Мария Халаши - На последней парте

• Название: На последней парте
• Автор: Мария Халаши
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1966

Девочка-цыганка Кати Лакатош приезжает со своей семьей из провинции в Будапешт. Озорной, непосредственной Кати, не умеющей сдерживать свои чувства, очень трудно привыкать к другой школе, к новым друзьям. Все предрассудки цыганской жизни, к которой приучена Кати, приходят в столкновение с новой средой, с новыми отношениями между людьми в сегодняшней Венгрии. Но новое побеждает, и после множества смешных и грустных историй у Кати появляются друзья, она привыкает к своему классу.

---

14

В классе уже только и было разговоров, что о соревнованиях. Даже Коняшка пообещал по арифметике и венгерскому исправить отметку на тройку. Именно исправить — ведь до сих пор он получал только единицы!

Следовало что-то предпринять и с Кати, потому что пока перспективы у нее были не блестящие. Впрочем, положение еще не было безнадежным, ведь до конца полугодия оставался еще месяц…

Вот только нужно с ней позаниматься. Если бы кто-нибудь занимался с ней по три раза в неделю, можно было бы добиться больших успехов. Так кому же поручим заниматься с Кати?

Конечно, Аги Феттер, ведь она уже оказала ей такую «действенную» помощь!

Кати хотелось сказать, что лучше бы Персик или Пишта Кладек, но она ничего не сказала. Право, это очень хорошо с их стороны так беспокоиться о ней, пусть же не думают, что она еще и привередничает.

Итак, завтра в три часа дня Аги придет к ней…

Из школы Кати пулей помчалась домой. На одну только секунду забежала к Этуке, поблагодарила. Покупать ничего не стала — не беда, поужинают яичницей с луком. И потом тетя Лаки делает сегодня хворост на всю семью. Кати сразу же взялась за уборку. К двум часам все сверкало.

К половине третьего она вычистила даже дверные ручки.

В три часа покрыла стол маминой голубой шалью.

В половине четвертого шаль свернула и разложила на столе тетрадки, чтобы, как только Феттер придет, начать заниматься.

В четыре часа выбежала на кухню вымыть руки — ладони были совсем мокрые от волнения.

В половине пятого пришел папа и очень удивился, что Кати сидит на стуле и смотрит в окно.

В пять она зашвырнула тетрадки и портфель. И в половине шестого пошла на угол, к Хромому дяде.

… Давным-давно уже не сидела она на тротуаре, возле деревянной ноги Хромого дяди. Куда там, она просто примерзла бы к асфальту! Хромой дядя уже не торговал цветами: на столе, покрытом жестью, высокой горкой громоздились, поблескивая красными бочками, яблоки. Крюк, вбитый сбоку в стол, придерживал не розовую шелковую бумагу, а коричневые пакеты. Кати не нравилось, что Хромой дядя торгует яблоками, хотя стоило ей подойти, он тотчас угощал ее. И все равно Кати это не нравилось. Цветам она радовалась куда больше. Очевидно, Хромой дядя тоже, потому что с тех пор, как место цветов заняли яблоки, он стал совсем мрачный и хмурый. Бывало, Кати полчаса простаивала возле него, а он и словом не обмолвится. Раньше все-таки хоть что-нибудь да говорил. Больше про цветы. Как-то, например, рассказал Кати, что есть такой цветок, который от всего вылечить может. Растет он в дремучих лесах, прячется под большими листьями. Если укусит ядовитая змея, нужно обязательно отыскать его, втереть прямо в ранку, и смертельный змеиный яд станет безвредным. Кати очень любила рассказы Хромого дяди. Есть, например, и такое дерево, которое цветет раз в сто лет, а кто увидит его цветок, всю жизнь будет счастлив. А кактусы! Их бесчисленное множество, самых разных; а есть такие, которые сами меняются. Посадишь такой в краснозем — он станет красным, в желтый песок посадишь — пожелтеет, разбросаешь вокруг малые камешки — и он станет как галька, а вовсе не кактус. А то еще есть цветок, который мух заглатывает!.. Кати так хотелось бы еще послушать про это, но Хромой дядя молчал, словно онемел. Только закашляется иногда и потом долго не может отдышаться, прямо со свистом воздух втягивает. А на прохожих, что останавливаются возле стола с яблоками, смотрит сердито, и ни одна душа у него не покупает.

Постояла-постояла возле него Кати и пошла домой.

Когда на другой день Кати спросила Феттер, почему она не пришла, Аги только головой встряхнула: «А что?» — и уже отвернулась было от Кати, но потом вдруг что-то пришло ей в голову, и она сказала:

— Знаешь что, приходи лучше ты к нам. Я предупрежу маму.

Кати готова была на голове ходить от радости. Все-таки она хорошая, эта Феттер, — вот к себе зовет. Кати попросит у Хромого дяди несколько привядших астр и отнесет Аги. Ах да, у Хромого дяди нет сейчас цветов! Ну ничего, сойдет и яблоко!

— Завтра… Нет, это не годится… Послезавтра у меня балетный кружок… Вот что, приходи в субботу! — сказала Феттер и стремительно убежала: следующий урок был география, а она была ответственной за карты.

