Александр Шитков - Благородство в генеральском мундире

• Название: Благородство в генеральском мундире
• Автор: Александр Шитков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 9-5-91229-026-8

Имена отца и сына Тимофея Ивановича и Алексея Тимофеевича Тутолминых были широко известны в общественных кругах России на рубеже XVIII–XIX веков. Род Тутолминых происходил из потомственных военных, служивших в русской армии воеводами и стольниками в XVI–XVII столетиях. Тимофей и Алексей Тутолмины проявили себя не только на военном поприще, но добились больших успехов, будучи в мирное время на различных административных должностях. Своей просветительской деятельностью они способствовали процветанию России. Вели переписку с императорами: Екатериной Второй, Павлом Первым, Александром Первым, с полководцами А. В. Суворовым и Г. А. Потёмкиным, писателем Г. Р. Державиным.

Книга написана на основе неопубликованных документов, значительная часть которых впервые вводится в научный оборот. Это первое в нашей историографии подробное исследование жизни и деятельности патриотов России, генералов-меценатов Тимофея и Алексея Тутолминых.

Книга рассчитана на историков, краеведов и всех интересующихся отечественной историей.

---

Тутолмин, заняв место свое по старшинству и не дав еще времени присутствовавшим, как говорится, образумиться, встав с места своего, предложил собранию:

— Не благоугодно-ли будет выслушать его мнение о том, каким образом предполагает он было-бы возможно и удобно учредить запасные хлебные магазины и как мнение его, соответственно предмету и многих совокупных с оным обстоятельств, должно быть пространно, то просит собрание дозволить ему изложить его письменно.

Все были согласны и спрашивали Тутолмина, когда же его высокопревосходительство заблагорассуждает представить мнение свое? Что они, соображаясь высочайшей воли государыни императрицы как можно скорее привесть дело сие к окончанию, готовы нарочито собраться для выслушания его мнения.

Тимофей Иванович, оставив место свое и подойдя к аналою, за которым стоял протоколист, попросил собрание, чтобы приказано было протоколисту писать то, что он будет говорить.

Приняли — согласились.

Четыре и пять часов писал протоколист под диктовку Тутолмина, писал не один, а переменилось три или четыре писца; Тимофею Ивановичу семь или восемь стаканов воды подали; сенаторы, заседавшие, проклинали минуту, в которую изъявили согласие выслушать его мнение! — им нестерпимо есть хотелось, многие просидели жирный заказной обед, другие манкировали на биржу, по согласию, приехать устриц есть, иные, ах! Иные были вне себя, забывали благопристойность, говорили и громко говорили много неприятного на счет Тутолмина, — да как было и не говорить, не сетовать! Он был (Тутолмин) причиною, что они обманули любовниц своих, не явились в час, назначенный на месте условленном, думали, ах! Что-то нам будет от милых и пр., и пр. В продолжение разнородных негодований полного общего собрания правительствующего сената, Тутолмин диктовал, а протоколист писал, и когда окончил и, обращаясь к собранию, спросил:

— Не благоугодно-ли будет приказать прочесть? Может быть, нужно будет сделать изменения, что он, по краткости времени на соображение, что-либо опустил; что, вероятно, почтеннейшие члены высшего правительственного государственного трибунала (слова Тутолмина) знают многие обстоятельства по опытам и мудрому созерцанию, которые будут несовместны и неудобоисполнительны по предположению его?

— «Нет! Нет!» Все единоустно вымолвили: «хорошо, прекрасно, все удобно, все возможно, переписать и всеподданнейше представить на высочайшее благоусмотрение всемилостивейшей государыни императрицы.

Нарышкин, верно Л. Алекс, отец А. Львов, известный шутник, кричал во все горло, что его впредь в общее собрание и калачом не заманят! Что горшок с грибками молодыми, которые он сам купил и особенно сам с кухмистером своим занимался утро, как их приготовить, пропал для него, может быть, всегда! «Бог ведает, долго-ли еще проживу, попадутся ли мне в жизни такие же молодые грибки! Будет-ли у меня такой страстный аппетит на грибы, как теперь!» — говорил Напышкин и, в заключение, сказал, что упадет к священным стопам матушки-государыни и будет просить, чтобы всемилости-вейше приказала не присутствовать ему в сенате, не допустила бы ему умереть преждевременно голодною смертию!

Умники-сенаторы или, по крайней мере, так сами о себе думавшие, соглашались, без прочтения и рассуждения, надиктованное Тутолминым представить государыне в чаянии того, что много встретится противоречий в сочинении его проекта, составленного, как они видели и слышали, без всякого к тому приготовления; ласкали себя надеждою, что проект Тутолмина, подобно как и их проекты, бывшие императрице представленными, будет возвращен в сенат на рассмотрение и соображение их, — и благовременно уже лакомили себя тем, что они Тутолмина при сем благоприятном для них случае, как говорится, в лоск положат. Сверх сего — тайно, не сообщая друг другу, содрогаясь внутренне в самом себе, не один из них кичился самолюбием в том, что самолюбие ее величества будет уколото и что неприятности этой государыня сама виновница.

