Натан Альтерман - Избранные стихи в переводе А.Гомана - часть 2

• Название: Избранные стихи в переводе А.Гомана - часть 2
• Автор: Натан Альтерман
• Издательство: Заметки по еврейской истории N157
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012

---

Устам и кубку дал серебряные блёстки.

Как с рукояткой лезвие, с тобой я слит,

К тебе вернусь я, как дорога к перекрёстку.

Луна себя колодцам рада раздарить,

С урчанием закаты городá глотают.

Мой мир! С тобою можно век прожить,

Кто ты не ведая и что ты есть не зная.

Не зная голоса, не зная цвета глаз,

Не кланяясь, как принято, при встрече.

Соседом скромным в коридорах всякий раз

Идёт из сада ветер утром и под вечер.

Честь времени, что в жарких кузницах поёт!

В нём наши песни все стареют и немеют.

Ты, Бог, металлов сердце знаешь: и оно

Не устоит пред музыкой твоею.

Хотя исчезло колдовство дорóг

А лики паровозов жаром опалённы,

Вдруг поезд иногда, как заяц, наутёк

Проносится в лесах, ветрами опьянённый.

Или ночь летняя падёт росою вдруг

На тяжкие машины в бледном свете лунном…

Железо на старинной скрипке, друг,

Ещё умеет на лету водить по струнам.

2

Весь Божий мир погружен в тёплый пар ночной.

В дыхании небес, что темнотою скрыты

За окнами, давно забывшими смех свой,

Покой воды и звёзд моим глазам открыл Ты.

Но вновь оставишь нас, растерянных сирот,

И не для нас Твой сад листвой замашет.

Лишь вечер иногда, хромая, вдруг пройдёт,

Стуча в свой барабан в предместьях наших.

…И от листов письма, затей не по уму,

От скудной трапезы без слов благословенья

Вдруг кто-то близоруко всмотрится во тьму,

Как истощённый лев на запах дуновенья.

В час одинокой скорби помоги ему,

Прости поспешные и мелкие деянья.

Когда Ты дашь весну лесам и тростнику,

И сердцу бедному его дай одеянье.

Мой путь к Тебе открыт. Душой спокоен я.

Пусть топчет этот путь сейчас толпа прохожих –

В час старости моей найдёшь всегда меня

Готовым агнцем стать в твоих стадах, о Боже!

Странный стих

Засвечу и опять загашу лампаду,

На жизнь и на смерть свой оставлю напев.

Слова не заплачут – бояться не надо,

В крепкой клетке из рифм слова заперев.

Он твой голос хранил и шагов отголоски,

Колыбельку пустую легонько качал

И, как в прежние дни, он рассказом неброским

Печаль óкон и рук твоих, мать, освещал.

Обнажённым он видел город наш пред зарёю,

По больницам ходил со свечою своей,

Улыбаясь, он гладил камни улиц рукою

И в большие глаза целовал лошадей.

Милосерден, силён он всегда появлялся

И склонялся смиренно пред печалью любой.

И желал лишь, чтоб ритм его строк воплощался

Как металл беспощадный, как марш боевой.

…Я ресниц его медь

Подниму клещами,

Но напрасно просить: закричи, будь слабей!

Он негромок, красив,

Слёз не льёт он ручьями,

Он меня и прямей и сильней.

Да, сильнее меня! Он с поблекшим щитом

Без надежд

Предо мною снова.

От него добивались

Признанья кнутом,

Мать, но он о тебе

Не сказал ни слова…

Ты прости отрешённость слов, сложившихся в строки,

Холод рифмы прозрачной прости до поры

И обиду любви, столь простой и жестокой,

Что её я одел в плащ из звонкой игры.

Я хотел, чтобы вырос умён и высок он,

По протоптанной тропке бродил с ним не раз

От стены до стены, от стола и до óкон

Меж картин и до боли натруженных глаз.

Не считай его чуждым… Так просто в ночи

Пробудить

Его сердце к мольбе.

Ты ведь знаешь, читая его у свечи:

Все буквы – улыбки тебе.

Старый дом и голуби

Резьба на дверях и карнизах кругóм,

От зеркала плёнки слой тусклый отстал.

К закату идут твои дни. Стар ты, дом,

Как стар твой пергамент и стар твой металл.

Уж сколько раз лето скрывало забор,

Сколько раз примерял он наряд осенний!

Колодец твой с кем говорит до сих пор?

На сколько часы отстают поколений?

Дом каменный спящий…

В косматом саду

Стада облаков всё толпятся несметно.

