…

— Извините, товарищ Долгова, — суховато перебил её Рустам. — Ваш директор по-своему, может быть, и прав… Но он об одном забыл. Я не люблю громких слов, но сейчас без них, кажется, но обойтись. Я — солдат, товарищ

Ганиев, я — коммунист! Вам, фронтовику, наверное, не надо разъяснять, что это значит. Что же это вы меня пугать вздумали? И чем — трудностями! Да знаете ли вы, что самая страшная трудность — одиночество и беспомощность, сознание того, что ты лишний среди людей?.. Эх!..

— Вы меня не так поняли, — встал Ганиев. — Если бы вы нам не были нужны, мы не посылали бы за вами. И вообще, у нас принято с каждым вновь поступающим на предприятие проводить такие беседы. Чтобы потом недоразумений не было. Посулили, дескать, золотые горы…

— Я в такой беседе не нуждаюсь, — уже резко оборвал директора Рустам. — Скажите, когда вы поднимались в атаку, на шквал смертоносного свинца, вас тоже пугали опасностями и трудностями?

— Ну, знаете ли, — развёл руками Газимбек. — Сравнили!..

— В такие минуты, — не слушая его, продолжал Рустам, — были только слова: «За Родину! За партию!» И я сейчас поднимаюсь в атаку. Может быть, самую для меня в жизни важную. Что же вы меня паутиной какой-то опутываете, подножку норовите подставить? Я буду работать на вашем предприятии, даже если вы этого не захотите!

— Да откуда вы взяли, что я не хочу? — уже закричал Газимбек. — Паутина! Подножка!.. Надо же придумать такое!..

— Молодец, Рустам! — засмеялась Зоя Кузьминична, — Дайте, голубчик, я расцелую вас!

Лицо её снова ожило, щёки порозовели, обозначились в улыбке так красившие её ямочки.

— А вас, Газимбек Расулович, я сегодня прямо не узнаю, — повернулась она к директору, и в голосе её прозвучал укор.

— Ну, ладно, ладно, — примирительно проворчал тот. — Честно говори, я и сам не понимаю, как меня на эту душещипательную беседу занесло. Бес попутал, так, кажется, в старину говорили?

Он шагнул к Рустаму.

— Ну, рабочий класс, давай руку. Чувствую, пополнение у меня — гвардейское. Завтра же всё окончательно и оформим…

Теперь всё это позади. Душа его свободна от пут. Он больше не будет проводить дома бесконечные дни одиночества, утешаясь лишь грёзами о будущей работе. Он теперь будет на самом деле работать. Он — рабочий. В рабочем строю теперь есть и его законное место.