Государыня садилась за обеденный стол обыкновенно в час пополудни. Спросила, перед выходом в столовую, камердинера:

— Тут-ли Тимофей Иванович? На ответ — нет, — государыня приказала послать курьера узнать здоров ли он, и изволила сказать:

— Подождем садиться за обед.

Через 10 минут доложили государыне, что Тутолмин в сенате, стоит у аналоя и диктует.

— Помоги ему Бог! — сказала Екатерина и вышла в столовую к обеду.

Переписали проект прямыми литерами полу-уставом, — Екатерина любила этот почерк и другого не читала или читала неохотно. В сем случае все было придумано, чтобы заставить ее прочитать сочинение Тутолмина, чтобы показать ей, что и она в людях ошибается, как и все прочие люди.

Так созерцавшие не ошиблись: государыня изволила читать и перечитывать проект ровно две недели одна, не отдавая, не показывая его никому, даже фавориту было неизвестно того что государыне благоугодно относительно проекта. Государыня приказала принести из библиотеки к себе карту всей Империи подать словарь Чулкова о внутренней в России торговле, в котором были подробно описаны все ярмарки, торги в городах, селах и деревнях, с полным объяснением где что делается, родится, как, куда и в какое время года произведению бывает сбыт, показаны расстояния, — лучшее историческое своего времени сочинение, едва ли в чем уступит сочинениям сего рода, в настояще время (1834 г.) написанным. Чулков был придворный актер, потом служил в сенате и был обер-секретарем.

Через две недели проект Тутолмина был от государыни прислан в полное собрание правительствующего сената с собст-венноручною ее величества надписью: «Быть по сему».

В тот же день, если не ошибаюсь, Тутолмину от государыни прислан был орден св. Равноапостольного Владимира 1-й степени»[70].

По возвращении Тутолмина в Петрозаводск раздоры с губернатором вспыхнули с новой силой. Наконец Державин, под предлогом обозрения еще двух уездов, выехал снова и отправился в Петербург, где благодаря ходатайству друзей, покровительству вельмож и вниманию Екатерины к автору «Фелицы» вскоре добился указа о переводе его губернатором в Тамбов.

Чин генерал-губернатора давал Тимофею Ивановичу право прямых отношений с императрицей, возможность проявлять инициативу, а близость его нового наместничества к Петербургу во многом облегчала связи и сообщения со столичной бюрократией. Вступив на пост генерал-губернатора и наместника, Тутолмин стал генерал-поручиком и кавалером еще одного ордена — Владимира второго класса. Новый начальник не потерял- и на севере — он многое сделал для развития и благоустрой-Петрозаводска, произвел реконструкцию местных пушечных заводов.

Олонецкие Петровские заводы, пережившие свой расцвет в первой четверти XVIII века, в 30–60 годы находились в полосе упадка и к началу 70-х годов XVIII века прекратили своё существование. Их место заняли новые металлургические мероприятия: Александровский пушечный завод и его отделения-литейные заводы в Кончезере, Кронштадте и Петербурге. Все эти заводы получили общее название — Олонецкие горные заводы.

На протяжении 40–50 лет Александровский пушечный завод с его отделениями являлся одним из главных арсеналов русского военно-морского флота. Во время русско-турецких и русско-шведских войн конца XVIII и начала XIX веков, в период Отечественной войны 1812 года и в годы Крымской войны (1853–1856 годов) Олонецкие горные заводы поставили тысячи пушек и сотни тысяч снарядов для флота и армии. Кроме того, на этих заводах изготовлялись важные детали для паровых, текстильных и других машин, а также художественное литье, украшающее и поныне многие улицы и мосты Санкт-Петербурга.

Перестройка Александровского пушечного завода началась в 1786 году и совпала с назначением на пост директора Олонецких горных заводов английского инженера Карла Гаскойна, приглашённого русским правительством для улучшения пушеч-но-литейного дела. В перестройке заводов энергичное участие принимал генерал-губернатор Олонецкой и Архангельской губерний Тутолмин6. Например, во время перестройки Александровского завода он пробыл в Петрозаводске неотлучно 11 месяцев «на опыте лить пушек и снарядов по новой системе»[71]. кропотливая работа сразу дала положительные результаты. енерал-губернатор Тутолмин в одном из своих донесений в Петербург отмечал успехи в производстве Олонецких пушек в середине 80-х годов. «В конце 1785 года и в начале 1786 года — писал Тимофей Иванович, — из отлитых 84 пушек при пробе разорвалось 4, в то время как в прошлые годы из 2316 оказались негодными 1305 пушек»[72].

Пушки и снаряды, изготовленные на Олонецких заводах отправлялись в разные районы страны. Большая часть их шла в Петербург, Кронштадт, Ревель и другие прибалтийские порты для крепостей и кораблей Балтийского флота. Караваны судов гружённые пушками и снарядами, следовали по Онежскому озеру, реке Свирь и Ладожскому озеру, а потом через Неву в Финский залив и дальше — к месту назначения.