Что правда, то правда, до субботы Кати и не раскрыла учебников — не беда, у Феттер все выучит! Сделала только «геометрическое тело», то есть кубик из картона склеила, за что сразу же получила пятерку: ее кубик вышел лучше всех.

Шаньо кубик тоже понравился. Вечером Кати показала ему и спросила:

— Скажи-ка, что это?

— Кубик, — недолго думая ответил Шаньо.

— Держи карман шире! — торжествовала Кати. — Геометрическое тело!

Шаньо повертел кубик, внимательно осмотрел его и объявил:

— Кубик.

— Тетя Дёрди лучше знает, чем ты! Геометрическое тело!

Шаньо спорить не хотелось. Он пожал плечами. Ему-то что! Этот кубик точь-в-точь как обыкновенный кубик, но если какая-то там тетя, пусть хоть и тетя Дёрди, называет иначе — что ж, пускай себе! К тому же Шаньо был занят совсем другим: он хотел купить туфли и уже высмотрел роскошные желтые полуботинки, точно такие, какие надевал по праздникам Шани Добо, но отец не позволил купить их. Купи себе, говорит, приличные коричневые ботинки на шнурках! Это, видно, тетя Лаки его настропалила. Во все-то она вмешивается! Подумаешь, ну залатала ему в прошлый раз рубашки, ну и что из этого…

— Геометрическое тело, геометрическое тело, — распевала Кати, пританцовывая вокруг стола. Потом вприпрыжку вылетела на кухню и вытащила из ящика коробочку с пуговицами. Отодвинув геометрическое тело, высыпала содержимое коробки на стол. Кати выбирала из разноцветной горки то одну, то другую пуговицу и подолгу рассматривала. Большую лиловую пуговицу, найденную когда-то в шкафу под бумагой, она посмотрела на свет. Пуговица сразу стала прозрачно-розовой. Потом, улыбаясь, поглядела на толстенькую коричневую пуговку — вылитый муж тети Дёрди! Тоже с большим таким животом. А белая перламутровая пуговица напоминала луну, и даже с темными пятнышками. Любимицей Кати была плоская красная пуговка. Если отставить ее подальше да зажмурить один глаз, видно, как красная пуговка улыбается. А еще она умела прыгать. Поставит Кати спичечную коробку, скажет: «Гоп!» — и красная пуговка перепрыгивает через коробку. А вот пуговицу с золотым ободком Кати не любила, хотя вообще-то золотой ободок — это очень красиво. Она выудила из горки коричневую пуговицу от пальто. Пуговица была украшена сверху полосками, а глубокие дырки смотрели на Кати словно чьи-то глаза. Кати погладила полоски на пуговице. «Вроде меня, — подумала она, — лохматая!» И положила ее — единственную — в пенал, остальные же смела опять в коробочку. Но в ящик коробку не стала прятать. Зачем? Ведь завтра суббота…

Тетя Лаки сердилась:

— Не съешь этот соус, в воскресенье не получишь ватрушек!

Кати обожала ватрушки, но соус не шел в горло. А ведь из школы она прибежала такая голодная, что сразу, даже не заходя домой, постучалась к тете Лаки. Тетя Лаки теперь почти всегда готовила и для них.

Но когда вкусный соус был уже в тарелке, до Кати вдруг дошло, что сегодня суббота и она идет к Феттерам. Как ни сердилась, как ни грозилась тетя Лаки, Кати уже было не до еды.

Она завернула в газету коробку с пуговицами, перевязала шпагатом и, хотя папа разошелся вовсю, так и не осталась дома раздувать огонь — конечно, Шаньо опять принес сырые дрова… Но нельзя же заставлять Феттер ожидать себя!

У нее чуть сердце не выскочило, когда она увидела на вычищенной до блеска медной табличке надпись: «Агоштон Феттер». Агоштон. Странно все-таки, что такого маленького человечка, как дядя Феттер, зовут Агоштон! Кати позвонила. Звонок отозвался у нее в животе гулким эхом. С замиранием сердца она ждала: вот сейчас дверь распахнется, и она переступит порог. Уж конечно, у Феттеров должна быть такая же фарфоровая танцовщица, как у доктора Жиги. Кати, стараясь даже, не дышать, прислушивалась, не идут ли уже открывать дверь. Никто не шел.

Кати снова позвонила. Теперь уже не коротко и робко, как в первый раз, а долго и настойчиво. Никакого ответа. Нажала кнопку еще и еще раз, — вдруг они просто не слышали? Ответом была мертвая тишина, словно Кати завернула ненароком на необитаемый остров.

«Их нет дома!» Эта мысль потрясла Кати, и сердце ее сжалось, словно на него положили ледяную тряпку.

Вне себя от горечи и от ярости, она била, дергала, ломала звонок, и он вторил ей, жалобно всхлипывая.

Из соседней двери высунулась голова.

— Одурела ты, что ли? — спросила незнакомая тетя. Кати не знала, что ей сказать, ведь на такой вопрос невозможно ответить ни «да», ни «нет».

— Не видишь, что нет их дома? — продолжала незнакомая тетя. — Они уехали к бабушке в Фот сразу же после обеда. Они всегда проводят там субботу и воскресенье…