Небесные пастыри в синей шерстú

Над городом чинно идут

И тысячефлейтно

Тебе салютуют,

Как другу, в пути.

А знаешь ли ты, сколько сотен –

С чего бы?! –

Стай голубиных заполнили трубы

И арки твоих подворотен?

До самой ночи

Не повозки гружёные тронулись в путь,

И не песнь их глухая загудела в тиши –

Это движется время, пройдёт – не вернуть!

Драгоценно и хрупко. Не надо спешить!

Ведь когда ещё сможем пойти по следам

Улиц, в тень ускользающих с ловкостью зверя,

Громовой тишины, их встречающей там,

Неба, близкого так, что нам трудно поверить.

И когда ещё шёпот услышим мы тот,

Что сердца согревает, вселяет покой:

Это улица, в зеркало глядя, поёт,

Провода заплетая косой.

Это тусклый свет осени в окнах притих,

И, как спирта огонь, воздух сказочно синий,

Это – ты, проходящий меж статуй немых,

Как они, опьянён тишиною и силой.

Когда холод полей нас с тобою наполнит,

Стража ночная

Пост в воротах займёт,

На ступени дворца вдруг опустится полночь

И факелом весь осветит небосвод.

Первая улыбка

Не призывай меня с отчаянной мольбой.

Душа моя всегда к тебе летит,

Со всех дорог на твой порог приду.

Не нужно звать, не нужно много слов.

Мой путь тяжёл и нищ.

Где б ни был я, душа моя всегда к тебе летит.

Всё в мире стихнет, всё пройдёт,

но ты всегда есть ты, и ночь ещё жива.

Гудящею толпой, сжав кулаки, у края сердца

собралось так много дум…

И ночь ещё жива. Леса её шумят.

И дышит тьма, из тысяч труб дымит.

Как рёв в зверинце, нарастает шум.

И, если в одиночестве глаза твои

печалью осенят бессонницы круги,

И, если имя звонкое твоё трёхструнное

в пыли не сможет зазвучать,

Пусть знает тишина, убийца слёз,

пусть знает неизбывная твоя печаль,

Что возвращаются всегда, всегда к тебе

из города, где всё воюет и дымит,

Чтобы ещё хоть раз тебя обнять.

Конца мгновенья велики!

Гаси свечу скорей, свет молит утомлённый.

Молчи, молчи ещё! Я воздухом дышу

невиданных высот и всё плывёт кругóм.

Ты! Никогда в тебе ещё я не жил! Ты - море мне,

ты запах родины моей солёный!

Всегда внезапна мысль о тебе, как взмах дверей

и ветра, как прыжок пантеры напряжённый,

Как счастье бурное со сломанным крылом.

Я твёрдо знал, что ты всегда, губ бледных дрожь унять стремясь,

в тени меня ждала.

Я слышал шёпот твой, он догонял упряжки,

исчезал, скрываясь в экипажах.

Не раз в тумане праздников, один, сознание

теряя у стола,

Я знал: ты здесь, ты спряталась в углу,

осталась в темноте, со всеми не ушла,

Чтоб я застыл в руках твоих холодных.

Прошли в молчанье годы вдоль твоих окон;

давно в шкатулке серьги умерли резной.

Спокойный холод худобу всех черт лица,

как скульптор, изваял.

Когда, шатаясь, как во сне, ты шла ко мне,

а горизонт пожар завесил пеленой,

Ты, заплатив сполна, хранила для меня

то, что ценней всего: печали хлеб сухой.

И свет улыбки первой – вспыхнул и пропал!

Девочка, пасущая гусей

Шум смолкнул. Тишины щемящей миг. И снова запевает

В ночи идущую от сердца песнь бескрайних далей хор,

И на бульварах сумрачных осенний ветер раздувает

Багряно-золотой костёр…

Дом пуст был. Свет свечи мигал на потолке и стенах тёмных.

А на картинке в книжке, усыпившей сладким сном детей,

Над пропастью, могуч и одинок, мычал козёл огромный…

Но меж листами улыбалась мне пасущая гусей.

На вершине молчаний

Тишина над вершинами дней твоих тает,

Золотятся поля, и парят там и тут

В небесах голубых голубиные стаи.

Как большие качели –

Опустились, взлетели, –

Зори утром и вечером гаснут, встают.

Тебя видеть и помнить ресниц твоих тень!

Из сердец, обновлённых, как месяц, чтоб жить

Для тебя для одной, вынем грустную песнь –

Можешь лаской её погасить.

Те виденья , что пали, не поднялись с тех пор…